Сладкая песнь Каэтаны - Пиньон Нелида (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗

– Понимаете, что значит попасть в Венскую оперу? Нигде я не видел таких слепящих глаза люстр. Я чувствовал себя незрячим, как Савл на пути в Дамаск. Но лучше я расскажу с самого начала. Сидели мы, значит, на террасе гостиницы «Цаэр», как вдруг подошел к нам господин во фраке и спросил, нет ли среди нас какого-нибудь артиста, прибывшего в Вену не по контракту. Хотя говорил он не на христианском языке, Каэтана, которая наслушалась опер, спросила его по-итальянски, в чем его затруднение. Оказывается, в тот день заболели двое его артистов и он посчитал нас профессионалами, способными их заменить и спасти спектакль.

Теперь Данило глотал картофель с нарочитой медлительностью, только чтобы убедиться, что Франсиско не теряет нить повествования. Как актер он ценил паузы: кроме того что они способствовали восстановлению дыхания, они еще давали возможность собраться с мыслями для следующего эпизода.

Франсиско вдруг ощутил себя во власти противника, который управляет его чувствами, не считаясь с его душевными устремлениями.

– А как же вы заранее узнали, какую роль надо будет играть в таком прекрасном театре? – сухо спросил Франсиско, похрустывая суставами пальцев.

Явно выраженное сомнение погрузило Князя в темный и беспокойный мир, где слова становились пустыми звуками.

Франсиско заметил беспокойство гостя, испугался, как бы не погасить пыл рассказчика: тот начнет говорить осторожнее и рассказ его утратит красочность и непосредственность. Раскаявшись в том, что нарушил установившееся между ними доверие, официант попробовал исправиться:

– Впрочем, какая разница – в Вене, в Рио-де-Жанейро или в Триндаде? Артисты, как правило, владеют репертуаром, который годится для любого театра. Ни один драматург не знает текст своей пьесы так хорошо, как вы.

Пока Данило с чувством облегчения слушал эти слова, Франсиско стал двоиться в его глазах. Он протянул руку, пытаясь определить, какое лицо настоящее, но рука ощутила лишь воздух, а голова собеседника куда-то исчезла. Данило оперся локтями на столик, чтобы сохранить равновесие, и вроде бы примирился с тем, чтобы ему жадно внимали две пары ушей.

– Директор театра прямо-таки завалил уборную Каэтаны цветами, так что она расчихалась. Тогда он услужливо отнес цветы в вестибюль театра, чтобы там их вручали дамам в вечерних платьях, увешанным ожерельями и серьгами с сапфирами, изумрудами и бриллиантами. Те с восторгом прилаживали свежие гвоздики к вырезу платья. Некоторые из них, у кого бюст был попышней, просили два цветка, чтобы выделяться на общем фоне. Директор сообщил нам, что пойдет «Кукольный дом», и попросил говорить по-португальски. Нам надо было импровизировать так, чтобы остальные актеры знали, когда им вступать: они, конечно, будут говорить по-немецки. К тому же публика так хорошо знала эту пьесу, что без труда могла следить за развитием сюжета. Директор верил, что, несмотря на различие языков, наше искусство дойдет до всех и будет оценено по достоинству. А знаете, что сделал префект, когда зашел навестить нас, посасывая мятные карамельки? Велел развернуть бразильский флаг, и мы – Каэтана, я и один костюмер, австриец, когда-то живший в Блюменау [20] и говоривший на ломаном португальском, – пропели наш гимн.

Франсиско ерзал на стуле, но прервать рассказчика боялся. И еще опасался, как бы Данило не уронил голову на столик, просто не заснул.

– А как вас принимала публика? – спросил Франсиско высоким фальцетом.

– А какие наряды! – возбужденно продолжал Данило, пропустив мимо ушей вопрос собеседника. – Были даже брабантские кружева, которые вручную вяжут старушки. И вот подняли занавес. До этого Каэтана сказала мне, что видела «Кукольный дом» в Рио-де-Жанейро, поэтому, играя Нору, не пропустила ни одного выхода. Даже вдруг вспомнила о своем дядюшке Веспасиано, которого нам всем так не хватало. Публика взволнованно аплодировала. Австрийцам было особенно приятно, что мы говорили на языке, корнями уходящем в латынь, и тем самым подтверждали присутствие европейцев в Америке. И мы, стоя за кулисами, приплясывали от счастья.

