Светлячки на ветру - Таланова Галина (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Пили чай с галетами и вишневым вареньем. Вика медленно разжевывала сладкие ягоды, впитавшие в себя запахи июльского полдня, разморенного солнцем, обмусоливала косточки и ловила себя на желании выплюнуть эти косточки на рукопись.
«На что уходит жизнь? На самореализацию других? И зачем это ей все надо? Где те диковинные воздушные замки, что виделись в юности, с розовым фламинго на крыше? Старая ворона злобно каркает на ветхом деревянном крыльце, ступеньки которого качаются под ногой…»
Сергей будто бы услышал ее мысли. Положил тяжелую горячую ладонь на ее левую ладошку, безвольно лежащую на столе уснувшим зверьком, пока правая рука несла в рот очередную сладкую ягоду.
Она замерла, словно мышь, почуяв прогуливающегося невдалеке кота. Кот блаженно поводил усами, уловив запах, будоражащий кровь. Сергей нежно погладил кисть руки, осторожно взял ее, точно хрупкую, драгоценную вещицу — и поцеловал. Вика ощутила бархатное прикосновение его губ, словно бабочка села ей на руку и пошевелила крыльями. Минута — и все закончилось. Будто молния вспыхнула внутри, озарив ночное небо и высветив замершие в предчувствии неизбежного деревья, блеснувшие серебристой изнанкой листьев, казалось, покрытых первым инеем.
Когда Сергей сказал, что сможет ей подиктовать только в выходные, а пока она пусть делает то, что сможет, Вика расстроилась. На выходные у нее были свои планы. Но она с усмешкой призналась себе, что писать текст под диктовку Сергея ей было гораздо веселее.
На следующий день Вика несколько раз принималась за текст, но работа не шла, она злилась, что ничего опять не может разобрать, у нее снова началось головокружение и затем тошнота, видимо, от перенапряжения и перескакивания взгляда с рукописи на компьютер. Она почувствовала себя настолько плохо, что вынуждена была лечь на диван, чтобы не упасть в обморок. Даже компьютер не стала выключать, боясь, что, пока это сделает, потеряет сознание. Прихватила с собой тонометр — лежа померила давление. Давление было 150 на 100, что в общем-то для нее было почти нормальным, но пульс упал до 42 ударов в минуту. Вяло перемерила — то же самое. Закрыла глаза, проваливаясь то ли в сон, то ли в небытие.
Снился отец. Они куда-то плыли на лодке, греб отец, она сидела на корме и наблюдала, как весла раздвигают воду и снова выныривают к поверхности воды. Местами она слышала, как весла царапают песок. Русло реки неожиданно стало глубоким, и их уже несло течением, которое стало как у горной речки. Отец теперь не греб, а перешел к ней на корму и рулил, сложив весла по бортам лодки, и Вика смотрела, как с них медленно капает вода, сливаясь с течением реки. Их несло прямо на камни, черными зубьями выпирающие из воды, точно акульи спины. Но каждый раз отец удачно лавировал — и они неслись дальше. Но ей все равно было страшно и неспокойно, хотелось, чтобы все это скорее кончилось.
В пятницу Сергей позвонил и предложил поехать к нему на дачу, чтобы там продолжить работу. Вика немного поколебалась — это было как шевеление занавески от сквозняка в прозрачный летний день — и согласилась: не хотелось, чтобы к ней в квартиру приходил чужой человек, когда дома сын и муж.
У Сергея оказался довольно большой кирпичный особняк в тридцати километрах от города. Коттедж был построен относительно недавно, находился в поселке, обнесенном глухим забором, и въезд в него был лишь по пропускам. В доме был газ, газовое отопление и городской туалет с ванной.
Сразу же приступили к работе. Она сидела перед компьютером на веранде на втором этаже, с которого открывался удивительный вид на огромное озеро. Озеро светилось, словно огромное зеркало, отражая плывущие над ним облака и кусты, растущие по берегам. Казалось, что кусты растут верхушками вниз. Кусты подрагивали мелкой дрожью, точно на них падали холодные капли дождя. Ветер шевелил березовые листья за окном. Листья выворачивали свои посеребренные исподы и вздрагивали, словно живые. Вековые сосны убегали ввысь, стройные, с полупрозрачной кроной, сквозь которую глядело синими бездонными очами небо.
