Родительный падеж - Иванцова Людмила Петровна (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Да никак не отпустит! — засмеялась опять Ирина. — Потому что он ее тоже приглашает!
— Оба-на! — развел руками Антон. — Ну, так звони куме и говори, какие учебники купить, спешить надо!
— Да нет, пускай спит, а то после такой новости точно ночь не заснет, — улыбнулась Ирина. — А с учебниками — это дело второе. Была бы мотивация, а уж способ выучить язык найдется!
* * *
Несмотря на все страхи и отговорки Натальи о деньгах, неудобстве положения бедных родственников и куче дел дома перед поступлением в первый класс, Ирина потихоньку уговорила ее принять приглашение француза.
— Ты ж не навязываешься? Сама не набиваешься? Если человек хочет сделать доброе дело, то почему бы и не согласиться? О ребенке подумай! И когда еще у тебя будет шанс устроить Николке такой отдых? А перед началом учебы — самое то!
— Да ясно, что мы о таком и мечтать не могли, но чего это он должен на нас тратиться? Да и не такие уж мы знакомые, чтобы так вдруг упасть человеку на голову…
— Наташ, сейчас много детей ездит, ты же знаешь — есть специальные организации, которые принимают чернобыльских детей в семьи, везут их отсюда автобусами, причем не только во Францию, везде есть добрые люди. И понимаешь тогда, что мы не в железном мешке живем, а что есть на планете какое-то человеческое сообщество и ты не остаешься наедине со своими проблемами… Правда, немало попримазывалось к тем организациям — не такие уж и нуждающиеся, не такие уж и больные. Те же французы спрашивали, как распределяется помощь, по какому принципу формируются группы детей, которые едут к ним в семьи. Может, потому они предпочитают личное общение и помощь не абстрактному ребенку, а конкретно твоему сыну, у которого нет отца и здоровье тоже не ахти. Кстати, вдруг вы сможете там получить консультацию европейского ортопеда? Может, это его шанс, Наташа!
Последний аргумент был самым убедительным, и женщина согласилась. Когда Господь посылает шанс, то, наверное, не использовать его — грех или глупость. Начали собирать бумаги.
Ирина ждала подругу в приемной нотариальной конторы. Николка упрямо крутил в руках кубик Рубика, подаренный когда-то французским дядей, и пытался его приручить. Ирина разглядывала людей, читала на стенах объявления и информацию для клиентов. Контора была небольшая, одна секретарша, два нотариуса, но очередь двигалась медленно. Наталья зашла в первый кабинет и там задержалась.
Вдруг из второго кабинета выплыла пышная женщина лет тридцати пяти с залакированной пышной прической. На ее декольте блеснул большой золотой крестик, она подняла руку и сообщила, чтобы к ней очередь не занимали, потому что она должна ехать в министерство. На полных пальцах Ирина заметила несколько перстней и подумала, что есть такой тип эффектных женщин, которые не проходят незамеченными — они большие, яркие, громкие, с начесом на голове, драгоценностями на груди, на пальцах и в ушах, обычно с низким сексуальным и властным голосом, вдобавок еще и курят.
Будто в подтверждение этой мысли, нотариус протянула руку к секретарше, та подала ей пачку сигарет и зажигалку.
— Перерыв пять минут! — объявила нотариус очереди и направилась к выходу на улицу.
Но тут сквозняк хлопнул дверью ее кабинета, Николка от неожиданности упустил разноцветный кубик, тот упал и отскочил, а на него уже надвигалась монументальная нотариус. Мальчик ойкнул и кинулся ей наперерез, наклонив голову и вытянув вперед руки. Ирина подхватилась за ним, все столкнулись и чуть не упали. Нотариус рявкнула что-то обидное, и именно в этот миг из первого кабинета вышла Наталья и замерла, не понимая, что происходит.
