Само совершенство. Дилогия - Макнот Джудит (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
Она посмотрела на электронные часы на тумбочке – 20:20. В комнате было довольно холодно. Так холодно не бывает ни во Флориде, ни в Калифорнии, а значит, она не в отпуске. Да и в гостиничных номерах никогда не пахнет готовящейся едой. Значит, она не в гостинице, а у кого-то в гостях – в соседней комнате были слышны шаги.
Тяжелые мужские шаги…
И тут вдруг она вспомнила. Это было как удар кулаком в солнечное сплетение. Джулия рывком села, сбросив одеяло. В крови бушевал адреналин. Она быстро шагнула к окну. Механизм поиска путей к спасению заработал еще до того, как включилась логика. По голым ногам снизу вверх побежали мурашки, и Джулия, ежась от озноба, посмотрела в недоумении на то, что было на ней – мужская футболка, которую она вытащила из комода после того, как приняла душ. И тогда на ум пришли слова ее похитителя. «У меня ключ от машины… Другого жилья на этой горе нет… Ты замерзнешь и умрешь, если попытаешься убежать… Дверные замки легко открыть… Ты можешь побродить по дому…»
– Расслабься! – вслух приказала себе Джулия, но сейчас она была отдохнувшей и в полной боевой готовности, и ум ее лихорадочно искал пути к спасению, и ничто из того, что приходило ей в голову, ни в малейшей степени нельзя было назвать целесообразным. И в довершение всего ей страшно хотелось есть. Вначале еда, решила она, а затем все остальное.
Из сумки она достала джинсы, которые носила в Амарилло. После душа она постирала свое нижнее белье, но оно еще не успело высохнуть. Натянув джинсы, она открыла большой встроенный шкаф и окинула взглядом толстые мужские свитера, аккуратно сложенные на полках, в поисках чего-нибудь чистого, что она могла бы надеть. Достав из шкафа мешковатый свитер ирландской вязки кремового цвета, она приложила его к себе. Он доходил ей почти до колен. Пожав плечами и решив, что ей все равно, как она выглядит, и что под толстым свитером будет не видно, что на ней нет бюстгальтера, она надела его поверх футболки. Перед тем как лечь спать, она помыла голову и высушила волосы феном, так что теперь оставалось только их расчесать. Машинально она наклонила голову и несколько раз провела щеткой по волосам, как она делала это обычно. Почему-то это знакомое, рутинное действие странно успокоило ее. Она откинула волосы назад и слегка пригладила их сверху щеткой. Потом потянулась за сумочкой, чтобы достать оттуда помаду, но передумала. Наводить красоту ради сбежавшего преступника не только совершенно бессмысленно, но и опасно, если принять во внимание их предрассветный поцелуй на снегу.
Их поцелуй…
Казалось, прошли недели, а не часы, с того момента, как Зак поцеловал ее, и сейчас, когда она отдохнула и взяла себя в руки, Джулия уже нисколько не сомневалась в том, что целовал он ее с единственной целью – спасти свою шкуру. Никакой сексуальной заинтересованности с его стороны нет и никогда не было.
Господи, только не это! Как она вообще может об этом думать?
Джулия посмотрела на себя в зеркало в ванной и осталась довольна тем, что увидела. Она всегда была слишком занята серьезными делами, чтобы уделять повышенное внимание своей внешности. Когда она все же находила время присмотреться к себе пристальнее, то всегда приходила к выводу, что лицо у нее довольно необычное, если не сказать – странное, черты слишком резкие, не гармоничные. Как, например, глаза или скулы, или эта дурацкая ямочка на подбородке, которая углубилась годам к тринадцати так, что стала заметна еще сильнее. Одним словом, Джулия себе не очень нравилась. Однако сейчас она была вполне довольна увиденным. В джинсах, в большом, не по размеру свитере, без укладки и без косметики она едва ли покажется сексуальной Заку Бенедикту – мужчине, который переспал с сотнями красивых и знаменитых женщин.
Сделав глубокий вдох, Джулия решительно взялась за ручку двери. Дверь была открыта. Хотя она совершенно точно помнила, что запирала ее перед тем, как лечь спать.
