Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя (прочитать книгу txt) 📗
Муж Оли… Ляля. Его друзья называли девушку Лялей. Господи, из-за своего временного помутнения я чуть было не совершила самую ужасную ошибку в жизни: провела ночь с парнем дочери своего мужа. Потому что в тот день, когда он обнимал меня за талию, когда его шершавая ладонь дрожала у меня на веках, а язык дразнил ладонь жалящими касаниями, мне хотелось уступить. Я так сильно нуждалась в его молодости, в его грубости и наглости, что меня всю ночь выворачивало наизнанку от фантомных звуков его голоса. К счастью, утром я прозрела и больше никогда не возвращалась к тому наваждению. Была уверена, что минутная слабость осталась в прошлом.
— Что значит «муж»? — переспрашиваю я, все еще тая надежду на какое-то недоразумение или очередную Олину идиотскую выходку.
Падчерица немного раздраженно вздыхает, явно собираясь выдать что-то в свойственном ей высокомерном тоне, но тут же подбирается, глядя мне поверх плеча. Даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто стал четвертым участником нашей сцены.
Я редко слышу, чтобы Олег ругался, но сейчас он выдает ударную дозу крепких слов. Жмурюсь, подавляя желание прикрыть уши. И одновременно пытаюсь придумать выход из положения.
— Папа, я все объясню, — только и говорит Оля. Это со мной она была храброй и наглой, потому что я просто «новая жена ее отца». Но с Олегом Оля всегда смирная и тихая, хоть и ему умудряется мотать нервы и доводить до того, чтобы он всерьез раздумывал лишить ее наследства.
— Что он здесь делает? — сдерживая злость, спрашивает Олег. Я спиной чувствую его злость, которая расползается вокруг невидимым черным дымом, готовым вцепится волку в глотку.
Да, именно так Кай и выглядит — как волк. Черный, взъерошенный, молодой и озверелый. И взгляд у него волчий: голодный, жесткий. Кажется, из нас четверых он единственный плевать хотел на происходящее. Прячет большие пальцы за пояс джинсов, ничуть не смущаясь того, что молния немного разошлась и редкая дорожка темных, жестких на вид волос неприлично толкается в сторону паха.
— Олег, я думаю, здесь точно не стоит об этом разговаривать, — влезаю я.
— Даниэла, не встревай, — отмахивается от меня муж. — Ты все время за нее заступаешься, и вот к чему это привело.
Оля смотрит на меня с немым вопросом. Немудрено, она-то не в курсе, сколько раз я уговаривала Олега не пороть горячку и вспомнить о том, что Оле всего-навсего двадцать два и она, как все девушки ее возраста, может быть категорична и груба, и совершает ошибки потому что пытается найти свой путь в жизни. Я не святая, совсем не святая, и делаю это не для того, чтобы очистить совесть, просто понимаю: Оля его единственная дочь, и их разлад все равно в первую очередь ударит по нашей семье.
— Одевайтесь и заходите в дом, — говорю, стараясь не смотреть на Кая.
Олег сверлит меня взглядом: недоволен, что я снова влезла в их семейное. Не видит, не понимает, что больше нет «его» и «мое», есть «наше». И как бы там ни было, я тоже в некоторой степени несу ответственность за Олю.
— Пожалуйста, Олег…
Он сжимает челюсти, но соглашается. И чтобы окончательно его успокоить — ныряю мужу под руку в поисках тепла и поддержки. Сила женщины не в том, чтобы быть ровным гвоздем в доске из железного дерева — я это знаю.
— Если я не убью его, мальчишка будет по гроб жизни тебе обязан, — бормочет Олег, пока я веду его к дому.
Я же просто надеюсь, что мы поговорим, придем к какому-то верному решению, которое устроит всех — и Кай навсегда исчезнет из моей жизни.
Глава пятая: Кай
Его рука у нее на плече: гладит поверх легкой полупрозрачной кофты, забирает ткань вверх, чтобы добраться до голой, покрытой сливочным загаром кожи. Пальцы скользят вниз, до тонкого острого локтя, и снова вверх, на этот раз зарываясь в волосы.
Делаю шаг вперед, чувствуя, как воздух в легких превращается в адский концентрат бешенства.
Я оторву ему руки, проломаю все пальцы, чтобы он больше никогда до нее не дотрагивался.
