Долина забвения - Тан Эми (библиотека электронных книг TXT) 📗
Я даже представить себе не могла, почему Треснувшее Яйцо получил такое имя. Едва ли его можно было назвать глупым. Что бы мать ни говорила ему о делах, он способен был удержать в голове все ее указания. Он мог прочитать и написать всего несколько слов, но зато он отлично читал людей. Он мог сразу сказать, кого из гостей стоит встретить со всей любезностью и каков его социальный статус. Он замечал их сыновей, которые смущенно мялись у ворот, и встречал их особенно приветливо, зная, что это посещение может быть их первым пропуском в мир мужских развлечений. Он запоминал имена всех влиятельных и богатых жителей города, даже тех, кто еще не посетил цветочный дом. По тому нетерпению, который посетитель проявлял у ворот, Треснувшее Яйцо мог определить, что мужчина хочет от сегодняшнего вечера: поухаживать за облачной красавицей или найти бизнес-партнера — и сразу сообщал об этом матери. Он оценивал внешний вид посетителя, оглядывая его с головы до ног, оценивая качество деталей одежды и то, как свободно человек в ней себя чувствует. Он знал признаки, по которым богачей из старых семей можно было отличить от нуворишей. В свои редкие выходные Треснувшее Яйцо одевался в свой лучший костюм, оставленный в доме одним из клиентов. За годы наблюдений за джентльменами он научился искусно подражать им в манерах и даже в речи. Он всегда ухаживал за собой: волосы его были острижены, а ногти чисты. И после того, как Треснувшее Яйцо сказал, что во мне есть немного китайской крови, я начала подозревать, что он может быть моим отцом. Но, несмотря на то что он мне нравился, если бы это оказалось правдой, я бы этого стыдилась. Да и матери, скорее всего, тоже было бы неловко мне об этом рассказывать. Но как вообще она могла сделать его своим любовником? Он не был ни таким же культурным, ни таким же красивым, как другие ее поклонники. У него было вытянутое лицо, слишком мясистый нос, слишком широко посаженные глаза. И он был старше моей матери — лет сорока, наверное. Рядом с моей мамой он казался тщедушным. И, к счастью, я совсем не была на него похожа.
Но что, если он все-таки мой отец? Важно было, что у него отличный характер и он всегда был добр. К тем посетителям из списка гостей, которые подходили к воротам, но не отвечали его высоким стандартам, он обращался с пространными извинениями, объясняя, что на большой прием прибыло слишком много нежданных гостей. Молодым студентам и иноземным морякам он давал отеческий совет: «Перейдите через мост Побитой Собаки и попробуйте зайти в опиумный цветочный дом под названием “Серебряные колокольчики”. Замечательная женщина по прозвищу Струйка позволит вам приударить за ней, как только вы выкурите несколько трубок».
Треснувшее Яйцо питал особую нежность к Струйке, которая, до того как постарела, работала в «Тайном нефритовом пути». Он говорил, что она ему как дочь. Он оберегал всех девочек, и они часто выражали ему за это признательность и делились между собой историями про то, какие усилия он приложил для их защиты. Треснувшее Яйцо притворялся, что не слушает их разговоры, а они кричали ему: «Разве не ты это сделал?» А он в ответ бросал на них полный удивления взгляд.
Если бы мой отец и правда оказался китайцем, я бы хотела, чтобы он был похож на Треснувшее Яйцо. Но потом, через месяц после ссоры с Туманным Облаком, я услышала рассказ Снежного Облака. Мы завтракали в гостиной.
