Лихо ветреное - Волчок Ирина (читаем книги .txt) 📗
И вообще все у них получается хорошо. Дети здоровые, умные, красивые. Федор не собирается жениться в ближайшем будущем. Нина платит за индивидуальные занятия бешеные деньги и, похоже, не скоро бросит. В «Фортуну» завтра идти не надо. Дядя Миша опять насолит для них страшное количество огурцов. Елена Васильевна в обстановке глубокой секретности шьет для Аленки бальное платье ко дню рождения… Абсолютно все у них получается.
Ну и на кой ей тогда выходить замуж? Тем более — за того сумасшедшего Павла Брауна, который к тому же признается, что жених он не завидный…
После ужина Сережа сам вызвался погулять с девочками. Наверное, опять на всякие сайты больше разрешенного просвистел. Или так сильно те блестящие штаны понравились?
Или и Сережа тоже постепенно становится домработником, привыкает к обязанностям, которые для мальчиков его возраста никак не могут считаться сами собой разумеющимися?
— Глупости, — сказал Федор, когда она осторожно поделилась с ним своими сомнениями. — Он старший брат, значит — должен. Я ему сто раз объяснял, может, просто наконец дошло… А может, действительно штаны эти хочет. Вымогатель. Ты чего это штопаешь?
Зоя штопала свою старую ночнушку, которая была вполне еще ничего, только на спине немножко протерлась… В общем, так протерлась, что даже треснула поперек. Что ж теперь, выбрасывать, что ли?
Федор составил вымытую посуду в сушку, старательно вытер руки, аккуратно повесил полотенце — и вдруг быстро наклонился через стол и выхватил у нее из рук недоштопанную ночнушку. Зоя такого коварства не ожидала. Ну вот, сейчас опять начнет нотации читать.
Федор встряхнул ее ночнушку, порассматривал на свет, нашел дыру и грубо сунул в нее изуродованную руку, разрывая протертое место еще больше. Растопырил оставшиеся пальцы, гневно потряс ими в воздухе и грозно спросил:
— Это что такое?!
— Вполне еще ничего… была. — Зоя хмуро наблюдала, как стремительно и непоправимо расползается дыра. — Еще носить и носить… Она мне нравилась. Я к ней привыкла.
— Ну, еще бы! — Федор скептически хмыкнул и принялся старательно рвать ее многострадальную ночнушку на квадраты. — За десять лет к чему угодно привыкнуть можно. Что ты все время дурью маешься? Мы что, не в состоянии потратить пятьдесят рублей на такую ерунду?
— Да зачем тратить-то? — вяло возразила Зоя. — И может, они сейчас дороже… И эта пожила бы еще.
Да что ему возражать… Разговор на эту тему был не первый, и не второй, и даже не десятый. Никаких аргументов Федор не слышал, сердился и обзывал ее жлобихой.
— Жлобиха, — и сейчас обозвал он без всяких эмоций, просто факт констатировал. — Мы что, бедствуем? Ты вообще сумасшедшие деньги зарабатываешь. Я тоже не так уж мало… для калеки и студента. Или мало? Темиргалиев хочет знакомого привести, тоже из каких-то беженцев, тоже у сына с языком проблемы. За хату жильцы платят как по часам. И Сережа на свой компьютер зарабатывает, даже еще больше… Или сократить ему этот Интернет? Все равно там ничего полезного, дурь одна.
— Нет, не сокращай, — торопливо попросила Зоя. — Он ведь не круглые сутки там сидит, правда? И никакую дурь не ищет, я в прошлый раз глянула — а он статью по топологии читает, какого-то американца. Страшная заумь, я ничего не поняла. А для него это радость. Как же это можно — радость сокращать? Не надо. Детям вообще ничего не надо сокращать…
В детстве у нее было много радости. Все ее детство было одной большой непрерывной радостью. Кажется, она всегда получала все, что хотела, — и шмотки, и игрушки, и книжки, и на гимнастику ее папа и мама водили по очереди, даже если им было очень некогда, а англичанка вообще к ним домой заниматься приходила. А Сашка водил ее в кукольный театр, гулял с ней по набережной под каштанами, потом уже вместе с Люсей гуляли, потом — вместе с маленьким Сережей… На школьный выпускной вечер все пришли — и ее родители, и Сашка с Люсей, и Сережа, и Федор… У Люси на руках была маленькая Аленка, и Люся ей все время рассказывала, что вокруг происходит. Аленке было чуть больше полугода, она внимательно слушала, смотрела своими необыкновенными глазами и улыбалась. Перед тем как улыбнуться, обязательно выплевывала соску. Люся говорила: «Чего плюешься? Солнышко мое бессовестное!» И все смеялись. А Сережа говорил: «Наше! Наше солнышко бессовестное!» И Саша одобрительно хлопал сына по плечу… У Сережи и Аленки детство тоже начиналось счастливо. И у Маньки оно обязательно было бы счастливым. У них было бы не меньше радости, чем было у нее…
Она когда-то поклялась себе, что у них будет много радости. У них будет все, что они захотят, — и игрушки, и книжки, и гимнастика, и английский — да хоть китайский, она и китайца найдет! — и хорошая школа, и престижное образование, и собственное жилье… Папа, мама и Сашка обеспечили бы все это без проблем. Они много зарабатывали. Значит, ей тоже надо много зарабатывать. И при этом — не раскидывать деньги на всякие глупости. Даже по мелочам.
