Ягоды бабьего лета - Толмачева Людмила Степановна (читать книги без регистрации .txt) 📗
— Давно. Еще в пятом классе.
— Почему же ты не рассталась с ней раньше?
— Я жалела ее.
— Ты ее жалела?!
Люба не ожидала услышать такое от семиклассницы. Впрочем, от Лины можно услышать и не это.
— Можно я задам тебе не очень приятный вопрос? Ты не обидишься?
— Нет, ведь вы уже как бы извинились за него.
— Лина, мне показалось, что на моем уроке, помнишь, где читали басни по ролям, ты была на стороне Крольчевской. Это так?
Лина опустила голову. На ее смуглом лице проступил едва заметный румянец. Люба поняла, что попала в самую точку, причем очень болезненную.
— Да, это так, — тихо ответила Лина и виновато посмотрела на свою учительницу.
— Может быть, я поступаю не вполне этично, расспрашивая тебя об этом… Но я сейчас не просто твой учитель. Для меня Аня, как родная дочь, понимаешь? Если бы ты знала, что она пережила из-за Алтуфьева…
— Я знаю.
— Откуда?
— Мы с Аней говорили об этом.
— Когда?
— Вчера после уроков.
Любу слегка задело, что Аня не рассказала ей об их разговоре с Линой. Она забыла, что и сама когда-то была не до конца откровенна с матерью, что и у нее были свои девчоночьи тайны, скрываемые от всех, кроме закадычной подружки. И все же мудрость педагога взяла верх над материнским эгоизмом.
— Я рада за тебя, Лина. И за Аню тоже, — просто сказала Люба. — Конечно, будет лучше, если вы сядете вместе. Мне кажется, что Пронина плохо относится к Ане…
— Да к кому она хорошо относится, эта подлипала и завистница? — резко спросила Лина. — Янка вечно уши развесит, слушая дифирамбы Прониной, а та потом ее же грязью обливает на ушко Жанке Сомовой. Я Крольчевской несколько раз говорила, чтобы не верила таким, как Пронина. А! Бесполезно!
— Мне кажется, они стоят друг друга — Пронина и Крольчевская.
— Да нет… — нехотя возразила Лина. — Янка дура, любит лесть. Ее хлебом не корми, лишь бы кто-то хвалил ее да по головке гладил. Она не может без этого и дня прожить. Ее так воспитали. Еще в детском садике она была королевой, единственной и неповторимой. Не подумайте, что я завидую…
— Я так не думаю. А ты разговаривала с ней на эту тему?
— Конечно. Много раз. Она сначала слушает, а потом начинает кричать: «Чего ты меня грузишь? Тоже воспитатель нашелся! Вы все от зависти полопались. С вашими фейсами помидорами на рынке торговать, вот вы и злитесь». Короче, я устала от нее. Пусть живет, как ей нравится.
— Лина, а кто придумал этот зловещий план?
— Насчет Алтуфьева?
— Да.
— Янка.
— А для чего? Ведь Алтуфьев влюблен в нее.
— Кх-м, — кашлянула Лина и покраснела. В этот раз густо, до корней волос.
— Погоди, я, кажется, догадалась сама. Яна решила расстаться с девственностью? Но и Алтуфьев в этом деле новичок?
— Да. Вы угадали.
— Господи, какая подлость и мерзость! Значит, Аню хотели использовать в качестве учебного пособия?
Люба даже встала и начала ходить по классу, чтобы выплеснуть распиравший ее гнев. Наконец успокоившись, она села и посмотрела на притихшую Лину.
— Лина, прости меня за несдержанность. Я надеюсь, что повод для таких разговоров больше не появится. Знаешь, в воскресенье мы снова собираемся в Третьяковку. Поедешь с нами?
— Можно. Хотя я там была несколько раз…
— Мне думается, что туда можно ходить всю жизнь. Но такие мысли приходят лишь с возрастом, — грустно улыбнулась Люба.
На большой перемене в учительской собралось человек десять. У Татьяны Федоровны был день рожденья, и она приготовила угощенье. Все сидели за большим столом, пили чай с тортом и разговаривали о быстротечности жизни. Вдруг дверь распахнулась и стремительно вошла Нина Николаевна, учительница химии, женщина несколько эксцентричная, с визгливым голосом. Она остановилась посреди учительской и, подбоченясь, крикнула:
— Дожили, господа! Приехали, дальше некуда!
— Что случилось? — спросила Татьяна Федоровна.
— Иду мимо черной лестницы, а в закутке, где уборщицы тряпки свои держат, Алтуфьев с Крольчевской целуются.
