Когда командует мужчина - Линц Кэти (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
— О Люк… Как хорошо!
— Лучше не бывает, — выдохнул он. Она улыбнулась, глядя на него сверху, стала медленно склоняться, и кулон из синего топаза закачался над ним. Бюстгальтер она сбросила, и коричневые соски ее грудей легли на его мерно вздымавшуюся и опускавшуюся грудь. Темные волосы колышущейся массой ниспадали вокруг ее лица, создавая своеобразный нимб, контрастирующий с откровенной греховностью ритмических ее движений.
— Ну, каково тебе… под пятой?
— Чертовски хорошо, Ирландочка. — Голос его звучал глухо. Он чуть приподнялся и запустил руку в темную гриву, обрамляющую ей лицо, а другая рука потянулась к влажной поросли, охраняющей доступ к ее женской тайне, к их любовному соитию. — А тебе каково? — Пальцы его пробежались по скрытому внизу холмику, и она задрожала в его объятиях. — Каково?.. Хорошо? — И пальцы его снова зарезвились в потайном ущелье.
— О!..
— Еще? — прохрипел он.
— Да! Да! Да!
Немного погодя Хиллари не в силах была извлечь из себя даже это односложное слово. Наслаждение стало непомерным, разрослось почти до боли… почти… почти…
Она судорожно вцепилась руками ему в плечи: надо же ей держаться за что-то, когда кровать, комната, весь свет перевернулись вверх тормашками. Сильнее. Сильнее! Ей казалось, ее подняло в воздух — она парит, летит, падает вниз головой в бездну с высочайшего в мире утеса, дрожа, кружась, взрываясь, — и, вскрикнув из последних сил, она сомлела в его объятиях. И туг же глухо, будто сквозь пелену, слух ее уловил его ликующий крик.
Лежа в темноте с приникшей к нему женой, которую он не выпускал из крепких своих объятий, Люк перебирал в уме события дня. Он не помнил, чтобы за всю свою жизнь чувствовал себя таким. счастливым и полностью удовлетворенным. День с Энгусом прошел как нельзя лучше: они обсудили проект со всех сторон, прошлись по нему, так сказать, частым гребнем. А вечер и ночь с Хиллари оказались потрясающими, исполненными страсти и волшебства. Все, похоже, вытанцовывалось как нельзя лучше, и на всех фронтах: и в личном, и в рабочем плане. Но ему почему-то было тревожно. Странно. Словно он боялся капризов судьбы — вдруг прихотливая леди решит, что отвалила ему слишком много счастья.
Но Люк отогнал от себя эти мысли, как отгоняют изжившие себя суеверия или старомодное католическое понятие первородного греха. Чур меня! И постарался сосредоточиться на чем-нибудь более земном — скажем, на том, как хорошо ему в новом доме.
— Вот это кровать так кровать, — лениво поведал он Хиллари. — Есть где растянуться.
— Есть где потеряться, — сонно откликнулась она.
— Не беспокойся, я тебя не потеряю. — И для пущей убедительности Люк покачал жену в своих объятиях, как младенцу поддерживая уткнувшуюся в его грудь голову. — Не потеряю, — повторил он яростно, словно заклятье.
Хиллари с удовольствием отметила некоторые отрадные перемены в поведении Люка. Он сообщил ей за два дня, что должен будет отлучиться по делам, — доложил во вторник утром, что в четверг вечером уедет.
А раз так, Хиллари решила, воспользовавшись свободным от семейных обязанностей вечером, навестить отца после работы в четверг и заодно упаковать кое-что из вещей.
Пообедала она с отцом и Софией. Папочка ввел в обычай разделять трапезы с новой экономкой.
— Какой смысл мне обедать здесь затворником в четырех стенах, а Софии сидеть на кухне и глазеть на другие четыре стены, — объяснил он Хиллари. София мило покраснела и промолчала. Хиллари с удовольствием отметила эти положительные сдвиги, но, хорошо зная своего папочку, большого значения им не придала. После обеда она поднялась к себе и стала разбирать накопившиеся с детских лет вещи. Пока она жила в Чикаго, ничья рука не касалась всей этой забившей ее девичью комнату дребедени.
Время бежало незаметно. Она надолго отвлеклась на фотографии в старых альбомах, потом перебирала всякий хлам, который так любят хранить подростки, — начиная от театральных программок до писем. Наконец, разогнув заболевшую спину, Хиллари удивилась, с чего это она чувствует себя такой уставшей, и взглянула на часы. Оказалось, уже за полночь.