— Кай, ты что?! — Ляля тянет меня за локоть, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не оттолкнуть ее.
Я заведен до упора, и едва ли тормозов хватит, чтобы вовремя остановиться. Если, конечно, я захочу остановиться.
Четыре месяца, сто двадцать сраных дней, каждый из которых был наполнен ею.
Она стала моим наваждением, моей болью. Сиреневый взгляд кипятком ошпарил сердце, и теперь в груди просто комок кровоточащего мяса, на который судьбой нанесено ее имя: Даниэла.
— Дани его успокоит, все будет хорошо. — Ляля смотрит на меня с бестолково-счастливой улыбкой. — Я же говорила, если судьба дает шанс, его нужно использовать.
Она говорит еще что-то, но мне в принципе по хую до всего, что выйдет из ее надутого ботоксом рта, если, конечно, это не мой член.
«Повернись, — мысленно приказываю Даниэле, которая уже почти скрылась из виду. — Повернись, блядь!»
Не поворачивается, только крепче прижимается к плечу чужого мужика. Я лучше язык себе откушу, чем назову Никольского ее «мужем».
Я словно тигр в клетке, которого подразнили его самкой. Мир схлопывается до одной маленькой Вселенной, которая там, впереди, все еще мелькает за деревьями выбеленными солнцем прядями. У нее волосы — как белое золото высшей пробы. Идеальная кожа, в которую хочу вцепится зубами, попробовать языком, заклеймить каждый сантиметр тела гребаными засосами, как будто я сраный подросток.
— Сколько лет твоему отцу? — спрашиваю, доставая последнюю сигарету из пачки. Мне нужна порция яда в легкие, иначе я просто сдохну.
— Сорок пять, — растеряно говорить Ляля.
Я никогда не интересовался ее семьей. Старик Никольский пару раз угрожал мне расправой, если не отлипну от его золотой дочурки. Старый импотент даже не предполагает, что это не я к ней липну, а она ко мне. Скулит и просит быть с ней. Две недели назад я послал ее на хуй: прямым текстом, потому что даже трахать ее стало скучно. Потому что дрочить, думая о Принцессе, было приятнее, чем трахать золотую сучку. Вчера ко мне заявилась ее мамаша и вывалила на голову кучу говна о том, что я альфонс, что запудрил девочке мозги и вообще подсыпал ей наркоту, поэтому она так на мне двинута. Предложила денег, чтобы я исчез. Брезгливо всунула в руки толстые, перетянутые кислотно-желтыми резинками пачки «зелени». А я швырнул ей их в лицо и сказал еубывать с моей территории.
Ляля позвонила через час, сказала, что вскроет себе вены, если я и дальше буду ее избегать, а я сказал, что нам пора расписываться. Просто чтобы увидеть, как вытянется рожа ее мамаши, когда она узнает, что ее драгоценная дочурка стала женой альфонса, который предложил ей подтереться своими подачками. Она и вытянулась. Еще как, блядь, вытянулась.
Что происходит с моей жизнью? Час назад я был королем, который нагнул всех этих небожителей, отодрав их дочурку куда хотел и как хотел, а теперь меня тянет блевать и убивать, причем одновременно.
Тридцать. Она сказала, что в тот день ей исполнилось тридцать. Твою мать, Принцесса, нахера тебе этот старый козел с вялым членом? Хочется стабильности? Определенности? Или ты тоже золотоискательница?
Нет, кто угодно, но только не она.
Сжимаю кулаки. Ее тонкая шея, изящные руки с короткими ногтями, покрытыми бесцветным лаком. Ее волосы, которые хочу зачерпнуть полными пригоршнями.
Не могу туда пойти, потому что просто сверну ему шею. Никогда в жизни — а у меня всякое бывало — я не испытывал такой жгучей ненависти и непреодолимой тяги убивать.
Но я все равно иду. Потому что хочу ее увидеть.
Я полностью официально иррационален в этот момент. Даже звери, чувствуя опасность, пытаются найти себе убежище, а не идут ей навстречу. А я печенкой чувствую, как цунами по имени «Даниэла» летит прямо на меня, сметая на пути все преграды и барьеры. Разница в возрасте? Это всего шесть долбаных лет — и для меня они ничего не значат. Я простой парень без личного острова и «Майбаха», но у меня есть руки и я не боюсь тяжелой работы, вообще никакой работы не боюсь.
