Долина забвения - Тан Эми (библиотека электронных книг TXT) 📗
Со времени моей драки с Туманным Облаком в доме никто больше не упоминал о том, что я полукровка. С другой стороны, вряд ли кто-то решился бы на такое, зная, что случилось с Туманным Облаком. Но я всегда была готова к тому, что меня могут ранить страшной правдой. Всякий раз, когда я встречала незнакомцев, я с ужасом ждала замечания о своей внешности.
Не так давно я познакомилась с новой подругой матери, британской суфражисткой, которая была очарована тем, что находится в настоящем «дворце наслаждений», как она называла «Тайный нефритовый путь». Когда мама представила меня, гостья отметила необычный цвет моих глаз.
— Никогда не видела такой оттенок зеленого, — сказала она. — Напоминает серпентин. Цвет меняется в зависимости от того, как падает свет.
Интересно, заметила ли она необычную форму глаз? Я не смогла улыбнуться при ней. Мгновение спустя мое волнение только усилилось, когда она сказала матери, что вызвалась собирать деньги на приют для девочек смешанной расы.
— Их ведь никогда не удочерят, — заметила она. — Если бы не приют и не такие щедрые женщины, как вы, они остались бы на улице.
Мать открыла кошелек и сделала пожертвование.
В день отречения от престола я была рада стать частью ненавистной всем толпы чужеземцев. Пусть китайцы меня презирают! Я побежала на балкон, расположенный на восточной стороне здания, и оттуда увидела огни фейерверков и обрывки бумаги, парящие в воздухе. Бумага была не праздничного красного цвета, а желтого — цвета императорской династии, словно так люди хотели подчеркнуть, что династия Цин разорвана в клочья.
Толпа росла с каждой секундой, людские реки с праздничными знаменами разлились по улицам. Демонстранты шли, выставив вперед кулаки, а на черных нарукавных повязках были написаны лозунги против иностранцев.
— Конец портовым соглашениям!
Толпа разразилась радостными криками, а потом эхом повторила слова:
— Больше никаких «Тра-ла-ла бум-ди-эй»![13]
Толпа взорвалась смехом.
— Вышвырнуть с нашей земли всех, кто любит иностранное!
За лозунгом последовало одобрительное улюлюканье.
Остались ли еще те, кто нас любит? Золотая Голубка? Любит ли она нас настолько сильно, чтобы покинуть вместе с нами Китай?
Улицы были так запружены народом, что даже рикши больше не могли сдвинуть свои тележки. С балкона я заметила в одной из них иностранцев: мужчина и женщина яростно махали своему рикше, чтобы он ехал вперед, не обращая внимания на тех, кто преградил им путь. Рикша неожиданно отпустил оглобли, и повозка опрокинулась назад, чуть не выбросив пассажиров на дорогу. Он вскинул вверх кулаки и с толпой устремился вперед. Я не видела лиц чужеземцев, но могла представить, как они испугались, оказавшись в грубой толчее.
Я повернулась к матери:
— Мы тоже в опасности?
— Конечно же нет, — отрезала она, но брови у нее хмуро сошлись на переносице — она мне лгала.
— Самые жадные и минуты не стали ждать, чтобы переметнуться на другую сторону, — сказал Треснувшее Яйцо. — На ярмарочной площади их слышно повсюду. «Две бутылки вина “Новая Республика” по цене одной!» А еще они шутят: «Две бутылки вина Цин по цене трех!»
Он посмотрел на меня:
— Сейчас тебе небезопасно выходить на улицу. Послушаешься моего совета, ладно?
Он передал матери пачку писем и «Вестник Северного Китая».
— У меня получилось забрать их с почты, пока не перекрыли улицы. Но если беспорядки продолжатся, возможно, мы не скоро сможем снова что-то получить.
— Постарайся всеми возможными способами раздобыть газеты — как китайские, так и английские. Ими, скорее всего, к вечеру будут усеяны все улицы. Я хочу посмотреть, какие карикатуры и истории появятся в новой прессе. Так мы сможем хотя бы примерно представлять, что нас ожидает, пока все не уляжется.
