Самая шикарная свадьба - Богданова Анна Владимировна (полные книги txt) 📗
А уж после того, как Николай Васильевич узнал о смерти своей гарной Ганночки, опечалился настолько, что до конца дней так и не смог полюбить ни одной женщины. Перед смертью Мария Ивановна дала свое согласие на то, чтобы Викула взял вторую часть фамилии ее гениального сына. И отныне Викула Безфамилько стал Викулой Николаевичем Яновским.
Сей документ поверг супругов Дерюгиных в неописуемый восторг – они все уши Пульке прожужжали о том, что в нынешнем-то году непременно перевернут весь литературный мир подобным сенсационным открытием, сто раз рассказывали вышеприведенную историю и в мечтах уже видели прямых потомков Гоголя.
– Бред! Этого не может быть! – воскликнула я после того, как Пулька подробно рассказала мне об объекте последнего поиска своих родителей. – Не могло у Гоголя быть детей!
– Он что, страдал бесплодием? – в голосе Пульки звучал профессиональный интерес.
– Да все знают, что у него никогда детей не было!
– Мне-то что! Главное, предки хоть на какое-то время квартиру освободили! – радостно заявила подруга, но ответить на вопрос, когда ее родители прибудут обратно в Москву, она не могла, и, следовательно, неизвестно, сколько времени Икки будет находиться в неведении и мучиться вопросом, откуда ее своенравная бабка сдула письмо, из-за которого так серьезно переругались Роблен Иванович с Людмилой Александровной.
А в четверг утром произошло нечто неожиданное – по крайней мере, я этого никак не ожидала – мне позвонил Женька Овечкин.
– Ну, как у вас там дела? – прогнусавил он в трубку.
– А что, разве тебе это интересно? – желчно спросила я.
– Да ладно тебе, Машка! Мы-то с тобой ведь сто лет знакомы! Ты хоть и написала обо мне кучу всяких гадостей в своей книжке, но я на тебя зла не держу, наоборот, даже благодарен.
– За что?
– Если б я не бросил Икки, не познал бы всей прелести жизни, не почувствовал бы ее полноты.
– И в чем, по-твоему, заключается прелесть и полнота жизни?
– В близком общении с женщинами, конечно! В чем же еще!
– Жень, ты не обижайся, но Икки мне очень дорога, а ты ее предал, и я убеждена, что не имею права с тобой разговаривать и поддерживать дружеские отношения, – неожиданно для себя выпалила я.
– Ну, ты даешь! – поразился Овечкин. – Что за детский сад! Икки твоя подруга, я твой друг, нас с тобой связывают несколько иные отношения.
– Это какие же?
– Ты вспомни студенческие годы – мы были тогда неразлучными друзьями, хотя я и знать-то не знал о вашем содружестве! Если ты вот так просто можешь отвернуться от друга, тогда прощай!
– Нет, нет, Женька! Ты прав, я, наверное, погорячилась. Но ты должен меня понять – мне обидно за Икки.
– Мы взрослые люди и вправе самостоятельно выбирать себе партнеров. Когда у тебя был роман с Кронским, я тебя только поддерживал, хотя все остальные называли ваши отношения аморальными. Слушай, а давай встретимся, поболтаем. Честно говоря, я скучаю без содружества, – признался он, и мы договорились встретиться с ним в метро на «Тверской».
Через два часа я стояла в центре зала и высматривала в толпе Овечкина.
– Ты что глядишь на меня в упор и не видишь?! – удивился Женька.
Боже мой! Какая грандиозная метаморфоза произошла с ним! Как сильно он изменился! А ведь прошла всего неделя с тех пор, когда Овечкин обозвал свою невесту шлюхой, за что получил от нее размашистую пощечину и, отказавшись жениться, хлопнул дверью и ушел.
Он вдруг показался мне выше – то ли оттого, что перестал стесняться себя самого и выпрямился, то ли оттого, что купил ботинки на каблуках. Раньше он ходил так, будто хотел, чтобы его никто не замечал, чтобы люди не догадывались о его существовании. Сейчас он нес себя, расправив плечи и высоко подняв голову. Мой давний друг всегда напоминал мне желторотого цыпленка – жалкого и беззащитного. Теперь передо мной стоял ну если не орел, то уж точно подорлик – тоже, кстати, птица из семейства ястребиных.
