Любовница коменданта - Семан Шерри (чтение книг .TXT) 📗
Меня била дрожь, но не от холода. Я спустилась с ванны. Ноги подгибались подо мной, я чуть не упала. Снаружи донесся звук очередного выстрела. Кто-то из партизан закричал. И снова раздался выстрел. Я забилась в угол, прижавшись спиной к холодному кафелю. Последовал еще один выстрел. Я зажала уши руками, чтобы не слышать выстрелов и криков умирающих. Но это не помогло — ни мне, ни тем, кто умирал на лагерном дворе.
— Так она умерла? — спросил Давид. — Эта женщина умерла в лагере?
— Да.
Давид остановился перед моим письменным столом и пожал плечами.
— Ах, да, я забыл. Ты не была в лагере, но при этом каким-то чудом знаешь, как женщина, находившаяся там, умерла.
— Я не люблю, когда ты разговариваешь, как сейчас, Давид.
Он наклонился над столом и заглянул в торчащий из машинки лист бумаги. Я прикрыла его обеими руками.
— Почему ты не хочешь написать о женщине, прошедшей через лагерный ад? — спросил Давид. — Потому что она погибла?
— Потому что я не хочу писать об этом.
— Похоже, ты вообще ни о чем не хочешь писать. За последние полтора года ты не написала ни строчки.
— Твоими устами вещает мой издатель? Или, может быть, литературный критик?
— Нет, моими устами вещает твой муж, которого не может не беспокоить, что с тобой происходит.
— Должна тебя успокоить: пока что я вполне кредитоспособна.
— Дело не в деньгах. — Давид подошел к книжным полкам и взял в руки книжку «Стоящие вдоль улиц мертвецы». — Откуда у тебя эта книга?
— Кто-то прислал мне ее по почте вместе с письмом.
Давид поставил книжку на место, не раскрыв ее. Потом направился к камину и принялся глядеть на горящие поленья. На окнах поблескивал иней.
— Когда ты не пишешь, Рашель, жизнь с тобой превращается в ад.
— Как приятно это слышать!
— Ты должна снова начать работать.
— Я постараюсь.
— Напиши о лагере.
— Не могу.
— Каждую ночь тебе снится лагерь. Ты без конца говоришь о лагере. Ты думаешь о нем во сне и наяву.
Я отвернулась и посмотрела в окно. Двор был совершенно белым и пустым, как лист бумаги в моей машинке. Землю сковало хрупким льдом. Я поежилась от холода.
— Напиши о лагере, Рашель, — сказал Давид. — Чего ты боишься?
— Я не боюсь его, — сказал заключенный, глядя в спину прохаживающемуся мимо нас охраннику. — Я не боюсь этого жирного борова.
— У этого жирного борова есть винтовка, — заметил другой заключенный.
— И дубинка, которую он обожает пускать в ход.
— И вдобавок у него свирепый нрав.
— Я тоже его не боюсь, — сказала я. — Но при этом предпочитаю держаться от него подальше.
Остальные согласно закивали в ответ. Я получила свою пайку черствого, как камень, хлеба. Повар из числа заключенных плеснул нам в миски баланды, а попросту говоря — ржавой водицы с плавающими в ней кусочками какой-то травы. Во всяком случае мы предпочитали думать, что в подозрительном цвете баланды виновата именно ржавая вода, а не что-нибудь еще.
— Он слишком глуп, чтобы его бояться, — сказал первый заключенный.
— Кто это глуп? — прорычал жирный охранник, неожиданно возникший у нас за спиной.
Заключенные поспешили ретироваться. Я же не могла двинуться с места: за моей спиной стоял еще один охранник. Жирный протиснулся между мной и первым заключенным, задев мою миску, из которой мне на руку выплеснулась рыжеватая жидкость.
— Кто это глуп?
— Вы обращаетесь ко мне, герр роттенфюрер? — спросил заключенный.
— А к кому же еще, жидовский выродок?
Жирный охранник ударил заключенного в челюсть, отчего голова его дернулась назад, а рот открылся. Заключенный приложил руку ко рту, но не так проворно, как следовало бы.
— Эй, что это у тебя во рту? — воскликнул жирный охранник.
Его напарник вышел у меня из-за спины и подошел к нам. Жирный схватил заключенного за грудки, но тот нагнул голову и потянулся за выроненной миской.
— Ничего, герр роттенфюрер, — пробормотал он.