Дабы оживить память, Данило повел плечами и от этого движения качнулся на стуле. Франсиско бросился ему на помощь: как бы с гостем не случилось чего плохого, если он будет продолжать пить. Пошел на кухню и принес на сковородке вяленое мясо, порезанное на кусочки, с луком и помидорами – довольно острая закуска.

– Соль поможет вам протрезветь, и тогда вы расскажете историю до конца.

Данило был голоден. Соль и жир приятно согревали желудок. Корочкой хлеба он подчистил сковородку, пошевелил бицепсами, прежде чем вернуться к воспоминаниям.

– Когда я был молодым, мог часами лежать на женщине, не приминая ей живот. Держался на локтях да на палке. – И Данило оглушительно захохотал, повернувшись в сторону вестибюля, где находился Мажико. – На чем мы остановились? Ах да, на спектакле в Вене. Каэтана тогда начала плакать: была уверена, что никогда больше не выступит на этой сцене. Грим потек, заливая ей лицо. Чем больше она терзалась, тем яростнее аплодировала публика. Когда мы вышли из театра, студенты руками стали толкать нашу машину, точно старинную карету, возившую императора Франца-Иосифа.

Франсиско, будучи тезкой австрийского императора, не соглашался с тем, что в Триндаде подобный триумф невозможен. Просто ни в одной из газетных вырезок этот город не упоминался, а ведь он играл основную роль в становлении таланта Каэтаны.

– Бразильские газеты промолчали на этот счет. Вот что значит жить в такой большой стране! Если бы мы были размером с Бельгию, новости распространялись бы с такой же скоростью, с какой посланцы Монтесумы в Мексике доставляли свежую рыбу во дворец императора на Центральном плоскогорье в тысяче километров от побережья.

Мажико с шумом вошел в бар и прервал беседу.

– Постояльцы «Паласа» жалуются на хохот этого актера и на полное невнимание к ним в баре, – убежденно сказал он.

– Какие там постояльцы, если в баре никого нет? – изумился Франсиско. – Сегодня я не получил ни гроша чаевых.

– Не обращайте внимания на этого инквизитора. Он пришел сюда только затем, чтобы послушать нашу историю. – И Данило с явным презрением оглядел незастегнутый фрак и обтрепанные рукава рубашки Мажико.

– Это на вас никто не обращает внимания. Вот почему вы бежите от собственного одиночества.

Данило встал, качнувшись, сжал кулаки. Мажико не шелохнулся. Он не собирался вступать в драку с человеком, который нуждается в благотворительности.

– Вы не только грубиян, но еще и трус. – Рискуя упасть, Данило шагнул вперед. Франсиско, вцепившись в него, тщетно уговаривал актера сесть, а Мажико уйти из бара.

– Я порядочный человек и должен заботиться о своей репутации, – сказал Мажико, не желая спасаться бегством.

– А я кто такой? Я – нищий бродяга, и, кроме нищеты, мне терять нечего. – Опираясь на Франсиско, Данило требовал, чтобы их рассудил какой-нибудь достойный муж, стучал кулаком по столику. – Что? В вашем краю нет таких мужчин? Тогда позовем Каэтану, которая никогда не боялась мотаться по Бразилии, лицом к лицу встречая бури, пустыни и разбойников, а уж правды она не побоится и в этом дерьмовом лживом городишке.

Рывком он высвободился из объятий Франсиско и двинулся на Мажико, тот отступил. От тяжелых сапог Данило дрожал пол. Он не заметил, что в бар вошел кто-то еще.

– Как вы думаете, где вы находитесь? В бардаке или на футбольном стадионе? – Резкий голос остановил бурную сцену.

Данило силился вспомнить, где он видел печальное лицо, оказавшееся совсем близко от него.

– Полидоро! – ужаснулся Франсиско.

Тугие подтяжки Полидоро поддерживали его живот. Данило, взор которого был затуманен, помнил Полидоро более сухощавым, вспоминал, как он спускался по лестнице этой самой гостиницы усталый, но с горящими глазами. А сколько раз он стоял на страже у дверей, чтобы не пустить Каэтану в цирк! Готовому на все Веспасиано приходилось самому вытаскивать ее из номера. Полидоро орал, что эта женщина принадлежит ему, а не какому-то дяде, который, прикрываясь театром, хочет сохранить ее для себя. Пусть он воспитывал ее с детства, кормил хлебом, маниоковой кашей и дал ей начатки образования, но он не имеет права заставлять ее осуществлять его несбыточные мечты.