Аристотель и Данте открывают тайны вселенной (ЛП) - Саэнс Бенджамин Алир (серия книг txt) 📗

А потом он шепнул мне на ухо:

— Я думаю, что у той дамы, что сидит напротив нас, любовная интрижка.

— Откуда ты узнал? — прошептал я.

— Зайдя в автобус, она сняла свое обручальное кольцо.

Я кивнул и улыбнулся.

Мы сочиняли истории и про других пассажиров.

Мы знали, что они тоже придумывали истории про нас.

Я очень редко сближаюсь с людьми. Я предпочитаю оставаться одиночкой. Я играю в баскетбол, в бейсбол и даже состою в клубе Бойскаутов, но я почти не общаюсь с другими парнями. Я никогда не чувствовал себя частью их мира.

Парни. Я наблюдал за ними. Изучал их.

В конечном итоге я не нашел в них для себя ничего интересного. На самом деле, я только еще больше разочаровался.

Может я был немного высокомерным. Но я так не думаю. Я просто не понимал, как с ними разговаривать, как чувствовать себя комфортно в их окружении. Общение с другими парнями не заставляло меня чувствовать себя умнее. Общение с другими парнями заставляло меня чувствовать себя глупым и неполноценным. Это было, словно они все состояли в одном клубе, а я нет.

Когда я стал слишком взрослым для бойскаутов, я сказал отцу, что не хочу больше этим заниматься. Я больше этого не выдержу.

— Потерпи ещё год, — сказал мне он. Отец знал, что иногда я люблю подраться. Он часто читал мне лекции о физическом насилии. Он пытался оградить меня от влияния школьных группировок. Он не хотел, чтобы я стал таким как мой брат, который сидит в тюрьме. Именно из-за моего брата, о чьём существовании даже не упоминалось, я должен был быть примерным бойскаутом. Это отстой. Почему я должен быть хорошим мальчиком только потому, что у меня плохой брат? Ненавижу эту семейную математику.

Я уступил отцу. Я решил потерпеть еще один год. Я ненавидел это, кроме того, что я научился делать искусственное дыхание. Мне не очень нравилось дышать в чей-то рот. Это выводило меня из себя. Но по какой-то причине, меня восхищало то, что ты можешь заставить сердце вновь забиться. Я не совсем понимал, как это работает. Но после того как я получил нашивку за то, что научился оказывать первую помощь, я ушел из бойскаутов. Придя домой, я отдал нашивку отцу.

— Я думаю, что ты совершаешь ошибку, — вот и все, что сказал мне отец.

Я не собирался садиться в тюрьму. Именно это я и хотел ему сказать, но вместо этого фыркнул:

— Если ты заставишь меня вернуться к бойскаутам, то клянусь, я начну курить.

Отец посмотрел на меня, и сказал:

— Это твоя жизнь.

Будто так и было. Еще одна особенность моего отца, это то, что он никогда не читает лекции. И это меня бесило. Он не был злым. И у него был хороший характер. Он всегда высказывал свое мнение короткими фразами: «Это твоя жизнь», «Просто попробуй», «Ты действительно уверен, что этого хочешь?» Почему он не может просто поговорить? Как я могу узнать его поближе, если он не хочет со мной общаться? Меня это раздражало.

В целом жилось мне хорошо. У меня даже были друзья в школе. Типа того. Я не пользовался дикой популярностью. Этого просто не могло произойти. Быть популярным, значит убедить людей в том, что ты веселый и интересный. А я просто не любил играть на публику.

Раньше я общался с братьями Гомес. Но они переехали. Еще была пара девчонок, Джина Наварро и Сьюзи Берд, которым доставляло удовольствие надо мной издеваться. Девчонки. Они тоже были загадкой. Весь мир был загадкой.

Хотя, думаю, что не все было так плохо. Может быть, я и не был всеобщим любимчиком, но и не был тем парнем, которого все ненавидят.

Я мог за себя постоять. Поэтому меня и оставляли в покое.

Я был почти невидимый. И я думаю, мне это нравилось.

Но потом появился Данте.

ПЯТЬ

После моего четвертого занятия по плаванию, Данте пригласил меня к себе в гости. Он жил меньше чем в квартале от бассейна в большом старом доме напротив парка.

