Ягоды бабьего лета - Толмачева Людмила Степановна (читать книги без регистрации .txt) 📗
— Софья Захаровна, спасибо вам за ложку меда…
— Вряд ли это спасет вашу бочку дегтя, я думаю. А вот и Лина. Триллер, слава Богу, закончился.
— Алло, — услышала Люба Линин голос.
— Добрый вечер, Лина.
— Добрый вечер, — насторожилась девочка.
— Тебе удобно говорить? Никто не мешает?
— Нет, бабушка ушла.
— Лина, я весь вечер переживала, а теперь решила позвонить и попросить прощения. Ты простишь меня?
— За что?
— За то, что произошло на уроке.
— Но-о… Я не понимаю…
— Я не имела права читать вслух то, что вы написали.
— Да, я не ожидала… Но, мне кажется, лучше так, чем никак. Должна же она, наконец, уразуметь, что нельзя жить одними интригами, что существуют такие понятия, как честность, искренность и доброта. Поэтому вы зря просите у меня прощения, Любовь Антоновна. Все было правильно.
— Спасибо. Лина, мне не дает покоя еще одно. Почему так странно повел себя Тим?
— Странно? По-моему, наоборот. Это уже все давно засекли, кроме Янки. Ему надоело быть верным вассалом. На побегушках. Как Пьеро у Мальвины.
— А не слишком ли это жестоко?
— Но это на самом деле так. Ведь вы всего не знаете. Видели бы эту пару на дискотеке или в кино. Только и слышишь: «Тим, подай! Тим, принеси! Тим, замолчи! Тим, не прикалывайся!» И так далее. А ее патологическая ревность! Как будто старая склочная жена отчитывает своего мужа. Кошмар!
— Ну, если это так, то его можно понять.
— Еще бы!
— Тогда зачем эти свидания под лестницей?
— A-а. Это ее инициатива. Слишком уж она инициативная. Не ценит свою внешность. Да и вообще. Девчонка должна иметь хоть какую-то гордость.
— А может, все это потому, что она по-настоящему любит Алтуфьева?
— Возможно, — вздохнула Лина. — Вот поэтому мне ее жаль.
— Тебе ее жаль за то, что она без ума влюблена?
— Нет, не поэтому. Просто… Нельзя так пресмыкаться и в то же время идти по чужим трупам.
— Ой, Лина, — не выдержав, рассмеялась Люба. — За словом в карман ты не полезешь.
— Мне и бабушка то же говорит.
— Ладно. Буду надеяться, что этот урок не пройдет для нее даром.
— Я тоже надеюсь.
— Ну, до свиданья, Лина.
— До свиданья.
В субботу они готовились к приему гостей: Лины и ее бабушки. Мария Владимировна пекла свой фирменный пирог с рыбой. Аня пылесосила ковер и мягкую мебель. А Люба бегала в ближайший гастроном за конфетами и фруктами.
Ровно в пять прозвенел дверной звонок. Встречать гостей пошли вчетвером — Мартин побежал первым. Лина, сияющая, с букетом сиреневых гвоздик, в белой куртке, отороченной мехом, и красной вязаной шапочке, выглядела снегурочкой. Софья Захаровна, близоруко щурясь сквозь сильные очки, осторожно переступила порог и подала Любе коробку с тортом. В такие моменты, когда люди впервые появляются в незнакомом доме, обычно присутствует некоторая неловкость и даже натянутость. Но это был не тот случай. Софья Захаровна, казалось, могла мгновенно освоиться даже на приеме у английской королевы. Ее искрометные, слегка грубоватые шутки наполнили атмосферу дома радостью праздника. Всем сразу стало легко и комфортно. Вскоре Мария Владимировна закрылась в Любиной комнате, так как не успела переодеться до прихода гостей. Люба с Софьей Захаровной прошли на кухню, а девочки остались в большой комнате.
— У нас тоже кошка живет, — сказала Лина, взяв на руки Мартина и гладя его.
— А как ее зовут? — спросила Аня, садясь на диван рядом с Линой.
— У нее три имени.
— Как это? — удивилась Аня.
— Мама ее зовет Мэри, я — Марусей, а бабушка — Марфусей. Хотя у бабушки это зависит от настроения. Если Маруся, к примеру, порвет штору или еще что-нибудь натворит, то она превращается в Марго или Мурлындию, а если ластится к бабушке, мурлычет и урчит, то становится Мусей или Мисюсь.
— Мы тоже Мартина по всякому зовем, правда, Мартин? — погладила кота Аня. — Например, Мартюней или, если бабушка сердится, то называет его Мартыном.
