Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна (книга жизни txt) 📗
— Я читала об одном известном преступнике… — сказала Оля, глядя вверх — туда, где на небе остался белый след от самолета. — Не у нас, в Америке… Он убил кучу народа. Так вот, он в камере смертников, перед тем как сесть на электрический стул, написал мемуары. И в них он полностью оправдал себя, дескать, другие люди вынудили совершить его эти злодеяния.
— Да, а сам он белый и пушистый… — усмехнулся Иван. — Это правда, мало кто способен на раскаяние. Взять, например, моего любезного братца…
— Какого братца? — спросила Оля.
— Павла, кого же еще! Он мой двоюродный брат, если вы помните… Я не стану судить его за все те грехи, что он совершил, но то, как он поступил с Лерочкой…
Оля вздрогнула.
— Послушайте, Ваня, вы не обижайтесь… но ведь эту историю вы знаете только со слов своей бывшей жены?
— Да я сам видел все своими глазами! — с отчаянием произнес Иван. — Я видел, как из подъезда выскочила Лерочка, со ссадиной на колене и огромным синяком на лбу, в одной комбинации… рыдая, заламывая руки, и… Словом, я посадил ее в машину, отвез к себе. Больше мы никогда не расставались! Надеюсь, я стал для нее утешением… — он взволнованно утер платком вспотевшее лицо.
Оля закрыла глаза. «Кажется, правды я не узнаю никогда… — мелькнуло у нее в голове. — Ох, как мне надоели все эти тайны семейства Локотковых, как мне надоели разговоры о Павле! Уехать бы отсюда… Да, именно так — уехать, — заключила она. — Скорее бы кончилось лето, кончилась моя работа в санатории! Я никогда, никогда больше не вернусь сюда. Пусть Кеша, если хочет, навещает своего деда, а я — ни ногой…»
От принятого решения ей стало немного легче.
— Оленька, к вам пришли… — сказал Иван.
— Кто? — она открыла глаза.
За кустами застенчиво прятался Олежек. Повязку с руки ему давно сняли, остался только небольшой рубец, щедро политый зеленкой.
— Привет! — помахала ему Оля. — Иди сюда!
Олежек просиял и помчался к ней.
— Тебя отпустили? — первым делом строго спросила Оля.
— Да… Идем играть?
Она потрепала его по светлым волосам.
— Идем… Ваня, не лежите на земле — гамак освободился.
— Ах, мне все равно… — Иван вытер платком лицо. — Такая жарища, что даже шевельнуться лень!
Оля с Олежеком ушли в дальний конец сада, там была огромная куча песка, привезенного для каких-то строительных целей. Поскольку никто ничего строить пока не собирался, Оля с Олежеком решили соорудить из песка замок.
— Я тоже хочу стать доктором, — сосредоточенно копая ямку, сообщил Олежек. — Как ты, теть Оль… Буду резать людей.
— Я никого не режу, — сказала Оля, возводя ограду у будущего замка. — Это хирург режет.
— Да-а? — разочарованно произнес Олежек. — А ты что делаешь?
— Так, провожу внешний осмотр, пишу направления всякие…
— Пишешь?
— Да, очень много писанины! Хотя после Нового года у нас обещают поставить в каждом кабинете компьютеры.
— Я тоже хочу компьютер.
— А мама что говорит?
— Ну, типа купит она его мне… тоже после Нового года, — важно сообщил Олежек. В этот момент целый пласт песка обрушился вниз.
— Ты слишком глубоко копаешь, — сказала Оля. — Да и песок суховат…
— Я окошки делал, — с огорчением произнес мальчик. — Как же без окон?..
— Делай их поменьше… И вообще в замках, кажется, нет окон — только бойницы. Или есть? — задумалась Оля. Она потерлась щекой о плечо, убирая прилипший к ней волос.
— Да какая разница!
— Ты прав, разницы никакой… — засмеялась Оля.
Они возились целый час и возвели нечто вроде вавилонской башни в миниатюре.
Когда Оля отряхивала с себя песок, то вдруг увидела Павла со свертком в руке — он стоял в стороне, на асфальтовой дорожке, и с мрачным видом разглядывал их строение.
— Ладно, Олежек, приходи завтра… — сказала Оля мальчику.
Тот убежал.
— Здравствуй, Оля, — Павел подошел к ней. — Я тебе кое-что привез.