Она все время набирала не ту букву. Мысли путались, словно пчелы, обкуренные дымом. И снова тяжелая мужская ладонь накрыла худенькую кисть, а потом целовала и облизывала каждый пальчик, будто розовый перламутровый ноготок был ландрином. Зачем чужая рука запуталась, как шмель в некошеной траве, в ее волосах и перебирала волосы, словно ветер травинки? Падала розовым весенним цветом на пол одежда, потому что время пришло — подул ветер с юга и розовые лепестки незнакомой чужой сакуры облетали, совсем как у вишни. И не было больше розовых очков, но розовое западающее за горизонт солнце играло на лице, разрумянив его, точно поспевшее яблоко. Яблоко спрыгнуло с ветки и покатилось по пригорку, весело подпрыгивая, точно мячик. Пружины дореволюционной кровати скрипели, словно дверь на петлях, распахнутая налетевшим ветром. Ветер был знойным, впитавшим в себя жар незнакомых губ и воспаленный блеск глаз. Вика дышала в чужую шею, пахнущую дорогим незнакомым парфюмом, и с удивлением думала о том, что ей почему-то удивительно спокойно, точно лежит она на морском берегу под солнечным зонтом, закрыв глаза и слушая ровный шепот прибоя. Море шепчет о том, что все в нашей жизни временно, пройдет и это: морской бриз, нежно гладящий щеку своим свежим дыханием; накаленные солнцем и обжигающие ступни камушки; эти безумные волны, то вздымающие ее на гребень, то бросающие вниз.
Она сама не понимала, как все так с ней случилось, но почему-то не жалела о произошедшем. Она впервые за много лет была счастлива. Счастлива просто так, без планов на будущее и перспектив развития отношений. Счастлива какой-то безотчетной радостью, которая была у нее в отрочестве, когда она бродила по щиколотку в бегущих ручьях, чувствуя, как ледяная вода достает кончики ног сквозь резину и толстые носки из верблюжьей шерсти. Вода весело журчала под крики прилетевших грачей, душа раскрывалась, как набухшие почки на вербе, мягким нежным комочком, уносясь вслед за стайкой облаков, гонимых ветром с юга. Она знала, что это уже не весна, а просто сильная и неожиданная оттепель.
Он смотрел, как она тихо лежит на его плече, и слушал ровный умиротворяющий гул моря, что стоял внутри его. Волны были мелкие, ласковые, катающиеся по песку, словно кошка, нализавшаяся валерьянки. И вдруг будто волной выбросило на берег янтарный камушек. Камушек блестел среди серого мокрого песка — и такая любовь нахлынула на него ко всему миру: к этой робкой женщине, уткнувшейся в его подмышку, шагнувшей из книг Тургенева в его жизнь, зажурчавшей, словно родник среди пустыни, полной миражей; к этому саду: вишням, скребущимся в окно, словно котенок, точащий свои коготочки; кустам жасмина, пахнущим дурманно и пьяно, осыпающим свои лепестки, словно снег, припорашивая землю кружащим голову ковром; к этому месяцу, блестящему ниточкой золотого руна, что ему случайно удалось выловить из всех его долгих блужданий по непознанным морям и океанам. Эта любовь охватила его с такой силой, точно море заключило его в свои объятия и уносило с собой все дальше от берега, казавшегося теперь серой змейкой дымка, уползающей от него по краешку суши под ногами. Он почувствовал соленый ком в горле, что волна швырнула ему в лицо, накрывая с головой. Он вынырнул на поверхность, но нахлебался: соленая вода на языке, на ресницах его любимой, в ушах, что перестали слышать все звуки, только птичий свист этой женщины, томно и разморено, будто от жаркого и жадного солнца, посапывающей рядом.
Вжимались друг в друга, переплетались руками и ногами, боясь оторваться, так как знали, что с ними неизбежно случится то, что обычно случается у всех. Выстуженная осенними ветрами, ослепшая дача будет жалобно постанывать под ударяющим в нее дождем, горбясь от вороха сухих листьев и веток, налетевших на крышу, пахнущую тленом и гибелью.
…Это было странно для нее самой, но она не чувствовала ни тени раскаяния. Смущение — да, точно капли холодного дождя, ударяющие о голые плечи, так что сразу хотелось съежиться и спрятаться под навес, укутавшись теплым платком. Будто бы сразу чужой и совсем непонятный тебе человек вдруг стал родным. У них не было общей жизни за плечами и вообще было все разное: семьи, цели, интересы, прошлое и будущее. Она даже не знала, женат ли он, но это почему-то совсем не имело значения. Как у западающего за горизонт солнца, которое одним боком нырнуло в море, а другим повисло на небе, таком же ласково-сером, как и море в сгущающихся сумерках.
