Когда командует мужчина - Линц Кэти (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

— Пора нам составить путеводитель, — заявил Люк. — Сейчас я пройдусь по тебе здесь, — и он провел пальцем по ее шее и плечу до того места, где кончался купальник и открывалась кремовато-белая кожа. — А ты здесь. — Он поднес ее пальцы к своему плечу.

— Командуешь? Даже сейчас, — любовно попрекнула она.

— А ты против, да?

— Нет, просто довожу до твоего сведения, что пойду, может быть, другой дорожкой. — Она приложилась губами к его груди и провела языком по влажной коже вверх. — А ты ступай вот этой, — глухо проговорила она, уткнувшись ему в шею, и, взяв его руку в свою, положила к себе на грудь.

Люк, как ни странно, не стал с нею спорить, и она, с удовольствием отметив это, дала своим пальцам полную волю, чем они не преминули воспользоваться, пустившись исследовать тело любимого ею мужчины. Горячие струи бурлили и пенились вокруг них, и уже закипало, разливалось по всем жилам желание…

Словно откуда-то издалека Хиллари услышала вздох. Но это не она вздохнула… и не Люк… а значит…

— О, простите. Извините, пожалуйста, — пробормотал Энгус; Клэр безмолвно стояла рядом.

Хиллари готова была провалиться… вернее, утонуть на дне бассейна. Но предпочла ретироваться к себе в номер, предоставив Люку давать… объяснения, извинения и всякое такое прочее, что положено в подобных ситуациях. Она никак не могла считать себя знатоком по части этикета для таких случаев, поскольку еще ни разу fragranto delicto [1] ее не заставали.

— Кажется, ты сказал, этот бассейн только для нас и нам никто не помешает, — напомнила Хиллари Люку, когда тот несколько минут спустя вошел в номер.

— Для нас и Робертсонов. Мне и в голову не могло прийти…

— Знаешь, мне тоже, — созналась Хиллари, озорно посмеиваясь. — Вот уж про кого не подумаешь, что их может это интересовать.

— В отличие от нас, которых ничто другое не интересует, — хохотнул Люк. — Так на чем мы остановились? — И он обнял ее, и поцеловал, и запустил обе руки под се мокрый купальник.

Пока Люк выясняя, на чем они остановились, Хиллари признавалась себе в глубине души — в самой-самой глубине, — что ей мало чувственных наслаждений, которые дает ей Люк… ей нужна любовь. А Люку нег. Она знала, что это так. Но когда, когда же она научится довольствоваться тем, что есть?

Позднее Хиллари лежала рядом со спящим Люком и, уставившись в темноту, в неясные силуэты роскошной меблировки, вспоминала совершенно не похожую на этот великолепный номер комнату в мотеле Лил Абнера с ее обшарпанностью, смешным и дешевым шиком. Трудно было себе представить — и мысль эта даже немного пугала, — что с их пресловутой брачной ночи прошло всего восемь дней. Восемь дней. Восемь ночей. Семь ночей на самом деле, поправила она себя, вспомнив вчерашнюю ночь любви. Как быстро она сдалась! Хиллари вздохнула.

Много ли пользы принес ей в итоге пресловутый параграф, который она включила в брачный контракт? Люк сумел заполучить ее снова. И вовсе она не была невинной жертвой, да и вообще жертвой. Нет, она знала, на что идет. Знала ведь!

Больше всего ее приводило в смятение то, что она продолжала надеяться. Себе же во вред. Ведь, надеясь, что между нею и Люком все сладится, всем сердцем желая этого, она в то же время боялась поверить в благополучный исход, боялась вложить слишком много веры, потому что боль тогда будет совсем уж невыносимой и неизлечимой. Для ее же блага лучше будет, если она окончательно вытравит из себя надежду на то, что Люк рано или поздно, но все-таки скажет ей свое «люблю». Надо трезво оценить будущее, смотреть реальным взглядом на свои ожидания.

Но тут же она ловила себя на неоправданных мечтах, вот как сейчас, когда фантазировала, как он все-таки скажет ей «я люблю тебя». И снова сердилась — на себя за то, что так ничему и не научилась, и на Люка за то, что он причиняет ей ненужные страдания. А выбить из него желанное признание можно разве что под пыткой… Или любовными утехами?

Вот была бы картина!

