Родительный падеж - Иванцова Людмила Петровна (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Потеряла ребенка. — Мужчина махнул рукой. — Мы, правда, и не планировали в такие времена, уже одна дочка есть, но раз Бог дал…
— Он хотел дать, — вдруг тихо с заднего сиденья отозвалась женщина, — но передумал. Наверное, ошибся адресом. Потому что мы — плохие родители. Одну уже бабушка нянчит в Умани, пока мы тут на базаре, куда нам еще второго? — Она помолчала, неотрывно глядя на обивку потолка салона, а потом добавила: — От работы кони дохнут… А женщины выживают, хотя иногда теряют детей. Если я слягу или сяду дома с детьми, разве ты, Максим, нас прокормишь?
Последняя фраза прозвучала спокойно, но как приговор мужу. Тот промолчал, потом полез в карман, достал пачку сигарет, однако закурить не решился.
* * *
Вечеринка по поводу Восьмого марта на работе у Ирины уже заканчивалась. В офисном коллективе из двенадцати человек — семь женщин. Собираются так «неформально» нечасто, разве что на Новый год и на Восьмое. Поздравления, цветы, небольшая премия, стол, бутерброды, свои огурчики-помидорчики, шпроты, фаршированные яйца, колбаска, чай, домашняя выпечка, шампанское-водочка-тосты единят трудовой коллектив. Он, зародившись одним из первых кооперативов, продирался, наперекор всем трудностям, к воплощению мечты директора Степана Лозового — сети производителей и реализаторов цветочной и садовой продукции.
Шеф был лет на пять старше Ирины, успел уже испытать разного, имея за плечами высшее образование и даже кандидатскую степень, как и ее Антон, но откуда-то взялись у него движущая энергия и воля к победе. Начинал с собственных теплиц и ранней редиски, потом завел контакты с поляками, венграми, французами, которые импортировали в страну семена и посадочный материал, учился у тех, кто уже наладил подобное дело, спотыкался о таможенные и налоговые преграды, но шел с коллективом вперед.
— И как у вас на все хватает сил, Степан? — спросила Ирина, расставляя после вечеринки посуду в шкафчике и видя, как шеф еще просматривает бумаги на завтра, вместо того чтобы ехать уже домой.
— Да просто однажды я дал себе слово, что выберусь из злыдней, потому что мы с семьей достойны лучшего. И, как видишь, уже сдвинул кое-что в жизни, — улыбнулся шеф. — История и грустная, и смешная. Рассказать?
— Конечно! — Ирина закрыла шкафчик и присела на стул через стол от шефа, хоть и время уже домой, но не каждый день он, затурканный, хотел поделиться личным.
— Не тебе, Ира, рассказывать, как мыкали горе дипломированные сотрудники разных научно-исследовательских институтов, считая, что раз уж выучились, то государство это оценит и их обеспечит. Сама знаешь, на какие разные пути они стали, осознав, что как раньше уже не будет и надо что-то решать самим. Многие умные головы отправились за границу, да и сегодня едут, кто-то пошел не по специальности, кто-то по польшам-турциям с торбами, кто-то по рынкам, а кто и запил. Некоторые, правда, до сих пор гордо и преданно сидят на кафедрах, но для меня секрет, на что живут они и их семьи. Меня жизнь выкинула из НИИ на базар.
— Бывает. Антон тоже попробовал, но не смог, пошел в таксисты. Утешался тем, что даже русское дворянство в эмиграции в Париже когда-то так зарабатывало на жизнь, — вздохнула Ирина.
