Синдром Фауста - Данн Джоэль (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
– Уж не хочешь ли ты сказать, – возмутился Руди, – что я обманул своих девчонок? Наобещал черт-те что?
– Да нет же! – остановил я его. – Не ты – тайна, которая их в тебе манила.
– Ты всегда и во всем ищешь парадоксы, – хихикнул Руди, но вышло у него это грустновато.
– Эй, у тебя что, снова меланхолия? Голос что-то не тот, – обратил я внимание.
По телефону он и правда звучал довольно меланхолично. Как это я сразу этого не заметил? Руди тяжело, даже со всхлипом вздохнул.
– Мог бы сделать вид, что не заметил…
Я улыбнулся. Его меланхолию могла пробить только ирония. И я спросил:
– Стоп-стоп-стоп, а куда делся неутомимый искатель удовольствий?! Пират секса? Апологет страсти? Скис? Устал? Разочаровался?
Ответ прозвучал довольно театрально:
– Не то и не другое. Просто я еще до сих пор не нашел того, что искал.
Он явно жалел самого себя. А мне, несмотря на весь трагизм ситуации, в которой он оказался, было смешно.
– Какой старатель не мечтает найти настоящий самородок? В особенности – живой.
– Не будь циником, Чарли…
Я уверен, он скривился там, в своей нью-йоркской берлоге в Манхэттене, как если бы вместо сахара ему насыпали в чашку с кофе соли.
– Неужели хандра встречается и в сексуальной галактике тоже? Вот уж не представлял себе, – хмыкнул я.
– Чарли, – вздохнул Руди. – Все это не то, что я ищу…
Мне стало жаль его, и я сменил тон.
– Погоди! А сам-то ты знаешь, что ищешь?
Руди немного помолчал. В его голосе вдруг робко зазвучало мечтательное выражение:
– Раньше все было таким ярким, неповторимым. И чувство, и ощущения, и радость…
– С возрастом скудеет даже оргазм, – глумливо произнес я.
– Я на это не жалуюсь, – одернул он меня. – Ты неисправим.
– Мы оба, – поправил я. – Кстати, – тот, кого можно исправить, вообще не имеет своего собственного лица.
– Да не о сексе я, о чувствах…
– О господи! – вздохнул я. – Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь?
– Придумал очередную гадость? – спросил он.
– Почему же? Вспомнил о правде, которую все мы предпочитаем иногда не видеть.
– О какой правде ты там бормочешь, иезуит?
– Тому, кто ищет на барахолке оригинал, а не дешевую копию, обеспечено занятие на всю жизнь. Это вроде поиска социальной справедливости.
Почему даже близкие люди обязательно должны друг друга подначивать? Неужели это связано с нашей потребностью заявлять о себе: посмотрите, как я умен, как тонок, ироничен?! А может, с тем, что нам стыдно признаваться в своих сомнениях? В собственной слепоте или в глупости, наконец?
За почти четыре десятилетия нашей дружбы Руди стал для меня даже не другом, а чем-то вроде существующей отдельно, но моей собственной половины. Мы ведь не только понимали друг друга даже не с полуслова – с полужеста, но и думали и чувствовали в одном ключе. При всей своей непохожести не контрастировали один с другим, а дополняли. Не подавляли, а давали возможность куда лучше разобраться в самом себе. Иногда я думаю, что, не будь мы рядом, мы бы оба гляделись куда более серо и невыразительно. И хотя старше я его всего на полтора месяца, он иногда напоминал мне рано повзрослевшего ребенка. Таким, с неизгладимой печатью детскости, он и останется для меня до конца своих дней.
В нашу жестокую и несентиментальную эпоху Руди занесло случайно. Изнеженный южанин по духу, он оказался в суровой Антарктике чувств. Таким людям чаще всего тяжело, просто невыносимо приспособиться к жизни. Они слишком доверчивы и бескорыстны. Ищут и не находят. Ждут и не могут дождаться. Ступают босыми ногами по льду равнодушия и думают, что жжет их пламя непонимания. Грезят о тропиках любви, но замерзают от одиночества.
Порой я его искренне жалел. Порой – чуточку завидовал. Мне казалось – он способен видеть и слышать те краски и звуки, которые мне недоступны.
