Зачетный профессор (СИ) - "AlmaZa" (книги TXT) 📗
- Психология масс изучалась фактически с момента рождения социологии, и первые теории были выдвинуты ещё в девятнадцатом веке, - повествовала Нора у доски. – Наблюдение за обществом есть основной предмет социологии, а что в обществе движущая сила? Их две, разумеется, о первенстве среди которых говорить не приходится; личность, индивидуальность, вожак и масса, толпа, большинство, ведомое, но порой неуправляемое. Психология масс как нигде важна в политике и пользуется популярностью для современных игр сознанием, для ведения холодных войн и обманов, создаваемых СМИ, так же служащих политике и оплачиваемых ею же. Мы рассмотрим концепции Габриэля Тарда и Гюстава Лебона, и начнем с первого и его теории подражания… - женщина озаглавила на доске тему лекции и обратилась к Кюхёну. - Нет претензий по биографии этого ученого?
- Нет, насколько я знаю, он себя никак не скомпрометировал, - оживился Кюхён, каждую минуту готовый действовать, но всё никак не находивший наиболее выгодного момента. Уже два студента перекинулись мнениями с преподавательницей, и она никому не съязвила. И вот, его самого дернули. – Старик Тард не был женат и всего себя посветил преподавательской деятельности. Настоящая самоотверженность во благо науке.
- Вы считаете правильным, когда человек полностью отдаётся лишь одной стороне бытия? Не делает ли это его слегка ограниченным и не субъективирует ли? – их взгляды встретились. Кюхёну показалось, что она намекает на себя.
- У всех свои причины, чтобы отказаться от чего-то и выбрать что-то одно. Не нам судить. – ответил, как думал, парень. Ему хотелось добавить, что мужчинам такое позволительно, а вот женщина должна быть женщиной, заниматься домом, браком и детьми, а не бегать по конференциям, но он промолчал. Глаза Норы заволокло золотистой ряской. Или это отсветы солнца из окна? Кюхён поглядел на полуповернутые вертикальные жалюзи.
- Что ж, продолжим, - мел стукнул по полочке и руки вновь легли по сторонам кафедры. – Тард говорил о трех видах психологических процессов масс: подражании, оппозиции и адаптации, но чаще всего, настаивал он, встречается именно подражание, как наиболее распространенная форма поведения людей. В самом деле, рассматривая любые случаи массового скопления, будь то болельщики на стадионе, давка в метро, бунтующие или революционеры на площади, мы видим, что более девяноста процентов ведут себя одинаково, и крайне малая часть способна не уподобиться общему направлению, панике, к примеру, при каком-то эксцессе, будь то пожар, внезапная потасовка, взрыв, что угодно. В случае войн или революций крошечный процент не принимается мародерствовать или бесчинствовать, не поддаваясь инстинкту толпы. Ориентироваться при сложностях способны единицы – личности. Но не следует думать, что личности – это те, кто представляет оппозицию массе. Что такое психология оппозиции? Это «я не хочу быть как все». Почти каждый из нас, рано или поздно, произносил вслух или про себя эту заветную фразу. Так вот это «я не как все», совершенно не создаёт индивидуальность, а напротив, часто, погружает единицу на ещё более низкий уровень, лишая индивидуальность поддержки общности и отрывая её от какой-либо культурной привязки. Процент поведения «оппозиционеров» тоже не мал, они вторые после «подражателей». Что касается личности – к ней мы перейдем подробнее чуть позже, в концепции Лебона о противопоставлении масс и элиты, - то ею становятся тогда, когда находят золотую середину между бездумным подражанием и таким же неосознанным отрицанием общепринятых норм. Личность – это интегрируемая в общество индивидуальность, способная перенимать лучшее и эволюционировать, отталкивая лишенные смысла навязываемые мнения большинства, например, явления моды и мейнстримности, о которых мы будем плотно говорить, дойдя до современного общества…
- Простите, - подняла руку девушка со средних парт, и Нора благосклонно позволила ей задать вопрос. – Значит ли это, что модный человек, следящий за тенденциями – не личность?