— Ну-у, Нина Николаевна, «удивили»! Да они на дискотеке еще не то вытворяют, — с ироничной улыбкой сказала учительница биологии Скворцова.
— Я что-то не пойму — вам все равно, что ли? Семиклассники скоро сексом под всеми лестницами будут заниматься, а мы спокойно чаи распивать?
— Нина Николаевна, садитесь, я вам чаю налила, — пригласила Татьяна Федоровна. — А родителей Крольчевской я уже вызвала в школу.
— Нет, вы как хотите, а я не могу успокоиться, — садясь за стол, продолжала возмущаться Нина Николаевна.
— Боже мой, святая наивность! — хохотнула Скворцова. — Вот если бы вы, Нина Николаевна, под лестницей застукали, к примеру, меня с Михаилом Григорьевичем, вот была бы сенсация.
— Это верно, — поддакнул Михаил Григорьевич, чуть не подавившись тортом.
— Я вчера записку в раздевалке с полу подобрал, — подключился к разговору физрук Лопасов. — Нина Николаевна, вам лучше уши чем-нибудь прикрыть, а то как бы чего…
— Ну, и что там, не томите! — Скворцова от нетерпенья подалась вперед.
— Текст такой: «Ленка, ты уже трахаешься или еще целиной нераспаханной ходишь?»
Скворцова захохотала так, что задребезжали ложки на тарелочках с тортом. Нина Николаевна, закатив глаза, издавала невнятные междометия и махала руками, а Михаил Григорьевич крякнул и покраснел. Люба, молчавшая до сих пор, поинтересовалась:
— А в каком классе вы проводили урок?
— В девятом «А».
— Уж не Воропаевой ли Елене вопросик адресован? — блеснула глазами энергичная Скворцова.
— Может, и Воропаевой, — пожал плечами Лопасов. — Интересно другое: кто написал эту записку? И вообще…
— Вот именно! Вообще! Если посмотреть на это явление в целом, то жить не хочется, — мрачно изрек трудовик Колбасенко.
— Ой-ой-ой! — ирония Скворцовой перешла в ядовитый сарказм. — Давайте устроим коллективный суицид, а в предсмертной записке напишем: «В нашей смерти просим винить сексуальную революцию в седьмых классах». Дурдом!
— Да вы не поняли, Наталья Леонидовна! — одернул Скворцову трудовик. — Я имел в виду, что нас, в нашем возрасте, списывать пора на пенсию, в утильсырье. Если кто-то из семиклассников узнает, что мы все еще занимаемся любовью, нас засмеют.
— Это как посмотреть, Илья Сергеевич, — не согласилась Скворцова. — Если вы только о сексе говорите, так сказать, не в контексте любви, то надо смотреть на него как на спорт. Держи себя в хорошей спортивной форме — и никакой возраст не помеха. Занимайся этим хоть до ста лет. Кстати, сейчас импотентов среди молодежи гораздо больше, чем среди, как вы выразились, «утильсырья».
— Ну пошли-поехали! — проворчала Нина Николаевна. — Туда же, куда и ученики. Ваша бы воля, Наталья Леонидовна, так вы бы еще один физзал оборудовали, для этого вида спорта. Зачем же ютиться под лестницами, давайте, вперед — и флаг вам в руки!
— Но нельзя же закрывать глаза на их сексуальную озабоченность! — возмутился Колбасенко. — Надо что-то делать! Получается, что мы, педагоги и наставники, абсолютно беспомощны в жизненно важных вопросах и не умеем направить их на путь истинный. Только и можем талдычить новый материал и ставить двойки.
— А я согласна с Ильей Сергеичем. Мамонты и динозавры нам имя. Если смотреть с колокольни наших учеников, — вздохнула Татьяна Федоровна.
— Вот это вы и скажите родителям Крольчевской, — сострил Михаил Григорьевич.
— Я бы нашла, что им сказать, — серьезно сказала Люба. — Когда они должны прийти?
— Придет скорее один отец, завтра после занятий, — ответила Татьяна Федоровна.
— Еще бы! — фыркнула Нина Николаевна. — Разве мадам Крольчевская соизволит снизойти до какой-то там школы? Эта крутая бизнесвумен в евро оценивает свое время, не иначе.
— Что же эта крутизна в обычной школе держит свое чадо? Денег жалко на частную гимназию? — поднял кустистые брови Колбасенко.
— Да что вы! — махнула рукой Татьяна Федоровна. — Мать два года воюет с ней из-за этого. Ведь дочь ей имидж ломает своим упрямством. Как же! В ее кругу все по Англиям да Америкам, а эта уперлась — не пойду в другую школу, и все тут! В Алтуфьеве все дело.
