Признания без пяти минут подружки (ЛП) - Розетт Луиза (читать книги полные .txt) 📗
— Знаешь определение «трагической вины»?
Я смотрю на него и говорю со всей иронией, на которую способна:
— Особенность, ведущая к несчастьям героя.
Питер усмехается. Он все еще довольно худой, с мешками под глазами, какое–то время не брился, но выглядит уже не так плохо, как летом.
— Кэмбер дал вам задание — определить свою трагическую вину?
— Да.
— И какая у тебя?
На самом деле, я сегодня много думала об этом. Как только мы вернулись с терапии, я убрала с сайта фотографию. После того, как мама объяснила, что она для нее значит, я ужасно себя почувствовала, ведь я разместила это фото на главной странице. Не знала, что у нее связаны такие ощущения с фотографией, но если бы я задумалась об этом хотя бы на полсекунды, я бы, возможно, догадалась.
Похоже, моя трагическая вина — нечувствительность.
На моем компьютере как раз открыта программа по веб-дизайну, и я вижу пустое место там, где должно появиться новое фото. Его рамка слегка пульсирует, напоминая, что в ней ничего нет и мне нужно определиться. Снова.
— Я еще не выбрала свою трагическую вину, — обманываю я. — А что было у тебя?
— Не помню, — говорит он, возможно, тоже обманывая меня. — Можно войти?
Удивлена, что ему этого захотелось.
— Заходи, — говорю я, отодвигаясь к спинке кровати.
Странно видеть здесь Питера. Он садится за мой письменный стол и смотрит на монитор. Ничего не спрашивая, он начинает пролистывать страницу на экране, изучая сайт. Я не возражаю, потому что никогда раньше не видела, чтобы Питер заходил на сайт. Не знаю, заходил ли он туда вообще. Сначала, когда я сказала, что собираюсь его создать, он не хотел иметь с этим ничего общего. Я была довольно удивлена, когда он согласился дать мне свою кредитную карту для оплаты хостинга.
— Хочешь помочь мне выбрать новое фото?
Он не отвечает, и я встаю с кровати, тянусь через его плечо и открываю папку с фотографиями. Когда весь экран заполняется папиными фотографиями, Питер отодвигает мою руку и возвращается на страницу сайта.
Папа исчезает.
Я бы рассердилась, если бы не догадалась, что Питер не может смотреть на фото нашего отца.
Он пролистывает до конца главной страницы и видит ссылки на сайты людей, погибших вместе с папой. Первый из них — сын Вики. Питер нажимает на ссылку, открывая сайт Тревиса.
— Это сын той женщины? Женщины, с которой вы дружите, и это не нравится маме?
— Да, Вики.
Я снова тянусь через Питера и возвращаюсь к папке с фотографиями. Когда снова появляется папа, он отворачивается от монитора. Нахожу папку с Вики и открываю ее новогоднее фото.
— Она из Техаса, — говорю я, словно это объясняет оленьи рога на ее голове.
Питер увеличивает изображение, будто хочет более внимательно рассмотреть ее лицо. Глядя на нее, он говорит:
— А что мама имела в виду, когда сказала, что ты три дня не выходила из своей комнаты после годовщины?
В голосе Питера слышен оттенок беспокойства. Что-то внутри меня готово пойти ему на встречу.
— Да ничего. Просто читала, что люди пишут, и старалась ответить каждому. Это заняло много времени.
— И что они писали?
Я закрываю фото Вики и возвращаюсь на сайт. Питер начинает читать комментарии, которые размещались там с июня.
Когда я мысленно возвращаюсь к годовщине, то время представляется мне расплывчатым, но не в плохом смысле. Требовалось много времени, чтобы придумать, что ответить людям — мне хотелось говорить правильные вещи — поэтому я не ложилась допоздна, а после одного—двух часов сна снова возвращалась к сайту.
В те три дня на меня как будто обрушилась лавина. Я отвечала нескольким людям, спала совсем недолго, просыпалась и видела пятнадцать новых сообщений от других людей. Никогда раньше не думала, что у папы так много друзей, а потом вдруг человек пятьдесят из них рассказывали такие вещи, которых я не знала.
— О каких комментариях она говорила, что они тебя расстраивают?
