Светлячки на ветру - Таланова Галина (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Как она презирала всех этих покупателей дипломов! Каждый раз ее так и подмывало спросить: «А не стыдно ли вам?» Но, в конце концов, она тоже занималась проституцией. Кто-то торговал телом, она своими мозгами. Иногда ей казалось, что профессиональные проститутки гораздо целомудреннее по сравнению с ней. Она продавала душу? Нет, душа, пожалуй, оставалась с ней, но то, что она вкладывала свою душу в чужие работы, не могло пройти бесследно. Она чувствовала, что иллюзия возможной самореализации, будто китовый ус, медленно разворачивается в ней, причиняя все большую боль. Она знала, что когда-нибудь этот ус вытянется и забренчит, как струна.
Начиналась теплая погода, была первая майская жара и первые грозы, сопровождаемые шквальными ливнями. После гроз выглядывало солнце и душно пахло черемухой, к ее острому запаху примешивалось благоухание цветущих яблонь и вишен да пленяющий аромат жасмина. Голова кружилась от внезапно наступившего тепла и цветения, что почему-то напоминало ей о тех днях, когда она была юна, верила в чудо и они гуляли после выпускного вечера на откосе. Она подумала о том, что только что было лето, и вот уже промелькнула рыжим беличьим хвостом по забору осень, и скатилась с ледяной горки на санках зима, и сбежал с откосов весело звенящими ручьями март, и миновал апрель с его реками, вышедшими из берегов. Но ее жизнь так и текла в своем русле. Равнинная река, которая никогда не замерзает. Местность, где не бывает паводков. И вот уже удивление, что листья, только что выстрелившие, будто лезвия из перочинных ножичков, переплелись с белыми и розовыми цветами, возвращая томление юности…
От перспективы писать литературный обзор у нее резко испортилось настроение. Она снова почувствовала себя никнеймом, человеком без лица, невидимкой, которой безумно захотелось сбросить эту порядком надоевшую ей шляпу и распустить волосы по ласковому ветру. И пусть ветер треплет их, словно белые и розовые цветы на деревьях, и все видят, что она состоялась сама, а не помогала стать личностями самодовольным бизнесменам и капризным ленивым дочкам новоявленных нуворишей. Она сама не лыком шита. Ах, если бы повернуть время вспять, к тому моменту, когда она верила, что все в ее жизни состоится так, как мечталось в ранней юности! Почему не все белые и розовые цветы завязываются плодами? Ветер перестройки унес пыльцу мимо, и она смешалась с пылью, поднятой с дорог наводнившими город иномарками.
Две недели она писала литературный обзор, но ей почему-то захотелось сделать его хорошо, чтобы обязательно утереть нос этому деятелю.
Они договорились, что она будет пересылать ему литобзор кусками, и он будет делать правки. После первой порции текста, которую она отправила клиенту по электронке, мужчина неожиданно для нее появился в офисе с билетом на концерт Хворостовского. Билет был один.
Она уже собиралась идти домой — и из офиса они вышли вместе. Стоял последний весенний день и было по-июльски жарко. Асфальт раскалился и плавился — в воздухе витал удушливый запах гудрона. Но вся листва была еще молодая и зеленая, и Вику не покидало ощущение, что все лето еще впереди, что все лучшее в ее жизни еще там, на том берегу реки, что еле виден за липкой дымкой смога. По городу гулял тополиный пух. Он летал по улицам, подхватываемый переменчивым ветерком, садился на плечи, зацеплялся в волосах и приклеивался к пропотевшей одежде, жался к стенкам домов, прикинувшись только что наметенным и рыхлым снегом. Она подумала о том, что вот так и люди, внезапно сорванные с места ветрами перемен: ветром любви, ветром потери или просто почувствовавшие пустоту души, которая надувает их и делает легко парящими, будто воздушный шарик, — срываются с насиженных мест и улетают из обжитых домов, поднятые к облакам и гонимые воздушными потоками. Цель пуха — долететь до нового островка почвы, где можно будет прорасти и дать начало очередному древу жизни. Созревшие семена обрастали крыльями и становились невесомыми, чтобы парить на ветру, а потом взойти новым деревом. Пух лежал и на поверхности реки, от ветра ставшей похожей на стиральную доску; он не тонул, от чего река казалась присыпанной снежком. Пух быстро сносило течением вниз, подальше от старого кривого дерева, все ветки которого были еще зелеными. Сама она вдруг тоже почувствовала себя тополиным пухом, который подхватил случайный ветер и бросил на рябь реки, куда-то тащащей ее со своими водами. К водовороту? Порогу? На прибрежную косу или отмель, выросшую посередине мельчающей реки?
