Эверест (СИ) - Свирская Дарья (книга регистрации TXT) 📗
Сначала мы просто дружили. Общались, ходили друг к другу в гости с этажа на этаж. Позже я узнала, что Виталик после знакомства с нами переселился в общагу из съемной квартиры и на время запрятал автомобиль в гараже. А все потому, что мы, как-то рассуждая о социальном статусе, высказали с Дусей мнение, что бедный богатому не товарищ.
Ванька тогда криво усмехнулся, а Виталик изменился в лице, но никак не прокомментировал. Я разгадала ту сцену позже, когда неугомонная «сорока» принесла на хвосте, что эти парни относятся к категории «мажоров», а мы с Дусей, оказывается, «серые мыши», «лимита» и «выскочки», которые непонятно как отгребли самые лакомые куски на потоке.
О, когда мы обо всем узнали, случился Армагеддон. Мы рвали и метали, сначала склоняя наших мальчиков вдоль и поперек между собой, а потом уже и при личных встречах. Только Ванька, насколько я поняла, догадался закрыть Дусе рот поцелуем, а вот Виталик, выслушав мои претензии, просто собрался и молча ушел.
Потом я здорово жалела, что поругалась с ним, особенно, наблюдая за счастьем ДусяВани. Но он вернулся спустя долгие-долгие, растянутые до бесконечности дни, чтобы объясниться:
— Пойми, Лера, я тот, кто есть. И не могу поменять родителей или заставить их разориться ради твоего спокойствия.
Но к тому времени я, измученная собственным самоедством, была полностью согласна с его доводами, в душе признавая собственную неправоту, и раскаиваясь.
Мы помирились. И солнце снова стало ярче, а воздух вкуснее.
У наших пар шло все как-то параллельно. Поцелуи, свидания, влюбленности. Виталик вытащил все же из гаража свою машину, проворчав, что это удобство и время, и вообще, телега на колесах, не более. Ничего себе, телега, подумала я, иномарка последней модели! И мы, естественно, оценили, почти каждые выходные выезжая на природу, знакомиться с окрестностями столицы, или на шашлыки на дачу к Виталику.
У Вани тоже имелся автомобиль. Но он, пытаясь отстоять перед родителям собственную независимость, не пользовался не только им. Он не принимал от них никакой помощи, подрабатывая вечерами на разгрузке вагонов, хорошо учился, чтобы получать стипендию, жил в общежитии, ведя жизнь обычного студента.
Все шло хорошо. Виталик с Иваном сдружились, и наша четверка была неразлучна. Ровно до того момента, как он решил познакомить меня со своей мамой.
Она невзлюбила меня с первого взгляда. Это я поняла на интуитивном уровне, ей ничего не нужно было озвучивать. А говорила она, надо сказать, только хорошие вещи. Все культурно и интеллигентно, только глазами своими как зыркнет, и, кажется, испепелит.
Видимо, не ко двору пришлась моя родословная. А может типаж не тот, — я так и не узнала. Только с тех пор Виталик стал меняться. Сначала забывал о моих просьбах, после стал слишком занят для встреч, а потом и вовсе уехал на три месяца на какие-то заграничные курсы.
Его мама сама нашла меня в общежитии. Без приветствия и вступлений, она перешла сразу к цели своего визита:
— Он у меня один. И отдавать его в руки какой-то выскочки без роду, без племени, я не собираюсь.
Понимая, что ее не переубедить, я не стала сдерживаться, выплеснув на нее свою обиду:
— А вы-то сами какого роду-племени? Дворяне? А даже если и так, что такое титул? Или его наличие гарантирует любовь к вашему сыну? И почему вы так пренебрежительно отзываетесь обо мне? Да, я из маленького города. И воспитывала меня одна мать. Ну и что? Это как-то влияет на мои человеческие качества? Или на мое отношение к Виталику?
Она, уставившись на меня, растянула губы в неестественно фальшивую улыбку и демонстративно захлопала в ладоши:
— Браво! Какой накал! Сколько эмоций! Только я тебя, милочка, насквозь вижу. И охмурить моего сына не дам. Тебе же зацепиться тут нужно. Прописку получить, мужа богатенького. Чтоб один раз напрячься, а потом всю жизнь пожинать плоды.