Он представил меня своему отцу, учителю английского. Я никогда не встречал американца мексиканского происхождения, который преподает английский язык. Я даже не знал, что такие существуют. Да он и не выглядел как профессор. Он был молодым, привлекательным и добродушным, казалось, что какая-то его часть так и осталась мальчишкой. Он был похож на мужчину, влюбленного в жизнь. Не то, что мой отец, который сторонится окружающего мира. В моем отце была какая-то мрачность, которую я не понимал. В отце Данте совершенно не было такой мрачности. Даже его черные глаза, казалось, были полны света.

В тот день, когда я познакомился с отцом Данте, он был одет в джинсы и футболку. Он сидел в кожаном кресле в своем кабинете и читал книгу. Я не встречал ни одного человека, у которого дома был личный кабинет.

Данте подошел к своему отцу и поцеловал его в щеку. Я бы никогда так не сделал. Ни за что.

— Пап, ты сегодня не побрился.

— Сейчас же лето, — сказал его отец.

— Это значит, что тебе не надо работать.

— Это значит, что я должен закончить писать свою книгу.

— Написание книги — это не работа.

Отец Данте громко рассмеялся после этих слов.

— Ты еще многого не знаешь о работе.

— Сейчас лето, пап. Я не хочу слушать о работе.

— Ты никогда не хочешь слушать о работе.

Данте не понравилось, что разговор принял такой оборот, и он решил сменить тему.

— Ты собираешься отращивать бороду?

— Нет, — рассмеялся он. — Слишком жарко. Кроме того, твоя мама не хочет меня целовать, если я хотя бы один день не побреюсь.

— Ух ты, она строгая.

— Ага.

— А что ты будешь делать без её поцелуев?

Он ухмыльнулся и посмотрел на меня.

— Как ты терпишь этого парня? Ты должно быть Ари.

— Да, сэр.

Я нервничал. Я еще никогда не знакомился с родителями своих друзей. Большинство родителей, которых я встречал, не были заинтересованы в общении со мной.

Он встал со своего кресла и отложил книгу. Он подошел ко мне и протянул мне руку.

— Я Сэм, — сказал он. — Сэм Кинтана.

— Приятно познакомиться, Мистер Кинтана.

Я слышал эту фразу «Приятно познакомиться», тысячу раз. Когда мне это сказал Данте, это звучало искренне. Но когда ее произнес я, то почувствовал себя глупо и неоригинально. Мне захотелось где-нибудь спрятаться.

— Ты можешь называть меня Сэм, — сказал он.

— Я не могу, — ответил я. Боже, я хотел провалиться сквозь землю.

Он кивнул.

— Это мило, — сказал он. — И уважительно.

Мой отец никогда не произносил слова «мило».

Он посмотрел на Данте.

— У молодого джентльмена есть уважение. Данте, ты мог бы поучиться у него.

— То есть ты хочешь, чтобы я называл тебя Мистер Кинтана?

Они оба едва сдержали смех. Потом он снова обратился ко мне:

— Как дела с плаванием?

— Данте хороший учитель, — ответил я.

— Данте хорош во многом. Но он никогда не был хорош в уборке своей комнаты. Ведь уборка — синоним слову работа.

Данте посмотрел на него.

— Это намек?

— Ты сообразительный, Данте. Должно быть, унаследовал это от мамы.

— Не будь нахалом, пап.

— Что за слово ты сейчас употребил?

— Это слово тебя обидело?

— Не слово. Возможно это отношение.

Данте закатил глаза и уселся в отцовское кресло. Он снял свои кроссовки.

— Не устраивайся слишком удобно. Наверху тебя ждет твой собственный свинарник, — сказал ему отец.

Мне понравилось то, как они общаются друг с другом, они разговаривали так просто и с нежностью, как будто любовь между отцом и сыном это что-то естественное. Иногда мы так же просто общаемся с мамой. Иногда. Но между мной и отцом такого никогда не было. Интересно, что было бы, если бы я зашел в комнату и поцеловал своего отца.

Мы поднялись на второй этаж, и Данте показал мне свою комнату. Это была просторная комната с высокими потолками, деревянным полом и большими окнами. Повсюду валялись вещи. Одежда, разбросанная по всему полу, куча старых альбомов, книги, исписанные блокноты, фотографии, пара камер, гитара без струн, ноты и пробковая доска с прикрепленными к ней записками и картинками.