Джулия смело шагнула вперед и на мгновение замерла, очарованная открывшейся картиной. В камине ярко пылал огонь, светильники, спрятанные в потолочных балках, давали мягкий, приглушенный свет, и на низком столике стояли зажженные свечи, отбрасывая блики на хрустальные бокалы, рядом с которыми лежали белоснежные льняные салфетки. Должно быть, бокалы и свечи заставили Джулию почувствовать себя так, словно она оказалась по ту сторону экрана. Словно она оказалась там, где снимают сцену обольщения. Или, возможно, своим необычным ощущениям она была обязана особому освещению и тихой музыке, доносившейся из стереосистемы. Направившись прямиком к Захарию Бенедикту, который находился в зоне кухни и, стоя к ней спиной, снимал что-то с плиты, Джулия оживленно и по-деловому поинтересовалась:
– Мы кого-то ждем?
Он повернулся и посмотрел на нее, окинув долгим взглядом с головы до пят, с таинственной ленивой полуулыбкой. У Джулии возникло головокружительное, невероятное ощущение, словно ему действительно понравилось то, что он увидел, и это впечатление усилилось, когда он поднял бокал, словно хотел произнести тост, и сказал:
– Отчего-то ты даже в этом свитере, который тебе явно велик, выглядишь очаровательно.
Слишком поздно сообразив, что после пяти лет вынужденного воздержания в тюрьме любая женщина покажется прелестной, Джулия боязливо отступила на шаг.
– Чего бы мне хотелось меньше всего, так это вам понравиться. Пожалуй, лучше мне надеть свою одежду, даже если она не слишком чистая, – сказала Джулия, уже решив вернуться в спальню и переодеться.
– Джулия! – почти грубо окликнул ее Бенедикт. От его благодушных интонаций не осталось и следа.
Удивленная и не на шутку встревоженная внезапной сменой его настроения, Джулия попятилась.
– Выпей немного, – приказал Зак, сунув ей в руку бокал на тонкой длинной ножке. – Пей же, черт возьми! – Заметно было, что он прилагает усилия к тому, чтобы смягчить тон. – Это поможет тебе расслабиться.
– А зачем мне расслабляться? – упрямо возразила Джулия.
Несмотря на упрямо вздернутый подбородок и вызывающий тон, в ее слегка дрогнувшем голосе Зак уловил нотки страха, и тотчас же гнев и раздражение мигом куда-то улетучились.
За последние двадцать четыре часа Джулия продемонстрировала столько храбрости, такую силу духа, так отважно сражалась с ним, что он на самом деле поверил, что она большую часть этого времени не испытывала страха. Сейчас, однако, глядя на ее лицо с упрямо поджатыми губами, на эту гордо вскинутую голову, он увидел, что испытания, которые он заставил ее пережить, оставили свой след в виде темных кругов под ее чудесными глазами, да и гладкая кожа ее была определенно бледна. И еще он подумал, что она совершенно потрясающая девушка – храбрая, добрая и чертовски отважная. Возможно, если бы она ему не нравилась – не нравилась искренне, по-настоящему, – для него не имело бы значения то, что она смотрит на него, как на опасного зверя. Зак проявил мудрость, рассудив, что не стоит поддаваться желанию погладить ее по щеке с целью успокоить, поскольку этим он добьется обратного результата и, чего доброго, доведет ее до истерики. Он также решил, что если попытается извиниться перед ней за то, что похитил ее, она, пожалуй, подумает, что он лицемерит. И потому он сделал то, что пообещал себе никогда больше не делать, – он попытался убедить ее в своей невиновности.
– Только что я попросил тебя расслабиться, и… – начал он, но Джулия его перебила:
– Ты приказал мне расслабиться, а не просил.
Тон у нее был как у учительницы, делающей выговор нерадивому ученику, и этот тон вызвал у него невольную улыбку.
– Теперь я прошу.
Окончательно сбитая с толку непонятной нежностью, прозвучавшей в его голосе, Джулия растерянно пригубила вино. Она тянула время, пытаясь обрести ясность в чувствах и мыслях, которой ей так не хватало, в то время как Зак стоял рядом, всего в каких-то двух футах от нее, нависая над ней, загораживая ей обзор своими широкими плечами, так что в поле ее зрения оставался лишь он один. Она вдруг заметила, что он принял душ, побрился и переоделся, пока она спала… и сейчас, чистый и выбритый, в угольно-серых брюках и черном свитере он был намного привлекательнее и импозантнее того Захария Бенедикта, которого она видела на экране. Он уперся ладонью в стену возле ее плеча, и когда он вновь заговорил, его бархатный, богатый обертонами голос обрел нежность, и это качество таинственным образом наделило его непреодолимой силой внушения.
