Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя (прочитать книгу txt) 📗
— Просто много работы навалилось в последнее время, — спиной отвечает Олег. — Что-то случилось?
— Я думаю… будет лучше… — Набираю в легкие побольше воздуха. — Если я оставлю вас с Олей наедине.
Муж не сразу поворачивается. Стоит несколько минут совершенно без движения, и единственное, что нарушает тишину — его немного прерывистое дыхание. Я заранее готовлюсь ко всем его «нет»: собираю аргументы, мысленно оттачиваю интонацию, с которой их произнесу. Готовлюсь соврать и мне должно быть стыдно, но единственное, что я сейчас чувствую: жгучее желание услышать «да» и подарить себе, может быть, неделю счастливой жизни. В другом мире, с другим мужчиной.
— Это из-за того, что она тебя ударила? — Олег так и не удосуживается повернуться ко мне лицом. — Она рассказала и очень переживает.
На языке крутится что-то настолько ядовитое и язвительное, что я с трудом сглатываю колкость.
— Я просто считаю, что вам нужно побыть одним, как отцу и дочери. Тебе взять отпуск, проводить с ней больше времени. — Совершенно правильные вещи, которые я говорю почти искренне, но это «почти» насквозь фальшивое.
— Дани, послушай…
Олег заглядывает мне в лицо, и я на миг жмурюсь, боюсь, что он увидит там правду и… разговор перестанет быть спокойным.
— Для тебя это все непросто, и ты наверняка хотела какой-то другой жизни, но я не могу просто так снова позволить ей влипнуть в корыстного мудака. Она слишком зависима от своих чувств, она просто не умеет себя контролировать.
— Олег, все, чего я хочу, чтобы вы разобрались между собой, не втягивая меня в ваши семейные отношения, как громоотвод.
— Дочь не перестанет быть частью моей семьи.
Я пожимаю плечами.
— И она не исчезнет только потому, что тебе рядом с ней некомфортно, — продолжает Олег на этот раз жестче и с заметным предостережением.
— Просто разберитесь между собой, — повторяю уже до оскомины надоевшую фразу.
— Как это понимать?
— Я перееду к себе, на пару недель, может быть.
Олег хмурится и даже делает шаг назад, словно я отвесила пощечину, а не сказала несколько слов. Мы смотрим друг на друга, и что-то тяжелое и холодное врезается между нами невидимым лезвием гильотины. Возможно, я не так уж хорошо маскировалась все это время — и Олег давно чувствует, что между нами что-то потухло? Ведь он просто молчит и смотрит, смотрит и молчит, даже не спрашивает, почему я так кардинально решаю проблему отцов и детей?
И неожиданно, коротко, наотмашь, словно удар в затылок:
— Хорошо, Даниэла, это разумное решение. — Садится за стол, расправляет на груди рубашку, берется за телефон и взглядом указывать на дверь. — Извини, у меня еще дела.
Я иду прочь, чувствуя, что вот сейчас, когда я возьмусь за ручку двери, муж крикнет что-то в спину, остановит, скажет что-то, что должен бы сказать любой мужчина на его месте. Но он ничего не говорит: ни когда я открываю дверь, ни когда переступаю порог.
Он меня отпускает, но я чувствую себя беглянкой из клетки, которую выпустили погулять с цепью на ноге.
Глава тридцать вторая: Кай
Я люблю летать. Всю жизнь, даже когда был ребенком, любил валяться в траве и смотреть на самолеты и на белые полосы в небе. Даже одно время мечтал стать пилотом, но, когда вымахал так, что в десятом классе обогнал в росте всех своих учителей, стало понятно, что с мечтой о карьере пилота лучше распрощаться. Тем более — военного пилота.
А теперь, когда моя жизнь сделала крутой вираж, я летаю минимум пару раз в месяц и никогда не сплю в дороге, а как ребенок, разглядываю облака в иллюминатор. Даже несколько часов подряд, и мне не надоедает.
Но в этот раз мне ни хрена не интересно лететь одному. Потому что голова то и дело поворачивается в сторону соседки — почтенной дамы средних лет — а в мозгу колом торчит единственная мысль: «Даниэла должна быть рядом, сидеть здесь, а я должен держать ее за руку и знать, что даже если случится херня и самолет упадет или взорвется — мы исчезнем вместе».
