Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна (книга жизни txt) 📗
Оля зашла внутрь и разделась.
Здесь пахло мылом, размокшим деревом — словом, тем особенным запахом, который бывает в старых деревенских банях и таких вот душевых…
Открутила кран и подставила лицо воде, — теплой, лившейся неспешной струей. Сквозь щели в стенах было видно, как ветер шевелит траву, и золотые блики бежали по мокрому полу.
«…зачем она так сказала? Нет, она сама не знает, что такое любовь, и вообще как посмотрю, никто ничего не знает, и все живут одним днем… и еще — все играют чужие роли, и играют плохо…» Оля закрыла глаза, вода текла у нее между лопаток, и щекотала спину.
Где-то неподалеку хрустнула ветка.
— Кеша, ты? — крикнула Оля, уменьшив напор воды.
— Нет, это я… — тень мелькнула между досок, заслоняя солнце. Это был Павел.
— Подглядываешь? — усмехнулась она. — Как там таких людей называют?.. а, вуайеристы!
— Пусти меня, — вдруг сказал он.
В первый момент Оля решила, что ослышалась, а потом она засмеялась рассерженно:
— Одна-ако… Что за наглость, а?! Я, пожалуй, расскажу Кеше, что ты ко мне пристаешь.
Она прижалась к деревянной, влажной и шершавой двери, пытаясь разглядеть Павла между неплотно пригнанных досок. «Ну вот, я тоже сейчас играю. Верную невесту, которая любит только своего жениха…»
— Брось его, — нахально предложил Павел. — Он слишком правильный, он всего боится… а больше всего — своей матери. И он не знает, какая ты на самом деле.
— И какая же я? — задыхаясь, надменно спросила Оля. — О чем ты?..
— Ты сильная. И ты очень красивая, как… я даже не знаю, с чем тебя можно сравнить… ты — как солнце!
Оля снова расхохоталась.
— Почему ты смеешься? — сурово спросил Павел. — Еще ты добрая, великодушная, справедливая, нежная… Ты помнишь, как нам хорошо было вместе?..
Оля снова встала под душ.
— Уходи, — недобро произнесла она. Вода показалась ей почти ледяной. Она скрестила руки на груди, положив их ладонями на плечи — словно замок на себя повесила.
— Ну вспомни… Пожалуйста, вспомни! — с отчаянием произнес Павел.
Оля не выдержала и закричала:
— Да помню я! Вспомнила все — буквально несколько дней назад!
Павел замолчал удивленно. А потом спросил, прижимаясь с той стороны вплотную к двери:
— Что, правда?
— Правда! — с яростью ответила Оля.
— И как мы…
— И как мы, и как ты, и как я! Все до мельчайших подробностей! — перебила она его. — Но никакой радости я от этого не чувствую! Мне противно и стыдно за то, что я изменяла Кеше, а ведь только его я люблю на самом деле… Я только одно для себя оправдание нахожу — я была не в себе!
Павел затих.
— Что ты молчишь? — нетерпеливо спросила она и снова прижалась к двери, теперь их разделяла лишь тонкая деревянная перегородка. — Ответь же!
— Что? — шепотом спросил он.
— Что-нибудь… — пробормотала Оля.
— Открой мне.
— Ну вот, опять… — едва не плача, сказала она. — Зачем ты мучаешь меня? Оставь меня в покое!
— Значит, тебе тоже без меня плохо! — он засмеялся едва слышно.
— С чего ты взял?
— Ты же сама только что сказала, что мучаешься!
— Это не я, это ты!..
«А если правда — открыть? — вдруг с ужасом подумала она. — Впустить его, а потом снова закрыть дверь. Никто не увидит, никто не узнает!»
Она представила их объятия во влажном, мыльном сумраке душевой. Прикосновение его ладоней, уже знакомое…
От одной этой мысли у нее перехватило дыхание. Она протянула руки к защелке, а потом тут же отдернула их назад. Никогда с ней не было ничего подобного, и никогда ее желание не было столь сильно. «Это не любовь, это страсть, банальная и неконтролируемая… — подумала она. — А страсть всегда быстро проходит! Надо только перетерпеть. Иначе можно разрушить себе всю жизнь…»
— Уходи, — сказала она.
— Оля…
— Нет.
— Оля… Дезире!
— Немедленно убирайся! — со злостью произнесла она. — Какая я тебе, к чертовой бабушке, Дезире!..