Я прошла по дому, чтобы посмотреть, кто еще беспокоится о происходящем. Трое слуг и повар курили на переднем дворе. Землю усеивало желтое бумажное конфетти. Именно они запустили фейерверки, а теперь злорадствовали над бессилием маньчжурского императора и его надменных евнухов. Больше никогда императрица со своими пекинесами не будет важнее голодающего народа!
— Мой брат пошел в боксеры, после того как половина нашей семьи умерла с голоду, — произнес один слуга. — Это было худшее наводнение за сто лет. Может, даже за двести. Оно накрыло нас быстро, будто болотный туман. А следом пришла засуха. Ни капли не упало на землю. Одно бедствие за другим.
Они по очереди раскурили трубки, передавая друг другу спичку.
В разговор вступил повар:
— Тот, кому уже нечего терять, будет сражаться без страха.
— Мы вышвырнули династию Цин, — сказал еще один слуга. — И следующими станут иностранцы.
Повар и слуги, самодовольно ухмыляясь, посмотрели на меня. Я была потрясена. Повар всегда был таким дружелюбным, всегда спрашивал, хочу ли я на обед или ужин что-нибудь американское. И слуги всегда были вежливы или хотя бы терпеливы со мной, даже если я сильно им досаждала. Когда я была маленькой и выбивала у них из рук подносы с едой, они только мягко отчитывали меня. «Все дети такие непослушные!» — говорили они моей матери. Они никогда открыто не жаловались на свою долю, но я слышала их разговоры поздними вечерами в коридоре, неподалеку от моего окна.
А сегодня они вели себя так, будто я была для них совсем чужой: смотрели очень недобро, и в их внешности тоже было что-то странное. Один из них повернулся, чтобы взять флягу с вином, и я поняла — они отрезали свои косы! Только Маленький Утенок, тот, что открывал дверь в дом и объявлял о посетителях, пришедших после обеда, остался с косой. Она все еще была свернута у него на затылке. Я однажды попросила его показать, какой она длины, а он медленно развернул ее и сказал, что коса была величайшей гордостью его матери. Она говорила, что длина косы обозначает степень почтения к императору.
— Когда она сказала мне об этом, коса была чуть ниже пояса, — продолжал он. — Но мать умерла задолго до того, как коса стала такой длинной, — теперь она доходила ему почти до колен.
Повар фыркнул на Маленького Утенка:
— Ты что, имперский лоялист?
Остальные захохотали и стали подзуживать его, чтобы он отрезал косу. Один передал ему нож, которым они отрезали свои косы.
Маленький Утенок посмотрел на нож, потом на ухмыляющихся мужчин и вытаращил глаза так, будто испугался. Затем быстро прошел к той части стены, которая была возле заброшенного колодца. Он распустил узел и несколько мгновений смотрел на свою любимую косу, а потом отрезал ее. Остальные мужчины радостно закричали:
— Черт возьми! Молодец, парень! Эх! Посмотрите — у него такой вид, будто он только что себе яйца отрезал и стал евнухом!
У Маленького Утенка лицо исказила гримаса боли, будто он только что убил свою мать. Он поднял крышку колодца и занес над ним свою былую гордость. Его так трясло, что коса извивалась, как живая змея. Наконец он отпустил косу и сразу посмотрел в колодец, наблюдая, как она тонет. На мгновение мне показалось, что он прыгнет в колодец вслед за ней.
Во двор вбежал Треснувшее Яйцо:
— Что происходит? Что с едой? Почему никто не вскипятил воду? Лулу Мими нужен чай!
Но мужчины спокойно продолжали сидеть и курить.
— Эх! Вы что, откромсали себе часть мозгов, когда отрезали косы?! Вы на кого работаете? Куда пойдете, если двери этого дома перед вами закроются? Станете попрошайками, как тот одноногий старик у стены!
Они заворчали и поднялись.
Что происходит? И что еще может случиться? Я прошла через дом и увидела пустую кухню, где в чанах стояла холодная вода, овощи были нарезаны лишь наполовину, а из корыт для стирки свисала одежда, и казалось, будто люди упали туда, лицом в воду, и захлебнулись.
Я нашла Золотую Голубку и облачных красавиц в гостиной. Летнее Облако проливала реки слез, оплакивая конец династии Цин. Она плакала так горько, будто погибла ее собственная семья.