— Что? — испытывая неловкость, спросила она.
Она развернула бумагу и увидела лист кувшинки с цветком, выкованные из металла.
— Так, сувенир, — пожал он плечами. — Я сначала хотел сделать это в виде пепельницы, а потом вспомнил, что ты не куришь.
— Красиво… — пробормотала она. — Но зачем?
Он пожал плечами.
— Я же сказал — сувенир… — буркнул он через плечо и поспешно скрылся за деревьями.
А Оля так и осталась стоять на месте. «Приехал, значит… — с тоской подумала она. — Вот уж не думала, что он так скоро вернется!»
Откуда у нее взялась эта тоска, она и сама не знала.
Павел расположился в библиотеке отца, взял в руки какую-то книгу.
Но не мог разобрать ни единого слова — перед глазами стояла она, Оля.
Невеста Викентия. Нет, конечно, не Дезире, но как похожа! Он и вернулся так скоро потому, что захотел снова ее увидеть. Убедиться еще раз в том, что это не она.
Или она?..
Битых полчаса он наблюдал за тем, как она с мальчишкой увлеченно возится в песке, но ни к какому определенному выводу не пришел.
А какое потрясение он испытал, когда в начале лета все-таки приехал к отцу и увидел этот портрет в саду! Было ясно, что картину только начали рисовать — небрежные мазки, зыбкие контуры… но в цветовых пятнах угадывалось нечто знакомое. Женское лицо — нежный овал, прозрачные глаза, светлые волосы…
Тогда он испытал нечто вроде мистического ужаса и всерьез подумал, что сходит с ума. Дезире, его пропавшая мечта, глядела на него со смутной улыбкой. (Это при всем при том, что он ни разу не видел, как Дезире улыбается или плачет!)
«Во сне и наяву, везде и во всем я вижу только тебя…»
Он то приближался к только что начатому наброску, то отходил назад, но чем дольше он всматривался в еще не высохшие мазки, тем меньше у него было уверенности. Да не может быть, чтобы это была она! Нелепо, глупо — он искал ее по всей Москве, а она вдруг появилась на даче у его отца…
Потом узнал — портрет рисовали с невесты Викентия. Увидел ее в первый раз на берегу реки и опять пришел в ужас — Дезире!
Снова долго приглядывался, видел сходство, поначалу бесспорное, но постепенно его уверенность в этом таяла. У Оленьки Журавлевой волосы были, хоть и светлые, но абсолютно прямые, словно утюгом по ним прошли, черты лица более резкие, движения порывистые и какие-то суетливые… Голос? И голос другой — слишком отчетливо проговаривались слова, а у Дезире голос был глуховатый, мягкий, тающий, без интонаций… Он обволакивал, как утренний туман.
И вообще Оленька Журавлева выглядела в высшей степени нормальной женщиной, работала терапевтом, и невозможно было даже вообразить, что она в рваной, нищенской одежде просит милостыню возле Яузского бульвара! Да Эмма Петровна просто не допустила бы, чтобы у ее обожаемого сыночка была такая невеста — со странностями!
Уже безо всякой надежды Павел попытался разговорить невесту Викентия, но в лице ее ничего не дрогнуло, когда та услышала имя — Дезире…
Это была, бесспорно, не она — просто похожий женский тип, но Павла все равно неудержимо тянуло к этой женщине. Его тянуло к ней, потому что она была похожа на Дезире.
А когда она так мило и так просто объяснила ему, почему он должен помириться со своим отцом… Он тогда почти влюбился в нее!
Но поскольку Оленька Журавлева являлась настоящей, стопроцентно нормальной женщиной, то она, очаровав, тут же все и испортила. Неуемное любопытство, склонность к сплетням, вздорный характер… Все это в какой-то момент вдруг проявилось в ней. Боже, совсем не Дезире!
Собственно, подарок он ковал не ей, а Дезире. Но поскольку найти Дезире не было никакой надежды, железную кувшинку он отдал Оленьке Журавлевой.
Павел отбросил книгу и вышел на балкон.
Внизу, в вечерних сумерках, стоял Силантьев и рисовал закат.
— Ярослав Глебович!
— Да? — тот поднял голову вверх. Под левым глазом сиял отчетливый синяк.
— Ярослав Глебович, вы куда тот портрет дели?
— Какой портрет?