Павел замолчал, а потом, через несколько мгновений, Оля услышала его удаляющиеся шаги.
Вода в баке почти кончилась и теперь текла тоненькой, словно ниточка, струйкой.
Оля вытерла лицо полотенцем. «Нет, надо что-то с этим делать!» — в отчаянии подумала она.
Павел зашел на веранду отцовского дома, в этот час совершенно пустую. Он не владел собой до такой степени, что у него тряслись руки. «Повешусь… — с каким-то мучительным удовольствием подумал он. — Удавлюсь — не так, как Фаня двадцать лет назад, а по-настоящему… Утоплюсь. Нет — застрелюсь! Кекса было не жалко, а себя — тем более!..»
Деревянные вощеные половицы скрипели у него под ногами, когда он ходил из угла в угол.
Белые занавески трепетали у распахнутых окон, и было слышно, как отец на втором этаже диктует что-то Кристине.
— …искусство в наши дни уже не принадлежит народу, — доступ к нему есть лишь у кучки избранных, так называемой интеллектуальной элиты… — раздавался скрипучий голос отца.
Павел захлопнул окна с той стороны веранды, над которыми был кабинет отца, и подергал ручку у буфета. «Ах да, ключи у Муры…» — вспомнил он. Но искать домработницу ему совсем не хотелось, и Павел с помощью какой-то шпильки, лежавшей тут же, на широком дубовом столе, открыл дверцу у буфета. Сразу же наткнулся на прозрачную, золотисто-янтарного цвета жидкость в хрустальном графине. Открыл крышку, понюхал… Коньяк.
Налил рюмку, залпом опрокинул в себя.
«Сопьюсь. Стану алкоголиком. Пусть знает, что это все из-за нее!»
Он налил еще рюмку. Потом еще, словно пытался потушить огонь внутри себя…
Дезире была идеальной женщиной. Дезире он нежно любил, потому что она была воплощенной гармонией, естественной и простой, как природа.
А вот к Оле Журавлевой он испытывал иные чувства. Ее он тоже любил, но вместе с тем и ненавидел, потому что она иногда его раздражала, раздражала до исступления. В ней было много хорошего, но было и такое, что он напрочь отвергал… Ангел и демон в одном флаконе. Обычная женщина, одним словом… Она была солнцем, которое светило не для него.
— Так-так… — в дверь неожиданно заглянула Лера. — Кто это у нас тут? И что мы тут делаем?
— Мы тут напиваемся в одиночку, — ответил Павел откровенно. — Не хочешь присоединиться? Создать компанию бывшему мужу, так сказать…
— Вроде бы до вечера еще далеко? — пожала она плечами. — Ну да ладно… Наливай, — она достала еще одну рюмку из буфета.
Павел плеснул ей коньяка.
Когда-то он тоже любил эту женщину и она тоже казалась ему идеальной. Пока не понял — уж это солнце светит точно не для него…
— Ты как будто не в духе, Паша?.. — Лера выпила коньяк и вставила сигарету в мундштук. Он схватил со стола спички и помог ей прикурить. — Мерси… Что-то случилось?
— Случилось, — признался он.
— Шерше ля фам? — улыбнулась она.
— Вот именно.
Давным-давно они не беседовали друг с другом вот так — легко и свободно, а сейчас неожиданно разговорились. Лера выпустила колечко дыма, села рядом, прямо на стол — высокая, тонкая, смуглая, с колечками золотых волос на полуголых плечах — полупрозрачное желтое платье очень шло ей.
— Интересно, кто… Кристина? Нет, Кристина по уши влюблена в Ваню, она никому авансы не станет раздавать просто так — типичный синий чулок. Мура? — Лера искренне засмеялась, представив Муру рядом с Павлом. — Невозможно… Стефания? Стефания в городе, да и траур у нее. Эмма Петровна? — Лера снова засмеялась. — Больше женщин тут нет.
— Разве?
— А, Оленька! — Лера глубоко затянулась сигаретой. — Ну, этот вариант я отметаю сразу же — Оленька у нас невеста. Невиннейшее существо, доктор Швейцер в женском обличье… — Лера нахмурилась. — Хотя, ты знаешь, Паша, про нее какие-то странные слухи ходят, как будто она накануне свадьбы сбежала к своему бывшему любовнику, прошлой весной. Потом, правда, одумалась и снова вернулась к Викентию…
— Это не она… — сказал Павел и отвернулся. — Хватит гадать, все равно ты ее не знаешь.
