Непорочная для Мерзавца (СИ) - Субботина Айя (первая книга TXT) 📗
Но он все-таки спрашивает. И я отвечаю: все хорошо, заканчиваю учебу, стажируюсь и очень устаю. Готовлюсь сказать, что от желания выспаться еле стою на ногах, но он тянется ко мне и все-таки берет за локоть. Осторожно, галантно, как умеет только он.
Не хватает, как Габриэль, словно я его кукла, которой можно и руки оторвать.
Но что-то не так. Вообще не так. Потому что от близости Эла у меня кровь бурлит, как будто в стакан с растворенной лимонной кислотой бросили щепотку соды. А с Димой просто: спокойно, даже дыхание не сбивается. Но ведь так и должно быть? Какая нормальная женщина хочет мексиканских страстей? Точно не я.
— Мне жаль, что я такой идиот, — вдруг говорит Дима. Звучит очень убедительно.
— А мне жаль, что я не сказала сразу, — устало бормочу я. Честно, сегодня совершенно не подходящий день для выяснения отношений. Но поговорить о случившемся нам все-таки нужно. И видимо это случиться сейчас. — Я…
— Ты едешь со мной, — громыхает над правым ухом знакомый голос. Хотя не голос, точно: опускает на голову, словно стальная кувалда. Несколько слов — а я уже чувствую себя вколоченной в землю сваей.
И в этом весь Эл: сцапывает за талию, тянет на себя, хоть я упираюсь пятками. Ему плевать на все и на всех. Эл хочет — Эл берет.
— Габриэль, прекрати, — вмешивается Дима, но слова действуют только на цивилизованных людей, и Крюгер не из их числа. Остановить его может разве что еще один мордобой.
— У нас с Кирой важные дела, так что поговорите в следующий раз, — фыркает Эл. — Пойдем, грязнуля, риелтор ждать не будет.
Кто-кто?
— Я никуда с тобой не пойду, — говорю я, все еще отчаянно пытаясь освободиться. — Я не просила никакого риелтора, не понимаю, о чем ты говоришь.
Дима внимательно наблюдает за нами и мне хочется, чтобы Габриэль просто перестал существовать. Чтобы я проснулась и вдруг знала, что все это время смотрела страшный сон, в котором один ненормальный подонок портил мне кровь просто потому, что он придумал полную голову ерунды. Но это было бы слишком прекрасно, чтобы быть правдой.
— Что вообще происходит? — спрашивает Дима, укладывая свою ладонь на пальцы Эла, свернутые стальным кольцом вокруг моего предплечья. — Убери от нее руки.
— Я что-то пропустил, и вы снова встречаетесь? — вкрадчиво, с плохо спрятанной издевкой, интересуется Габриэль.
— Нет, — глухо отвечает Дима и убирает руку.
На миг мне хочется, чтобы он, как тогда на пляже, отделал Габриэля до потери сознания, но я понимаю: тогда Эл по какой-то причине дал себя избить. Наверное, так сходил с ума. Сегодня, если бы Диме захотелось почесать об него кулаки, он бы дал сдачи.
— Она должна тебе что-нибудь? — Габриэль все-таки отпускает мою руку, чтобы достать портмоне и демонстративно вытащить пару купюр. — Минет не успела сделать? Или порочить тебе, пока ты смотришь видео про спаривание слонов? Ну? У меня мало времени.
Я не знаю, что отвечает Дима, потому что закрываю уши руками и иду к лифту, мысленно проговаривая считалку из фильма ужасов про Фредди Крюгера. Если он меня тронет, если только скажет еще хоть слово — я его убью. Просто разотру в порошок. И меня посадят. И всю свою жизнь я просижу в одиночной камере, как особо опасная преступница, и каждую минуту буду радоваться, что именно я избавила мир от этого гада.
Но все не так просто, потому что Габриэль успевает втиснуться в лифт следом за мной.
— Какого хрена он от тебя хотел? — слышу его злобное шипение.
Поворачиваюсь — и с разворота, со всей силы, на которую способна, бью его сумкой по плечу. Эл громко матерится, но я уже перехватываю ремешок и наотмашь, куда придется, со всей злостью, помноженной на обиду и ненависть.
Хлесткий звук удара режет слух. И Эл неожиданно замолкает.
Тишина виснет такая, что шелест спускающегося лифта и звук открывшихся дверей грохочут где-то на уровне подсознания, как реальная декорация к фильму ужасов.