— С горечью в душе стоял я на рынке, торгуя какой-то второсортной импортной обувью и стыдясь смотреть в глаза покупателю. Знал цену хозяина, ниже которой нельзя продавать, а если выше — то уже в свой карман. Но как же не уступить, когда просят, когда покупатель такой же, как и я, считает те бумажки и думает, на чем бы сэкономить? Не мое это было — торговля, но хоть какой заработок, потому что институт не платил уже полгода. Стою, зима, валенки, топаю ногами, рукавицами листаю книжку, пока покупателей нет, чтоб не так грустно стоять было… А тут как-то звонит мой одногруппник Юрий, говорит — караул, выручай, приехали иностранцы, немцы-французы, по поводу закладывания основ общего бизнеса, а переводчица заболела. Ну, просит помочь, потому что когда-то родители ремнем научили меня языкам, да и в производстве соображаю, я же технарь. Я и согласился — хоть какой свежий ветер в жизни базарного торговца с ученой степенью! Отпросился на три дня у напарника, подался в переводчики. И знаешь, будто свежего воздуха вдохнул. И понимаю, что без привычки делаю какие-то грамматические ошибки, но так стараюсь, что аж сердце колотится, — и тема интересная, и люди такие улыбчивые, расслабленные, не то что наши с печатью сотен проблем на лицах. Все остались довольны переговорами, благодарили, да еще и заплатили хорошо, как для тех времен.
— Понимаю. Мне когда приходилось работать с гуманитарными миссиями, такие же ощущения — будто какая-то подзарядка посреди трудного перелета.
— Вот-вот! На те деньги купили малой сапожки, очень вовремя получилось. А через пару месяцев звонит тот самый Юрка и сообщает благую весть, что к немцам, посмотреть их производство, он уже съездил сам, а вот к французам без переводчика никак. Билет бесплатный (какие-то бонусы от французов, четыре дня в Париже, проживание в скромном отеле и питание за счет той стороны, от меня требуется только отпроситься на работе и иметь приличный вид. Я был шокирован таким предложением! О таком — на шару в Париж! — и мечтать не мог. Жена побурчала для порядка о парижанках и улицу красных фонарей и достала из шкафа мой свадебный костюм, другого не было. Ботинки, правда, были не очень, но покупать новые ради четырех дней даже в Париже было не по бюджету. Весна наступала ранняя, а там, говорят, еще теплее, потому зимнюю куртку сменил на ветровку, положил в дорожную сумку пару рубашек, носки, электробритву, бутерброды и отправился в Борисполь, где встречался с Юрием. Уже в дверях дочка заказала привезти ей французских конфет, и я пообещал, хоть и не представлял себе, что там, как и почем, а средства были мизерные, но обещали какой-то минимум выдать.
Степан улыбнулся.
— В аэропорту, а потом в городе я все принюхивался к воздуху Парижа, и мне казалось, что он и правда не такой, как наш. Огорчило меня только то, что не звучал отовсюду аккордеон, который обычно был неотъемлемым фоном парижских пейзажей на наших телеэкранах. Небольшой отельчик далеко не в центральном районе мне понравился своей простотой и аккуратностью. Меня высадили из машины возле его дверей, приятель поехал к друзьям, где и собирался остановиться, а я, считалось, мог справиться и сам, зная так-сяк французский. И справился. Что тебе рассказывать о первой загранице нашего человека?! Выучив по книжкам языки и историю, мы, попадая туда, испытываем культурно-экономический шок. Кроме встречи с тем недостижимым, о чем мечталось, мы еще осознаем свои пустые карманы и то, что мы чужие на этом празднике жизни. Я почти не спал четыре ночи. Спать можно и дома, и даже на базаре при отсутствии покупателей. А спать в Париже — это кощунство! Администраторша отеля была очень любезна и довольна, что мы могли общаться на французском, хоть и не без ошибок. Она дала мне карту Парижа, и я чуть не подпрыгнул от счастья — своя, собственная карта Парижа! Когда-то я перерисовывал от руки центр города с плана моей старенькой учительницы… Завтракал я в отеле, потом меня забирали машиной Поль и Юрий, мы ехали на завод, смотрели их линию производства пластиковой мебели, обговаривали общие проекты, потом обедали вместе в кафе, потом