А на кухне шел свой разговор.
— У вас нет аллергии на сигаретный дым? — спросила Софья Захаровна.
— Нет, а что? — не поняла Люба, полностью сосредоточившись на разрезании рыбного пирога.
— Тогда я закурю?
— Ах, да, конечно! Вот пепельница.
— А может, все-таки мне на площадку выйти?
— Да что вы, Софья Захаровна! У нас, кроме Мартина, мужчин нет. Так что даже приятно иной раз подышать дымком.
— Боюсь, что мужчин я вам не смогу заменить, — с лукавой усмешкой заметила старая женщина.
— Ой! Сморозила глупость, и ведь ни в одном глазу! Простите меня. Это все из-за пирога — боюсь поломать. Верхняя корка очень тонкая…
— Да, пирог выглядит весьма аппетитно. А мы все худеем. Про пироги совсем забыли — как их и едят, с какого боку.
— Интересно, а кто же худеет-то? Лина — стройная, у вас тоже ничего лишнего. Линина мама?
— С моей стариковской точки зрения, и у нее нет лишнего, но ей виднее. Насмотрится в своей студии на моделей да на молоденьких ведущих и начинает комплексовать.
— А я непонятно с чего похудела за два месяца, да так капитально, что все юбки и брюки сваливаются с меня. Хоть весь гардероб обновляй.
— Но причина-то, я думаю, вам все же известна?
— Честно говоря, да. Вам Лина, наверное, кое-что рассказывала? В школе многие в курсе моей истории.
— Вы про мужа?
— Да, — Люба отложила нож и села за стол напротив Софьи Захаровны. — Я никому не жаловалась на судьбу, разве что маме да Татьяне Федоровне, но и то, как говорится, показывала лишь верхушку айсберга. А пережила такое…
— Понимаю. Извините за вопрос: почему вы не вместе? Мне кажется, что сейчас вы оба заслужили, чтобы начать все с начала.
— Все оказалось сложнее. Вначале, когда ехала за ним в Сергино, думала, что вот он — момент истины. Встретимся и уже никогда не расстанемся. Я была готова, словно львица, горло перегрызть любому, кто бы встал на моем пути. Да. Такой воинственной я была поначалу. Но, увы…
— Жизнь всегда богаче наших дум о ней. Вот и моя дочь кукует одна уже девять лет. Линке четыре года было, когда ее отец собрал чемодан и ушел, сказав на прощанье: «Останемся друзьями». Он режиссер, мотался по стране, дома бывал проездом, а потом исчез навсегда. Все бы ничего, но Лина была уже достаточно большой и все понимала. Когда этот мерзавец стоял в дверях и произносил прощальную фразу, его дочь кинулась ему на шею и закричала: «Папочка, не уходи. Ведь мы тебя любим…» — голос Софьи Захаровны предательски дрогнул, повысившись на полтона. Она закашлялась и с силой раздавила в пепельнице потухшую сигарету. Люба вздохнула и слегка покачала головой.
— Никогда не забуду ее ручонки, — тихо произнесла Софья Захаровна после паузы. — Она так крепко держалась за его шею, что ему пришлось приложить силу, чтобы отодрать ее от себя. Как будто деревце с корнем вырвал…
— Они больше не виделись?
— Нет. Лина не простила его. Он через два года вдруг объявился. Пришел с цветами и шампанским. Как на праздник. Но через полчаса ретировался, так как говорить было не о чем, к тому же Лина убежала в свою комнату и спряталась за шкафом.
— Вот вы где! — к ним зашла Мария Владимировна. — Люба, что же ты гостью на кухне держишь? Давай сюда пирог. Пошли за стол!
После чаепития Аня включила магнитофон с танцевальной музыкой в стиле диско, и девочки начали танцевать. Обе хорошо чувствовали ритм и мелодию, обе были длинноногие и изящные, почти одного роста, одна — темноволосая, смуглая, другая — белокожая со светлыми волосами. Смотреть на них было одно удовольствие. Женщины сидели вокруг «танцевальной площадки» и любовались на юных танцовщиц. А они, вдохновленные неподдельным вниманием и одобрением старших, разошлись не на шутку. Аня сменила кассету — зазвучала индийская мелодия из популярного кинофильма. Лина принесла из прихожей бабушкин шелковый платок, повязала его вокруг бедер, а Аня надела Любину соломенную шляпу. Теперь они не просто танцевали, а разыгрывали настоящий спектакль о сильной, но несчастной любви. Зрители восторженно аплодировали и кричали «браво».