Хиллари закрыла глаза и вообразила, как, привязав Люка к постели, вымогает у него три слова: «Я люблю тебя». Она привязала бы его шелковыми шарфами. Синими — его любимый цвет. И Люк лежал бы беспомощный и был бы целиком в ее власти. Вот так-то.

Она видела эту картину воочию. Люк, распростертый перед ней на постели. Что там на нем надето? Его поношенные джинсы, которые так здорово на нем сидят? Расстегнутые. Да. Она сама спустит молнию, нарочно его искушая. Одна только загвоздка… Она мысленно увидела, как пытается, без всякого успеха, стащить с него джинсы. Кому из них уготована пытка?

Хмм… Это не пойдет. Пусть не джинсы, пусть на Люке будут темно-синие боксерские шорты. Такая вот у нее фантазия. И она сможет сколько угодно одевать его или раздевать. Он полностью в ее власти. Да, вот такая картина ей очень, очень нравилась.

Обольстительная, как Кетлин Тернер, сексапильная, как Мэрилин Монро, она будет изощренно измываться над ним, привязанным, пока он не обезумеет. И вот она победоносно склоняется над ним, прижавшись полусогнутыми коленками к его чреслам, — в шелковой тунике и фунтов на десять легче, чем в реальной жизни. Он будет укрощен. Воспламенен. Охвачен ненасытным желанием.

Она будет дразнить его, пока он не запросит пощады, моля о любви, пока не окажется целиком и полностью в ее власти. И ее пальцы будут скользить по разрезу в шелковых боксерских шортах и проделывать всякие штуки, о которых она только читала. И он запросит пощады, и придется ему сказать ей заветное «люблю». А она заставит его повторять это слово вновь и вновь.

И на такой эротической ноте, добившись исполнения своей мечты хотя бы в грезах, Хиллари заснула.

Воскресенье прошло в суете показа достопримечательностей. Прежде чем расстаться со Смоки-Маунтинз, Робертсоны пожелали непременно отведать местной домашней пищи — чего-нибудь такого-разэтакого. В два часа они всей компанией остановились в Таунсенде, где пообедали жареной зубаткой, разрекламированной как фирменное блюдо.

Робертсоны заказали в придачу еще какой-то хитрый салат из репы и пестрой фасоли.

Хиллари выбрала цыпленка и яблоко, запеченное в тесте, а сверх того стащила с тарелки Люка ломтик жареного кабачка.

На обратном пути в Ноксвилл Хиллари и Клэр заняли задние сиденья и всю дорогу обсуждали работу Хиллари. Хиллари излагала некоторые последние проблемы, связанные с защитой потребителя, — безопасность на дорогах, загрязнение атмосферы, использование пестицидов, медицинское страхование. Она рассказывала о победах, которые союзы потребителей сумели одержать, — о расширении информации по пригодности продуктов питания, о законах, требующих разумной эксплуатации автомобилей.

Клэр проявляла столь неподдельный интерес, что Хиллари пригласила ее зайти в Общество защиты потребителя и познакомиться с проводимой там работой подробнее. И присоединила приглашение на ленч.

— Чудесно! — с удовольствием приняла приглашение Клэр. — Вы упомянули общественные фонды. Полагаю, они принимают пожертвования.

— Да, конечно. Но я не для этого вас приглашаю… — смутилась Хиллари.

— Естественно. Но по возвращении в Англию я кое-чем займусь — прежде всего пестицидами и загрязнением атмосферы.

— Кажется, у вас с Клэр нашлось много общих тем, — заметил Люк позднее, когда уже ссадил Робертсонов у подъезда отеля.

— Завтра мы встретимся за ленчем. Я ее пригласила, — сказала Хиллари.

— Молодец. — Люк казался довольным, еще бы — оснований для этого было более чем достаточно. Уик-энд прошел намного лучше, чем он рассчитывал. Все, похоже, в итоге образовалось.

В понедельник Хиллари была занята сверх головы. Утро ушло на то, чтобы возместить время, потерянное в полицейском участке в пятницу. Хорошо, что она договорилась с Клэр на два часа.

Зазвонил телефон. Хиллари сняла трубку. Звонила Джолин.

— Прости, что беспокою на работе, — затараторила Джолин, — но захотелось узнать, все ли у тебя в порядке. Мы с тобой не общались вот уже неделю. После ленча.