- Как я сказала: губительно лишь бездумное подражание, - вздохнула женщина, привыкшая к тому, что даже слушая, студенты часто не слышат. Они воспринимают буквально, выхватывают фразы, коверкают их смысл и не могут развить мысль самостоятельно, чтобы подвести к верному итогу. – Допустим, в моду вошел красный цвет, и девушка непременно решила купить себе красное платье. Но ей не идет этот цвет, однако она его носит, не пытаясь анализировать, что мода этого года ей не к лицу. Ей кажется, что она модная. Это же касается коротких стрижек, цветных шарфов, узких юбок, высоких платформ – чего угодно! Моду следует адаптировать под себя, иначе это и есть слепое подражание. С другой стороны есть ловушка отрицания – оппозиции. Допустим, рамки и приличия не допускают ношения юбок выше колена или шпилек, или декольте, но девушка начинает думать, что нарушит законы и станет не как все. Она идет против общества, выходит из данной культуры и, чаще всего, одной такой единственной она всё равно не останется. Носительницы мини-юбок и шпилек собьются в кучку, и станут маленькой массой, к ним потянутся подражательницы, увеличивая эту массу, и однажды они превратятся в очередную толпу без личности. А Запад, от лица какого-нибудь Рисмена или Хэбдиджа*, подкинет им такое оправдание как «субкультура», хотя это понятие искусственное, и субкультура – не что иное как бескультурье, андеграунд, отрицающий нравственность и традиционализм, без которого высокой, в мерках духовности, культуры не бывает. Что это за птица – подкультурье? Культура либо есть, либо нет, а находясь к ней в противопоставлении нельзя быть наполовину окультуренным, не относясь к ней вовсе, или относясь к ней враждебно. И всё это распространяется не только на внешний вид, но на поведение, да даже лингвистику. Заимствованные слова, которым нет аналогии в нашем – ничего плохого, чаще всего это специализированные и технические термины, но когда, в эпоху англицизмов, мы начинаем вставлять тут и там «окей, «ол райт», «ай лав ю», «холливар» и что там ещё говорите вы, молодежь – это подражание и затирание собственной культуры, когда мы теряем уникальность своей речи, перестаём являться носителями чистого языка, со стороны выглядим скорее косноязычными и необразованными, чем модными. – Нора перевела дыхание, дав исчерпывающий ответ и надеясь, что ей вняли. – Это понятно?
- Да, спасибо, - девушка недовольно кивнула, явно находясь по другую сторону мировоззрения доцента. – Но… насчет субкультуры, разве это не… максималистски, считать, что группы готов, рокеров или анимэшников – это бескультурье? – браслетик на запястье, сигнализирующий о представительстве какого-то фэндома, дал Норе знать, что она задела за живое.
- Максимализмом нынче принято называть четкое и непоколебимое мнение о чем-либо? – преподавательница улыбнулась. – Культуры бывают разные, такие, как были у ацтеков и майя, например. Они приносили в жертву людей, однако и это было культурой. Или же варварством, кому как угодно. Это уже диалектика, а диалектика – область философии, а не социологии. Вернемся к Тарду…
Кюхён наблюдал за Норой и до конца лекции не захотел её перебить. Странно, но будучи вместе со студентами, он ментально ощущал себя ближе к кафедре. Ему казались верными именно те рассуждения, ему не хотелось сидеть тут, с теми, кого противопоставляла себе Нора – молодежью, этим незрелым и туповатым молодняком, озабоченным танцами в клубах, прогулками и переписками в интернете, не имеющим знаний, но считающим себя умным. Они даже анализировать не умели! Он давно это перерос – если не считать увлечения компьютерными играми, - и уже не знал, внушил себе или действительно достиг той душевной усталости, которая позволяет наблюдать, не вмешиваясь.