Я проматываю страницу и нахожу комментарий от одного парня о том, как он был счастлив, когда папа сказал, что собирается остаться в Ираке еще на полгода. Указываю на экран, и Питер читает его про себя.
— Он собирался остаться?
— Она сказала, что он принял это решение незадолго до смерти и просто не успел нам сообщить.
Питер никоим образом не реагирует. Он просто крутит колесико мышки, читая другие комментарии.
— Ты ни разу не был на сайте? Я имею в виду, ты же оплатил его, — говорю я. — По мнению мамы, это делает нас с тобой одинаково виновными.
— Не знал, что она будет беситься из–за кредитки, — говорит он. — А ты?
Качаю головой.
— Я думала, что ей, вроде как, нравится сайт.
— Почему ее так волнуют те несколько дней?
Я наклоняюсь к столу и опираюсь на него локтями.
— Она не могла меня заставить ничего сделать. Я, типа, не выходила из–за компьютера даже в душ или на улицу.
— Ты хоть ела? — спрашивает он.
— Немного.
— Она ненавидит, когда мы не едим.
Я протягиваю руку и дергаю его за пояс. Между джинсами и его кожей около пяти сантиметров.
— Да знаю, знаю, — говорит он.
Я беру со стола ноутбук и вместе с ним забираюсь на кровать.
— Что ты завтра скажешь маме? — спрашиваю я.
Питер откидывается на спинку моего вращающегося стула и начинает крутиться.
— Понятия не имею.
— А Аманда что думает?
Он опускает ноги на пол и перестает вращаться.
— Аманда? Мы расстались, когда она ушла из школы.
— Из-за тебя?
Питер почесывает щетину на лице с чуть смущенным видом.
— Ее идиотский отец приехал в наш кампус, вытащил ее из комнаты и затолкал в свою машину, не дав ей даже вещи собрать. А потом я получил смс. Каким-то образом я меньше чем за час превратился из любви всей ее жизни в «полного наркошу».
Я практически слышу, как Аманда говорит Питеру своим фальшивым сладеньким голосом, что я «милашка», и спрашивает, каково иметь младшую сестру, глядя на него большими воспаленными глазами.
— Она обозвала тебя наркошей? Какая неудачница.
Питер пристально смотрит в пол, но левый уголок его рта поднимается в крошечной улыбке.
— Ты ей ответил?
— Примерно через две секунды после отправки этого смс у нее отключился телефон.
— Скучаешь по ней?
— Иногда.
Мне хочется еще покритиковать Аманду, но я не делаю этого. Если я и научилась чему–то от Кэрон после возвращения Питера, то лишь тому, что никто не может обвинять Питера в его зависимостях, кроме него самого. И точка.
Хотя не знаю, согласен ли с этим Питер.
— Ты же собираешься на реабилитацию, да?
— Думаешь, я должен так поступить? — говорит он.
Его вопрос не звучит злобно — скорее, он действительно хочет это знать.
— Это лучше, чем если тебя выгонят из дома.
Питер поднимает брови, как будто не вполне уверен в этом, и опять начинает крутиться на стуле.
Я опускаю взгляд на ноутбук и возвращаюсь к папке с фотографиями папы. Разворачиваю компьютер и включаю слайдшоу, чтобы Питер мог посмотреть. Мне не нужно смотреть — они все в моей памяти.
Он не хочет их смотреть — точно могу сказать. Но он не отводит глаза. По выражению его лица, которое меняется каждые несколько секунд, я понимаю, на какое фото он смотрит. Уверена, что на моем лице отражались те же эмоции, когда я смотрела слайдшоу.
Оно заканчивается, и он встает со стула и садится на край моей кровати. А потом показывает на фото, которое еще висит на экране — последнее в слайдшоу. Это первая фотография, которую папа прислал из Ирака. Он улыбается в камеру, а у него на шее висят ламинированные пропуска.
— Вот эта.
Мне и в голову не приходило выбрать эту фотографию, потому что на ней едва ли мой папа. Но ведь он таким и был — инженером в Ираке. Я перетаскиваю ее на пустое место, и она появляется на главной странице. Хороший выбор. Гораздо лучше, чем фото, сделанное в день его отъезда.
Питер смотрит на экран и кивает.