— А, по-моему, там у тебя что-то блестит, — сказал жирный.
Он запрокинул несчастному голову и пальцами в перчатках разомкнул челюсти. Второй охранник вытянул шею и заглянул ему в рот. Подходя к заключенному, он оттолкнул меня в сторону, и остатки баланды вылились мне на робу.
— Так оно и есть! У тебя золотой зуб. Давай-ка его сюда, вонючий жид.
— Он мне нужен самому, чтобы жевать, — сказал заключенный.
— Ты плохо слышишь? — рявкнул жирный охранник. — Давай сюда зуб, говорят!
— А что вы мне за него дадите?
— Вот что я тебе за него дам!
Мощным ударом толстый охранник свалил беднягу с ног и принялся избивать его дубинкой и сапогами. Второй охранник помогал ему. Чем громче кричал несчастный, тем сильнее они его били. Другие охранники, позабыв о своих подопечных, с интересом наблюдали за происходящим. Жирный охранник вместе со своим напарником избивали заключенного до тех пор, пока тот не затих и не перестал двигаться. Он лежал на земле с открытым ртом, в котором сверкал золотой зуб.
— Принеси-ка плоскогубцы, — сказал жирный.
Его напарник помчался к грузовику, жирный же не удержался и напоследок еще раз пнул мертвое тело ногой. Он уткнул руки в бока и повернулся, чуть не сбив меня при этом с ног.
— У меня нет золотых зубов, — сказала я, заметив на себе его испепеляющий взгляд.
— Заткнись, жидовская шлюха, — рявкнул он и ударил меня. — Тебя не спрашивают.
… — Ты не слышал моего вопроса, Давид? — спросила я, обернувшись к нему от окна. Он перевернул газетную страницу. — Давид!
— Там никого нет, Рашель. Мне не нужно подходить к окну, чтобы убедиться в этом.
— На сей раз ты ошибаешься, Давид. Там, под деревьями, весь день стоит какая-то машина. И в ней кто-то есть.
Давид снова зашелестел газетой.
— Должно быть, очередная тень прошлого, — ироническим тоном произнес он.
— Не ерничай, Давид.
Он взглянул на меня поверх газеты.
— На сей раз мне не померещилось, Давид.
Он снова уткнулся в газету. Через несколько секунд послышался шелест переворачиваемой страницы.
— Давид, ты не слушаешь меня.
— Я с удовольствием выслушаю тебя, когда речь пойдет о чем-то более реальном, чем призрачные видения.
— Кажется ты не слушаешь меня, Макс.
Комендант и его лучший друг сидели за маленьким столиком и обедали. Они пили с самого утра, как только вернулись из лагеря. Проводив последний состав, комендант откупорил шампанское. Теперь они принялись за восьмую бутылку. У меня щипало в глазах от табачного дыма, в горле першило, и я поминутно утыкалась лицом в рукав, чтобы не закашляться.
— Отчего же? Просто я пытаюсь представить ее в платье бе… — отозвался комендант.
— Она спросила: «Где вы достали этот галстук?»
— Не может быть. По-моему, ты слегка заливаешь, Дитер.
— Клянусь, — сказал Дитер, вскинув вверх правую руку. — Честью офицера.
— «Где вы достали этот галстук?» — кокетливо повторил комендант под хохот приятеля.
Дитер так безудержно хохотал, что пролил шампанское. Комендант взял его бокал, поставил на стол и стал наполнять заново. Когда шампанское перелилось через край, оба снова захохотали.
— Она взяла меня за воротник…
— Как, разве ты был не в мундире? — удивился комендант.
— Конечно, в мундире. Я всегда надеваю форму, когда хочу произвести впечатление на дам. Они обожают мужчин в форме.
— И она спросила, где ты достал свой галстук? Наверное, она была пьяна. Как тебе не совестно пользоваться слабостью пьяной женщины, Дитер?
Приятель коменданта подцепил пальцами черной икры и запихнул ее в рот. Комендант, сдвинув на край тарелки корку от сыра, потянулся за гусиной ножкой. Лоснящимися от жира пальцами он поднес косточку ко рту и принялся обгладывать ее. Из глаз у меня потекли слезы, и я кашлянула в рукав.
— Она не была пьяна, Макс. Я оприходовал ее так, что она потеряла дар речи.
— Ты такой молодец? — весело спросил комендант.