снова работа, а где-то после шестнадцати, оставшись один в номере, я быстро принимал душ и отправлялся любоваться легендарным городом. Небольшие деньги расходились на билеты на метро, автобусы, обзорную экскурсию по Сене. На Эйфелеву башню я не поднимался — дороговато, а в Лувр не пошел, потому что понимал: что там рассмотришь за пару часов? О том, чтобы не спеша выпить где-то кофе, тоже не было и речи, тот чертов бюджет держал меня, будто в клещах. В голове все крутилось обещание привезти дочке французских конфет, и я держал для них заначку. Но еще в первый день я заметил на тумбочке возле кровати небольшую вазочку с цветными конфетками-шариками в прозрачных обертках. Сначала я их не трогал, думал, может, это от предыдущего постояльца осталось. А когда увидел, что после уборки они остались, высыпал их в пакетик и спрятал в сумку. И, представляешь, они наполняли ту вазочку каждый день! А я каждый день пересыпал конфетки в свой пакетик. Погуляв по ночному городу, я возвращался уже на рассвете, администраторша любезно выдавала мне ключ, и я падал в своем маленьком номере часа на два поспать перед работой. Потом душ, кофе с круассаном — и на производство. В последний день я решился и потратил припрятанные на конфеты деньги. Купил у подножия Эйфелевой башни две маленькие сувенирные металлические башенки. Одну жене, другую хотел занести старенькой учительнице, которая так и не побывала ни разу в Париже. В последний день, собираясь, я пересыпал очередные конфетки в пакет, развернул одну и решил съесть. Она имела странный вкус, напоминала скорее земляничное мыло, и ко всему еще и пенилась. Но не выбрасывать же? Проглотил. Затем я освободил номер и, прощаясь с администраторшей возле выхода, решил сказать ей что-то приятное, поблагодарить. И, кроме комплиментов городу и отелю, поблагодарил за конфеты на тумбочке… За моей спиной хохотнул портье, администраторша слегка смутилась, а потом сказала, что то были не конфеты, а… контрацептивы. Кровь ударила мне в голову, но я, овладев собой, пошутил, что персонал очень переоценивает мои возможности, насыпая мне каждый день столько конфет… Дежурная тоже засмеялась и сказала, что это на случай, если бы я захотел привести к себе «даму»… Тут я сказал, что понял — надо было угостить конфетой гипотетическую «даму»! Но ведь все равно — конфета невкусная! Тут администраторша прокашлялась и, вытирая слезу, сообщила, что конфетки правда для дам, но… применяются не с той стороны. А я, красный как рак, развел руками и заверил ее на прощение, что теперь не ошибусь. В машине по дороге в аэропорт мне уже было не до смеха. Мало того что выставил себя полным идиотом, нагребая каждый день тех конфет, так еще и сообщил, что они не слишком вкусные. Но больше всего меня терзала мысль о том, что же я скажу дочке, вернувшись без французских конфет? Деньги закончились, а обмануть ее, купив сладостей дома, не выйдет. Потому что и конфет у нас тогда в продаже не было, разве что изредка соевый шоколад. Впечатления от Парижа были размазаны. В самолете я сидел рядом с немолодым толстяком французом и был рад, что не рядом с Юрием, потому что напереводился и наговорился я за эти дни на год вперед. Хотелось помолчать и подумать. Если бы я хоть раньше узнал про те дамские конфеты, я бы на чем-то сэкономил и сдержал бы слово, а тут… Когда стюардесса после завтрака начала наливать чай и кофе, мой сосед достал пакет конфет, похожих на наши морские камешки, и предложил мне, сказав, что ему нельзя сладкого, но внучка подарила на прощание, он не мог отказаться. Я посмотрел на него, как Золушка на дорогую Крестную, и спросил, могу ли я взять их в подарок моей дочке от его внучки? Француз искренне обрадовался и согласился, а у меня словно камень упал с души. Дойдя от автобуса до нашего подъезда, я остановился, нащупал в сумке пакет с «дамскими конфетами» и высыпал их в урну. Ну как бы я объяснил жене такой гостинец из Парижа?! — Степан рассмеялся и стукнул кулаком по столу. — Вот тогда я и дал себе слово, что вырвусь из того униженного состояния, любой ценой вырвусь, и что мы будем жить не хуже тех французов!