Овечкин полностью сменил имидж – распрощался наконец со своими длинными несуразными патлами и сделал нормальную короткую мужскую стрижку, которая изменила его кардинально. Снял очки и, видимо, стал пользоваться линзами, отчего выглядел уверенным и решительным. Мешковатые джинсы с вытянутой футболкой заменил светло-бежевый летний костюм, будто по нему сшитый. Одним словом, это был совсем не тот Женька, который минувшей осенью заявился в кафе в женском наряде и сообщил членам содружества о том, что он готовится к операции по смене пола; это был не тот Овечкин, которому мы рассказывали все свои беды и тайны, с которым обсуждали последние тенденции моды и шлялись по магазинам женского нижнего белья.
Мы сели на лавочку на Тверском бульваре.
– Ты так изменился, – наконец сказала я.
– Фитнес, массаж, солярий, – небрежно проговорил он, но тут же с нескрываемым беспокойством и каким-то отчаянным разочарованием проговорил: – Я столько времени копил деньги на операцию… Столько работал… Ты ведь знаешь, многое я пишу вследствие необходимости, пишу к сроку, написываю по три с половиною печатных листа в два дня и две ночи. Я – почтовая кляча в литературе, и многие, о, очень многие уверяют, что от моих текстов пахнет потом и что я их слишком обделываю. – Овечкин любил применять к себе эту фразу, сказанную когда-то Достоевским, тем самым сравнивая себя с великим пророком девятнадцатого столетия. – Но ты не представляешь, с какой скоростью они уплывают – испаряются, как утренняя роса на солнцепеке! А тебе не нравится, как я выгляжу?
– Нравится. Тебе так намного лучше, но ты стал, стал… – я никак не могла выговорить слово «чужой».
– Какой я стал? – спросил он, и взгляд его устремился на проходившую мимо девицу в короткой юбке: – Ах! Какие ножки! – восхищенно воскликнул он.
Я разозлилась и выпалила:
– Чужим ты стал! Вот каким! Неродным! Далеким! Мужланом и бабником!
– Ой, перестань! – легкомысленно отмахнулся он. – Ты лучше расскажи, как у тебя-то дела? Как с Власом?
– Подали заявку, через месяц свадьба. А вот Икки страдает. Она хоть и молчит, но я же вижу, что она тебя, дурака, еще любит! – Овечкин самодовольно задрал нос, и я тут же пожалела, что сказала ему об этом. – Но, скорее всего, я ошибаюсь. У нее сейчас полно дел, так что и времени нет о тебе думать, – поправилась я.
– Чем это она так занята?
– Аптеку собственную открывает.
– Чего? – на минуту его лицо приняло свое обычное выражение – недоуменности и беззащитности. – Откуда у нее деньги-то?
– Ей Пулькин приятель помогает. А что ей еще оставалось делать? Ведь с работы она ушла по твоей милости!
– Я-то при чем?
– Не надо было у нее перед глазами маячить в обществе долговязой девицы!
– Так вот, значит, почему она уволилась! – Овечкин задумался на мгновение, потом вдруг как толкнет меня под локоть: – Ты посмотри, посмотри какая! – он впился взглядом в толстушку, что присела напротив.
– Она ведь жирная!
– Ну и что! – удивился он, и тогда я поняла, что Овечкин с того момента, как хлопнул дверью после разборки с Икки у меня дома, вдруг полюбил всех женщин. Для него не существовало некрасивых, кривоногих, толстых, худых, лысеющих, слишком длинных или слишком маленьких. Все недостатки для него превращались в достоинства, в изъянах он видел индивидуальность и неповторимость. – Слушай, Маш, а тебе не кажется странным, что мы с тобой сто лет знаем друг друга и за все эти сто лет ни разу не были близки, как бывают близки мужчина и женщина?
– Овечкин! Да ты совсем сдвинулся!
– Почему сразу сдвинулся?! – И он перешел в наступление: – Когда я хотел всерьез сменить пол, вы меня отговаривали в четыре глотки, а когда я стал настоящим мужиком, вам снова чего-то не нравится! У тебя скоро свадьба, можно и погулять напоследок. Поехали ко мне! – Я смотрела на него широко раскрытыми глазами, от возмущения потеряв дар речи. – Ой, не хочешь, как хочешь!
Вдалеке показалась высокая, худая блондинка. Она дефилировала по бульвару, словно по подиуму, профессиональной походкой «от бедра»; и миновав нашу скамейку, быстро удалялась в перспективе размашистых тополей. Женька не мог отвести от нее взгляд – он не удержался и вдруг рванул вслед за костлявой девицей. Я встала со скамьи и медленно пошла к метро, думая, что содружество окончательно и бесповоротно потеряло одного из своих членов и что Овечкин сошел с ума.