– Знаешь, – а ведь я тебя, порой, ревную…
– Ты о возрасте?
Я усмехнулся. Чувства выражать труднее, чем желания. В отличие от однозначного «хочу» они куда многозначней.
– Нет, Руди, – не о нем. О возможностях, которые перед тобой открылись.
– Тогда ты завидуешь не мне, – довольно быстро возразил он, – а Времени. Это оно делает с человеком все, что ему вздумается.
Я так и знал: он все поймет и переиначит по-своему.
– Руди, – сказал я, – время – лишь только дорога, путь. Мы, люди, двигаемся по ней, но в разные стороны. Все зависит от нас самих.
– Ты всегда был чересчур самонадеянным. Переубеждать его не имело никакого смысла. Это бы ни к чему не привело. Надо было возвратить его к знакомым ориентирам:
– А знаешь, ведь ты прав Лола действительно была похожа на женщину с ренуаровского полотна. Только такую надо было бы писать не маслом, а пастелью.
Он замолчал. Я задел старую, но все еще ноющую рану.
– Я не художник, – глухо откликнулся он. – У них глаз иначе устроен.
– Ты никогда не задумывался? Может, ты везде и повсюду инстинктивно ищешь именно ее?
Мне показалось, я услышал глухой, тоскливый вздох.
– Сравниваешь с ней. Представляешь, как бы она поступила в том или ином случае.
– Чарли! – В голосе его зазвучала задумчивая нежность. – Никто другой так не способен меня чувствовать, как ты.
Но я возвратился к тому, с чего начал:
– Да, но она ведь давно уже совсем не та, какой ты ее помнишь. Значит, охотишься ты за миражом…
Вместо того чтобы удержать его на весу, я заскользил вместе с ним к обрыву в пропасть. Мгновенно спохватившись, я взял себя в руки: ну нет, старик, тебе это не удастся! Сейчас ты разозлишься на меня так, что сразу придешь в себя. Поверь мне, уж я на это мастер.
– Скажи, – продолжил я. – Ты оставил ее из-за ее ребенка или потому, что не она о тебе, а ты о ней должен был заботиться?
Тут его прорвало:
– Да пошел ты! Я, по крайней мере, не превращаю нелегальных эмигранточек в одалисок и прислужниц. Сколько лет ты морочишь голову Селесте?
– Скоро десять, – покаялся я, чтобы он выдал мне индульгенцию.
– А ведь ей, кажется, уже тридцать шесть…
– Она меня уже наказала, – усмехнулся я.
– Ты шутишь! – оторопел он.
– Вроде нет. Все слишком взаправду и всерьез…
– Что случилось? – зазвучала в его голосе тревога.
Я побарабанил пальцами по столу:
– Она ушла от меня…
– Как ушла? Ты ее выставил, что ли?
– Нет, Руди, – сообщил я роковую новость. – Она беременна. Я сказал, чтобы она сделала аборт, и она меня оставила.
Он так свистнул в трубку, что я от неожиданности вздрогнул.
– Вернется!
Я промолчал. Другому всегда легче справляться с твоими трудностями. Чтобы переменить тему, он спросил:
– Тебе что-нибудь известно о моем семействе?
Наверное, внутри самого себя он все еще не свыкся со своей новой ипостасью. Ампутированная конечность ноет еще долго и болезненно. Ничего – и это пройдет…
– Очень мало, – словно бы оправдываясь и тем самым не заставляя его испытывать смущение, вздохнул я. – Оставляю записи на автоответчике Абби, но ответа не получаю. А детям твоим я звонить не хочу…
– И не надо, – согласился он. – Слушай, а если бы действительно она родила… Селеста… Появился бы ребенок…
– Представь себе, – рассердившись, рявкнул я, – что нечто подобное произошло бы с тобой…
По-видимому, он представил.
– Ты прав, – согласился он.
– Руди, – сказал я ему, – воспринимай все, как есть. Лови минуту, как кайф. Заставь себя поверить, что такой выигрыш, как у тебя, не доставался еще ни одному человеку на земле. Ты – первый, кто получил возможность начать жить заново. Был рабом и вышел на свободу…
– Знаешь, что самое странное? – спросил меня задумчиво Руди. – Я ведь понятия не имею, что мне делать с этой своей свободой…