У нее было две возможности: сесть в машину и за двадцать минут доехать до своего дома или тут же улечься в свою прежнюю постель. В шкафу оставалось кое-что из одежды, вполне пристойное, чтобы надеть завтра на работу. Люк недаром насмешничал, что ей и месяца не хватит, чтобы перевезти все свои туалеты в новый дом.
Хиллари решила заночевать у отца и не успела коснуться головой подушки, как уже заснула. Проснулась она часа через два. Ее разбудил какой-то звук. Шум на первом этаже. Может быть, София? Или отец? Какое-то мгновение она заколебалась — а вдруг оба они, но тут же отказалась от этой мысли. Ее отец — истинный южанин, настоящий джентльмен, и о том, чтобы он покусился на женщину, которая живет в его доме неделю-другую, не могло быть и речи.
Хиллари попыталась заснуть опять, но любопытство взяло верх, и она решила, что лучше спуститься и выяснить причину шума. А вдруг забыли выключить телевизор, да мало ли что? Дом она знала как свои пять пальцев и свет нигде включать не стала. Хватало и лунного света, чтобы все видеть.
И она увидела — увидела мужчину в кабинете отца. Не успела она вскрикнуть, как мужчина повернулся и уставился на нее. У Хиллари вырвался вздох облегчения. Это был Шон. Отец Люка.
Киллер, сопровождавший Хиллари, дважды гавкнул — для порядка. И тут же, тихо ворча, двинулся к гостю выяснять отношения. Хиллари называла такое ворчание «нервным», хотя звучало оно весьма угрожающе.
— Забери свою собаку, ты, аристократка неумытая! — прорычал Шон.
— Да ради Бога! — Хиллари повернула выключатель, осветив кабинет. — Сюда, глупыш, к ноге; вот и умница. Киллер вас не тронет. Зато у меня просто руки чешутся, — добавила Хиллари, успокаивающе гладя Киллера по голове и за ушами. — Что вы туг делаете?
— А что, по-твоему, я тут делаю? — ответил Шон, не спуская настороженного взгляда с Киллера, который теперь нюхал его ботинки. — Что делаю? Пытаюсь выяснить, что еще вы, подлые Гранты, на этот раз затеваете.
— Как вы вошли?
— Поработал железкой над вашей хлипкой дверью.
— Это называется «проникновение со взломом, — уточнила Хиллари. — Уголовщина.
— А я не взламывал двери. Они в полном порядке. И не тебе учить меня тому, что хорошо и что плохо, когда ты и твой подколодный папенька злоумышляете Бог знает что!
— Тише! — попыталась унять его Хиллари. — Отец услышит.
— Я уже слышу, — заявил из коридора Чарлз. — Что он здесь делает?
Глядя на этих двоих, Хиллари не могла отделаться от образа ощерившихся йоркширских терьеров, — образа, всплывшего в ее воображении еще тогда, когда они стояли друг против друга в ресторане. Только на этот раз они уже кружили почти нос к носу, готовые вцепиться друг в дружку. Еще немного, и случится беда.
— Он здесь… Я пригласила его, — солгала она. Отец скептически хмыкнул:
— Пригласила на два часа ночи?
— Да, — подтвердила она. — Мне нужно было поговорить с мистером Маккалистером. О Люке. .
— Говори с ним у себя в доме, — заявил Чарлз. — Здесь ему делать нечего.
Несмотря на облегчение, которое почувствовала Хиллари, сумев выгородить свекра, она вовсе не собиралась спустить ему возмутительную проделку.
— Я жду ваших объяснений завтра, — сухо бросила она, задержав его за рукав, прежде чем выпроводить через парадную дверь.
— А я еще не выяснил, что ты и этот прохиндей, твой папаша, собираетесь выкинуть, но выясню непременно. Ручаюсь, выясню, — сумрачно пообещал ей Шон.
— Ничего мы не собираемся, как вы говорите, выкинуть.
— Меня не проведешь, собираетесь. Не знаю, какие дамские чары ты напустила на моего парня, чтобы затащить его под венец…
Тут уж Хиллари вышла из себя:
— Да будет вам известно, ваш сын приказал мне идти с ним под венец.
Она не собиралась этого говорить, просто само выскочило в минуту раздражения.