Я не смотрю на Габриэля, достаточно того, что он не удерживает меня силой и, наконец-то, молчит. Выхожу — и на половине пути, когда до двери остается всего пара шагов, непонятная сила тянет меня в сторону. Сметает, словно экскаваторный ковш, впечатывает в стену до черных искр из глаз. И отравленное злобой дыхание скользит по губам.
— Открой свои чертовы глаза, грязнуля, — приказывает он.
Наверное, стержень во мне недостаточно толстый и крепкий, потому что я не могу не подчиниться, хоть в эту минуту больше всего на свете боюсь увидеть, что же я наделала.
Но глаза открываются сами собой, словно этот мерзавец имеет власть управлять мной голосом.
Тонкая ярко-красная косая полоса раскроила его лицо надвое — от правой брови, через переносицу на левую щеку. Сумка валится из моих рук, колени пускаются в пляс. Это правда сделала я? Я в жизни мухи не обидела, тащила домой всех бездомных котят и выпавших из гнезда птенцов, а однажды даже облитого керосином ежа. Но вот это, с Элом — сделала я?
— Это больно, грязнуля, — говорит он глухо.
Он получил по заслугам, потому что я не заслужила ни одного слова, которыми он постоянно прокалывает меня, и я лопаюсь, как воздушный шар. Но мне невыносимо смотреть на уродливую полосу, которая буквально на глазах становится более выпуклой и темной. Хочется отмотать время вспять, не заносить руку, не бить его проклятым ремешком от сумки. Просто не позволять отраве по имени «Габриэль Крюгер» будить во мне эту мерзость.
— Прости, пожалуйста, — говорю я, чувствуя, что чем больше смотрю на него, тем сильнее болит собственная кожа. Как будто он отпечатывается на мне.
Эл ничего не отвечает: подталкивает меня к двери, а на улице — в машину.
На заднем сиденье лежат цветы: целая охапка маленьких подсолнухов. Как будто кто- то сгонял в будущее и принес кусочек лета в мерзлый февральский вторник.
Я вовремя останавливаю себя от того, чтобы потрогать ярко-оранжевые лепестки.
Зачем мне это? Мир должен вывернуться наизнанку, чтобы Крюгеру захотелось сделать мне приятно, тем более — букетов подсолнухов. Он знать не знает, что я их люблю. Рафаэль однажды подарил мне именно подсолнухи, случайно, просто угадал, и я радовалась, как ребенок.
А этот букет Габриэль просто везет жене, конечно же. Я тут вообще не при чем. Кто знает, что со мной сделает, если оскверню красоту своими недостойными грязными руками, так что демонстративно отодвигаюсь подальше.
— Что он от тебя хотел? — спрашивает Габриэль. Грубо хватает цветы и швыряет на сиденье рядом с водителем.
— Дима приходил на запись эфира, мы случайно столкнулись. — Я устала с ним пикироваться, а это — просто правда, от меня ничего не отвалится ее сказать.
Он молча отворачивается к окну, ни единой эмоцией не выдавая свои мысли.
Кажется, я начинаю привыкать к тому, что в его машине мы ездим так, будто нас разделяет стеклянная перегородка. Даже у случайных попутчиков в такси тем для разговора больше, чем у нас.
Глава двадцать четвертая: Габриэль
Я чуть было не совершил глупость.
Точнее, я ее свершил, но не довел до конца, потому что вовремя расклеил глаза.
О чем только думал? Букет, квартира, на, Кира, только перестань быть такой унылой и скучной соплей, и стань, наконец, девчонкой, которая отдается за деньги. Я даже заберу свои слова назад, задарю тебя подарками, как хренов царь Соломон, только перестань делать вид, что именно мои деньги — самые грязные в мире, а мой член — самый противный.
Я почти и не спал, потому что в голову лезла какая-то сюрреалистическая чушь, где Кира спит в свое постели почему-то в идиотской мешковатой пижаме, а ей на голову падает потолок, и весь дом оседает в гору пыли. Всю ночь я убеждал себя, что мне плевать, а утром первым делом дал задание своей секретарше найти хорошую квартиру неподалеку от «ТАР». Эта женщина проела мой мозг. Не знаю, как ей это удалось, но эта одержимость больше не мучает меня. Я ей, блядь, наслаждаюсь!