Ирина помогла Николке собрать части кубика, который развалился на детали, но не был раздавлен. Дама, чертыхнувшись, обошла эту пару и демонстративно хлопнула входной дверью. Наталья подошла к своим, быстро сообразив, что, вообще-то, не произошло ничего страшного, сложила бумаги в сумку, надела на Николку ветровку, поблагодарила Ирину за помощь, и все вышли из конторы на улицу. Дама стояла у дверей, она последний раз затянулась, выбросила окурок под дерево и критически посмотрела на двух женщин с мальчиком, который тоже зыркнул на нее исподлобья и, дав матери руку, похромал за ней.
Отойдя шагов на пять, Наталья оглянулась, потом резко отвернулась, крепче взяла сына за руку и заторопилась за Ириной на автобусную остановку — теперь надо было ехать в посольство.
Вечером, уложив сына спать, Наталья долго ходила по квартире из угла в угол, ее переполняло беспокойство — наступит и пройдет лето, поездка в незнакомую страну, и Николка и девочки из ее домашнего детсада отправятся в школу, как-то оно будет? Еще волновали воспоминания — ее собственный ребенок, погибший при родах, усыновление Николки, первые радости долгожданного и такого сложного материнства… Она останавливалась перед фотографией мужа на стене, и так хотелось сейчас, чтобы он был рядом, и не страшны были бы им те трудные времена, и не нужна была бы никакая Франция. Она ощущала вдруг навалившуюся усталость от беспомощности и бесперспективности своего существования, ее мучила совесть за то, что, взяв однажды на себя ответственность за мальчика-инвалида, она в своей сегодняшней ситуации так мало могла ему дать. Ей даже казалось, что муж, который столь неожиданно погиб, оставив их в то страшное время на произвол судьбы, предал их. Женщина гнала от себя эти мысли, понимая, что это была не его воля, а нелепая ошибка где-то там, наверху, где в те дни требовали решения еще так много человеческих судеб.
Наталья достала из шкафа свои рисунки на белых прямоугольниках ткани, их уже собралось немало. Иногда она показывала их детям, иногда Ирине и ее мужу, но не все. Зрители думали, что Наталья рисует только цветы. Но там, в глубине ящика для белья, были и другие рисунки. В минуты отчаяния какая-то сила водила ее рукой по ткани, и выходили странные сюжеты — хитросплетения плавных линий и геометрических фигур, которые обрамляли изображенных на рисунках младенцев и силуэты в позе эмбрионов, плавающих в этих линиях и фигурах, будто они заблудились во вселенной-лабиринте.
Наталья разложила все рисунки на диване — цветы на его вертикальной стенке, а космических младенцев внизу — и замерла, разглядывая свою экспозицию. Потом она подняла глаза на иконку Божьей Матери на ковре над диваном, перекрестилась и прошептала:
— Матерь Божья, царица небесная! Дай силы, помоги, сбереги!
Наталья поправила одеяло на Николке и вышла в коридор. Она присела на стул возле полочки с телефоном и набрала номер Ирины.
— Что случилось? — заволновалась та, услышав необычный голос подруги.
— Да, в общем, ничего страшного. Просто тревожно мне что-то. И еще…
— Да говори уже, не тяни! Я ж знаю, ты из-за ерунды так поздно звонить не будешь. Чего ты разволновалась? С малым все хорошо?
— Все хорошо. Я про нотариуса.
— Что? Ошибки в бумагах нашла?
— Да нет. Про ту, которая вас чуть не сбила с ног.
— Ну? Не понимаю.
— Ты ее не узнала?
— Нет. А кто это?
Наталья оглянулась, будто кто-то мог ее услышать в собственной квартире, прикрыла плотнее дверь в комнату, прижала трубку поближе ко рту и сказала:
— Это Николкина мать.
Часть третья
Другие времена
На Андреевском спуске близился к вечеру субботний весенний день. Небольшая компания молодых людей в странноватой одежде, которая выдавала их творческие наклонности, складывала свои вещи и собиралась покинуть парапет, на котором днем был разложен их товар — плетеные из цветных ниток и бисера фенечки на запястье, бисерные герданы на шею, кожаные пояса и браслеты с блестящими заклепками, эксклюзивно разрисованные чехлы для мобильных телефонов и небольшие белые листки с эскизами для татуировок.