Стояли на откосе у ажурного парапета. Ее спутник взял ее еще тонкую руку за запястье. Она вздрогнула от неожиданности. Нет, он не собирался целовать ее ладонь. Он просто указал кивком головы на паучка, что медленно полз по ее запястью, а она даже не чувствовала щекотки от его мохнатых лапок. Зато ощутила мягкое скольжение по запястью чужого пальца. Она сначала даже не поняла, что он показывает на паучка. Посмотрела на него вопросительно. И тогда он кивнул ей на паучка, маленького, похожего на бурую божью коровку. Но ведь божьи коровки не плетут паутины, не растворяют внутренности бабочек, чтобы высосать их. «Божья коровка, улети на небо, там твои детки»… А у паука и крыльев нет. Может только парить на своей паутине в ожидании очередной жертвы. А этот маленький: не понимает еще, что паутину надо плести по углам или развешивать среди веток.
54
Она сидела за компьютером, перебирала чужие листки, исписанные корявым почерком, и ничего не могла разобрать. Казалось, что на листке просыпаны мелкие завитки состриженных кудряшек пуделя. Как все это набрать на компьютере, она не могла представить… Просидела полдня, сквозь каракули разгадывая то, что автор силился донести. Набирала одним пальцем на компьютере по букве. Через час у нее заболела голова. Ощущение, что голову напекло — и она была близка к солнечному удару. В глазах побежала мелкая рябь, будто по освещенной нестерпимо ярким солнцем воде. Золотые рыбки, шевеля своими сильными плавниками и больно ударяя хвостами по воде, высекали хрустальные брызги и не давали ряби исчезнуть. По воде шли круги, как от бросаемых камушков, сквозь плеск воды в ухе противно запищал комар. Она почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Поспешно бросила листки рукописи, точно боялась обжечься, и легла на диван. Потолок крутился, словно она скакала на карусельной лошадке по кругу. Лошадка невесело мотала головой, лениво наклонялась за сеном и медленно пережевывала его. Вика зажмурилась и попыталась заснуть. Теперь в глазах вспыхивали всполохи приближающейся грозы, что застала ее, казалось, в каюте старенького морского лайнера. Лайнер качался на волнах, то поднимаясь на гребни вздыбленных волн, то срываясь вниз. Вику тошнило, вся она была мокрая и липкая, будто после перехода с тяжелыми сумками по раскаленной от жары горе.
На другой день она позвонила клиенту и сказала, что переоценила свои возможности. Теперь она отказывается делать ему диссертацию, так как просто не в состоянии разобрать его почерк.
— Так давайте я подиктую вам. Ждите. Я через час приеду. Говорите адрес.
Через час Сергей появился у нее дома. Высокий, но уже не очень стройный, с едва наметившимся брюшком, в черном длинном плаще, в котором он походил на господина из прошлого века. В руках не хватало старинной трости, но господин держал розу, белую, настолько большую, что сначала Вика подумала, что это лилия, но то была роза почти на метровой ножке:
— Это вам за мучения!
Обрезать розу Вике была жалко, но она побоялась, что цветок опрокинет вазу. Укоротила стебель, состругала колючки и поставила на журнальный столик.
Теперь Сергей Александрович развалился в кресле совсем по-домашнему, положив ногу на ногу и усевшись глубоко, и медленно диктовал ей текст.
Вика по-прежнему еле поспевала за ним. Подумала: «Если он все равно тратит свое время, не легче ли ему было написать самому? Или совсем дурак?»
Набирала с ошибками текст про биолюминесценцию, сознавая, что исправлять придется потом, но попросить Сергея Александровича диктовать помедленнее почему-то стеснялась. Набрала несколько страниц — и поняла, что надо делать перерыв: устала. Предложила чаю.