— Вчера к воротам приходил пьяница, — сказала она. — Я сидела в саду перед домом, но меня не было видно. По ярким и дешевым одеждам я определила, что это один из тех богатеев, что получили состояние за одну ночь: в словах его не было ни кусочка мяса, лишь желтый жир, плавающий в холодном бульоне. Его не приглашали на прием и не позволили бы ступить и шага за ворота. Но вы знаете, насколько Треснувшее Яйцо вежлив со всеми. «Эй, как у ваших шлюх с акробатическими трюками?» — спросил мужчина и похлопал по толстому кошельку. Треснувшее Яйцо сделал скорбное лицо и рассказал ему, что все девушки в «Тайном нефритовом пути» практикуют технику под названием «Застывший труп». Он даже продемонстрировал ему эту технику — как их конечности скованы трупным окоченением, а лицо искажает предсмертная гримаса. За эту изощренную технику, сказал он тому мужчине, они берут в три раза больше, чем гибкие девчонки из «Дома поющих ласточек» на улице Спокойствия. После чего мужчина радостно удалился в сторону вышеупомянутого дешевого борделя, в котором, как я слышала, совсем недавно была вспышка сифилиса.
Все громко рассмеялись.
— Струйка говорила, что на прошлой неделе он приходил к ним и выкурил несколько трубок, — добавила она. — Он просил ее не плакать и заверил, что она все еще прекрасна. Но она все-таки плакала у него на груди. А он, как обычно, проявлял заботу и выказывал щедрость. Она говорила, что каждый раз, переспав с ней, он платит ей вдвое больше обычного.
Каждый раз, переспав с ней… Я представила себе, как Треснувшее Яйцо забирается на меня сверху, а его вытянутое лицо нависает над моим и он смотрит в мои испуганные глаза. Нет, он мне не отец. Он всего лишь привратник.
@@
Я спросила маму, можем ли мы посетить приют для брошенных девочек-полукровок. Безо всякого замешательства она ответила, что это отличная идея. Сердце мое испуганно забилось. Она собрала часть моих старых платьев и игрушек, и в приюте я отнесла их в большую комнату, заполненную девочками всех возрастов. Некоторые из них выглядели как китаянки, но другие казались европейской внешности, пока не улыбались, отчего уголки глаз приподнимались и глаза становились раскосыми.
И теперь каждый раз, когда мама была слишком занята, чтобы пообщаться со мной, я воспринимала это как доказательство того, что она никогда во мне не нуждалась. Я была наполовину американкой, наполовину ненавистной ей китаянкой, и мне казалось, что причина, по которой она не рассказывает мне правду, именно в этом: ей придется признать, что она меня не любит. Мне очень часто хотелось расспросить об отце, но вопрос застревал у меня в горле. Новые знания обострили мою наблюдательность. Теперь каждый раз, когда я замечала взгляды куртизанок или слуг, направленные на меня, я видела усмешки. А когда посетители задерживали на мне взгляды, я подозревала, что они размышляют, почему я похожа на китаянку. Чем старше я становилась, тем все заметнее проступала моя азиатская часть и тем больше я боялась, что со временем ко мне перестанут относиться как к американке и я стану не лучше остальных китайских девочек. Вот почему я старалась избавиться от всего, что напоминало бы о том, что я полукровка.
Я больше не разговаривала по-китайски — ни с облачными красавицами, ни со слугами. Я использовала только пиджин. Если они обращались ко мне по-китайски, я делала вид, что не понимаю. Снова и снова я говорила им, что я американка. Мне хотелось, чтобы они поняли: мы с ними совсем разные. Я даже стремилась к тому, чтобы они меня ненавидели, — это бы подчеркнуло, что я не принадлежу к их миру. Некоторые из них и правда стали меня ненавидеть. Хотя Треснувшее Яйцо только посмеивался надо мной; он говорил, что видел худшее обращение и от китайцев, и от иностранцев. Он продолжал разговаривать со мной на шанхайском диалекте, и мне пришлось признать, что я понимаю его, потому что именно он сообщал, когда возвращается мама, или что она хочет поговорить со мной, или что она заказала экипаж, чтобы мы могли отправиться с ней на обед в новый ресторан.
Но чем бы я ни занималась, я боялась неизвестного отца, проявлявшегося в моей крови. Неужели его характер тоже проявится и я стану еще больше походить на китайцев? И если это случится, к какому миру я тогда буду принадлежать? Что мне будет позволено делать? Сможет ли кто-нибудь полюбить девочку, половину которой ненавидят?
ГЛАВА ВТОРАЯ
НОВАЯ РЕСПУБЛИКА
Шанхай, 1912 год
Вайолет