Я двинут на ней окончательно, потому что собственными руками слил тормозную жидкость.
Мы с Даниэлой все продумали и спланировали, как настоящие шпионы. И от этого тошнит неимоверно, и не помогает ни газировка, ни кофе.
Я прилетаю на сутки раньше: в Лос-Анджелесе тепло, но не жарко. Я бы сказал — просто пиздато, именно то, что нужно для отдыха вдвоем. Днем — на конференции, вечером — на совещании. И все время смотрю на часы так очевидно часто, что даже редко сующий нос в дела сотрудников Бессонов спрашивает, куда я опаздываю.
Они здесь всем составом: с женами, с детьми. Мужики, на которых хочется равняться, хоть где они, а где я. Но я им так завидую, что хочется плюнуть в себя самого. Потому что тоже хочу вот так: рядом со своей Принцессой, даже если это деловая поездка. Просто знать, что она здесь, рядом, носится по магазинам, скупая всякий женский хлам, и время от времени шлет сообщения с фотографии какой-то фигни, покупке которой рада, как детсадовка.
А вместо этого отшучиваюсь, что просто чем-то траванулся и нужно принимать таблетки по часам. Так себе отмазка, но у нас не принято лезть туда, куда не приглашают. Что-то типа корпоративной этики.
Я заканчиваю только после десяти: на улице уже темень, но бар ресторана забит людьми так, что яблоку негде упасть. Даниэла прилетела два часа назад — написала мне сообщение, и только тогда я выдохнул с облегчением, теперь точно зная, что ее самолет не потеряется за облаками, как в долбаном «Заклятье долины змей». Но встретить себя в аэропорту она запретила. Сказала, что подождет в баре гостиницы, и я несусь туда очертя голову. Ищу взглядом знакомую фигуру, но она ускользает от меня, словно призрак. За столиком ее нет, и там, на диванах, тоже. И вряд ли она среди той шумной компании мулатов, которая то и дело взрывается гоготом на весь бар.
И когда в груди начинает ковырять паника, я чувствую ее взгляд.
Она сидит за барной стойкой, в простых джинсовых шортах и какой-то цветастой легкой рубашке, с волосами, собранными на затылке забавной заколкой с бантом. И эти ее серьги: длинные ряды маленьких серебряных ракушек и колечек, которые легко шевелятся от каждого движения.
Я стою на расстоянии пары шагов, но оттягиваю момент поцелуя, полностью, на хер, совершенно точно, окончательно, убитый ее красотой.
Понятия не имею, сколько времени проходит, прежде чем на меня начинают коситься. Может, всего минута, может, целая вечность. Да и срать. Главное, что Даниэла сидит там, смотрит на меня своими охуенными серебряно-голубыми глазами и улыбается только мне одному. И от этой улыбки пробирает до самого нутра. И я просто чертов счастливчик, потому что здесь — и вообще на всей планете — нет женщины красивее ее.
И здесь, в окружении чужих людей, чужой страны, мы можем просто притвориться, что нет никаких колец, нет никаких оков и людей, которые нам не нужны, а существует только эта реальность, где мы принадлежим друг другу и можем делать совершенно сопливо-романтичные вещи, как например держаться за руки и обниматься на виду у всех.
А она словно нарочно: берет со стойки бокал с соком, прихватывает зубами трубочку, на которую нанизана мишура, и втягивает ее между губ, и все это — глаза в глаза. Я правда очень стараюсь держать свою пошлость на привязи, но, когда она делает это, яйца непроизвольно сжимаются, а джинсы вдруг становится слишком узкими, и стояк болезненно упирается в твердую молнию. Даниэла скользит по мне взглядом, задерживается на пуговицах простой рубашки, ниже и ниже, до пояса, продолжая вытворять такое своими порочными губами, что я готов вспомнить заветы предков и как пещерный человек взвалить ее на плечо и запереться в ближайшем туалете.
Ноги сами несут к ней, буквально в пару шагов — я уже рядом. Принцесса хочет вынуть трубочку, но я качаю головой, и она снова собирает губы в тугое кольцо.
— Ты меня до инфаркта доводишь, — говорю шепотом, поглаживая ямочку у нее на щеке.