Годы спустя, уже будучи замужем за Леонидом, я часто вспоминала слова той фурии. Потому что она оказалась права — я вышла замуж на все готовое, а сама во многих вещах так и не состоялась.
А тогда я задохнулась от ее предвзятых предположений:
— По себе других не судят, — слышали такое? И, знаете, ваш сын лучше вас. Он, хотя бы, честнее. Не маскирует, в отличие от вас, свое ко мне отношение.
— Скоро у вас не будет никаких отношений, уж можешь мне поверить! — Процедила она и направилась к выходу, а я, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься от обиды, отчаянно бросила ей в спину:
— За что вы так со мной? Почему? Что я вам сделала?
На мгновение, когда она застыла на пороге, мне показалось, что сейчас я услышу ответ. Но нет. Она открыла дверь и вышла, оставив меня наедине со своими мыслями.
Прошло время, и Виталик вернулся ко мне во всех смыслах. Из-за границы и из периода похолодания. Он признался, что не хочет обижать ни меня, ни мать, но так не выходит. А его сердце хочет быть только со мной. Это признание было единственным за три наших совместных года, но я лелеяла его как святыню.
В конце третьего курса Ваня с Дусей поженились, а мы были у них на свадьбе свидетелями и собирались вчетвером смотаться в Чехию в их медовый месяц. Но мою радость омрачило сообщение из дома: бабушку прооперировали. И мне, наспех собравшись, пришлось ехать к ним.
Это были первые с поступления каникулы, что я полностью провела дома, и самые тяжелые в моей жизни. Бабушка требовала постоянного ухода, и мама бросила работу. Я помогала по мере сил и видела, как быстро тают ее скромные сбережения, понимая, что нужно искать какой-то выход.
Скрепя сердце, я убеждалась, что он только один: перевестись на заочное и устроиться на работу. А так как моя помощь была необходима здесь, то предстоит попрощаться еще и со столицей.
Почти все лето Виталик провел со мной. Он снял квартиру неподалеку, и в свободное от помощи маме и поисков работы время я спешила к нему, чтобы провести его вместе.
Я поделилась с ним своими планами, а он, внимательно выслушав, сказал, что я мыслю однобоко, и есть еще множество других решений.
— Например, каких? — Спросила я.
— Например, продолжить обучение.
— Ты не понимаешь, маме не на что будет жить.
— Но почему ты должна взваливать это на свои плечи? — Странный вопрос, мою голову он не посещал.
— Потому что это моя семья? — Задала я ему ответный.
Тогда он предложил нанять для бабушки сиделку, или присылать маме определенную ежемесячную сумму. Только принять этого я не смогла. Потому что это были не его личные деньги, а его семьи. И не было никаких гарантий, что у его предложения в один прекрасный момент не истечет срок действия.
В столицу мы ехали в тяжелых чувствах. Потому что я должна была решить вопрос с документами и выписаться из общаги, обрекая нас на расстояние и время вдали друг от друга.
На следующей сессии мы встретились снова, и радость была невообразимой. Мы ходили везде, как приклеенные, держась за ручку, словно в детском саду. И мой новый отъезд воспринимался очень болезненно, до совместных слез, которые не стыдно было не прятать, и его бега по перрону за вагоном уходящего поезда, в котором сидела я. Но в городе меня ждала работа, которую нельзя было потерять.
Очередного учебного периода я не могла дождаться, и отправилась в столицу раньше срока, решив устроить Виталику сюрприз. В нетерпеливом предвкушении встречи я пробралась в его комнату и стала ждать. Только, как оказалось, сюрприз ждал меня. И приятным вовсе не был.
Я сидела в полумраке, представляя, как он обрадуется нашей встрече, когда отворилась дверь, являя в полоске света моего Виталика в обнимку с какой-то белобрысой девицей. Она, прямо с порога повиснув на нем, попросила не включать свет, и полезла к нему с поцелуями. А он был совершенно не против, активно шаря руками по ее телу.
Решив, что видела достаточно, я выразительно прокашлялась, а они, отпрыгнув друг от друга, наконец-то щелкнули выключателем.
Наши глаза встретились, и я поняла, что не могу встать с этого проклятого стула, не могу пошевелиться, не то, что достойно продефилировать мимо них. Я приросла к своему месту, не отрывая глаз от уже не своего Виталика, и сотни раз мысленно спрашивала: «Почему???»