— Ладно, — обреченно сказал Федор, хмуро послушав ее молчание. — Ладно, давай опять посчитаем. Сюда нести, что ли?
— Сюда, — оживилась Зоя. — Чтобы я детей видела. Федь, глянь, как Аленка разбегалась! Это ничего?
Федор выглянул в окно, внимательно понаблюдал минутку, успокоил:
— Ничего, Сережа следит. Вообще-то ей уже пора нагрузки увеличивать. Осторожненько. Ладно, это я еще с Серым посоветуюсь — и сам займусь.
Он ушел за Большой Тетрадью, а Зоя осталась смотреть в окно на детей. Манька носилась, как теленок по весне. Даже как мамонтенок. Аленка скользила между старых лип, как золотая рыбка между водорослей. Сережа Маньке иногда грозил кулаком, а за Аленкой все время следовал неотступно, и было видно, что он не просто тень изображает, а готов в случае чего в любой момент поддержать, подхватить, унести от опасности…
Она сделает все, чтобы у них было много радости.
Вернулся Федор, шлепнул на стол Большую Тетрадь, положил перед Зоей лист бумаги и фломастер, недовольно сказал:
— Считаешь, считаешь… Недавно только считала. Сколько можно? Жлобиха.
— Ничего, — пробормотала она, нетерпеливо открывая Большую Тетрадь. — Деньги счет любят.
Федор вздохнул и молча сел с другой стороны стола, приготовившись при необходимости объяснять, как и что. Такая необходимость редко возникала — Зоя и сама все знала, Большую Тетрадь она за три года выучила наизусть, просто иногда, вот как сейчас, проверяла доходы и расходы последних дней и втайне прикидывала, на чем еще можно сэкономить. До Большой Тетради у нее была маленькая школьная тетрадка, которую она начала вести почти сразу после того, как Серые привезли ее с Манькой домой, в большую пустую квартиру, где не оказалось живых денег. В маленькой школьной тетрадке сначала вообще никаких доходов не было, одни расходы, и то, наверное, не все. Она же не знала тогда, легкомысленная дура, сколько стоит лечение, и санаторий, и содержание маленького ребенка, и даже коммунальные платежи… Потом появились доходы — Серые отремонтировали и сдали надежным людям Сашкину квартиру и сразу принесли Зое деньги, а она сразу схватила, конечно, даже не подумав, что ремонт сколько-то стоил… Потом, когда она начала уже помаленьку очухиваться, появились еще кой-какие доходы — Томка привела к ней домой двух баб, которые стеснялись заниматься в группе. Потом, когда Елена Васильевна появилась и с ходу занялась Манькой, Зоя летом пыталась заработать дворником, но Серые это дело мигом вычислили и пресекли, заставили сдать хвосты за летнюю сессию и погнали учиться дальше.
Потом оказалось, что у родителей на банковском счете было почти шестьдесят тысяч рублей, и она тоже занесла их в доходы. Потом Серый сказал, что остался должен Сашке крупную сумму — он так и сказал: «Крупную сумму», но сколько — не сказал, только предупредил, что сразу отдать не сможет, будет отдавать по частям, каждый месяц по пять тысяч, а проценты — потом. И это она тоже записала в доходы. А когда из больницы вернулся Федор, можно было уже и в тренеры пойти, не бросая института. В маленькой школьной тетрадке была неразбериха, и три года назад Зоя завела Большую Тетрадь и разграфила ее по сложной системе, а когда согласилась танцевать в «Фортуне» — система стала еще сложней.
