Долина забвения - Тан Эми (библиотека электронных книг TXT) 📗
Через шесть месяцев после приезда я сказала родителям:
— Я вышла замуж за доброго человека по фамилии Даннер, у меня была дочь, но я потеряла их обоих.
Я зарыдала, а они подошли ко мне и обняли, сжимая в кольце своих рук, и тоже зарыдали, и вместе мы оплакивали все горе, которое причинили друг другу и от которого всегда будем страдать.
Март 1914 года
Два года подряд Лу Шин посылал мне письма со штемпелями то Сан-Франциско, то Шанхая. Во всех письмах он говорил, что ждал меня в отеле, где мы договорились встретиться. Каждый раз он повторял, что готов отвезти меня к нашему сыну. Он добавлял, что его жена согласилась на нашу встречу и он ее организует, хотя его сын эмоционально привязан к семье Лу. Он был наследником семейного состояния и не знал, что по рождению наполовину иностранец. «Мы должны избавить его от потрясения, связанного с его сложным происхождением», — писал Лу Шин, и каждый раз, когда я доходила до этой части писем, я впадала в ярость. Неужели он думал, что я намеренно могу обидеть кого- то из своих детей!
В двадцатом письме, которое пришло две недели назад, он повторял по большому счету то же самое, что говорил мне в Шанхае. Но на этот раз он признался еще кое в чем.
@
Когда-то я сказал, что наши имена связаны судьбой: Луция и Лу Шин. Наши имена были знаком, что мы узнаем друг друга, а картина заставила нас ощутить, что мы принадлежим друг другу. Я до сих пор считаю тебя частью себя. Но я так часто подводил тебя, что это показало мне мою истинную суть. Ты не развеяла мои сомнения. Ты заставила меня увидеть, насколько я нерешителен. Тебе нужна была сила духа, и ты не понимала, что в этом отношении мне нечего тебе дать. Ты жила в глубинах своих чувств. Я плавал в мелких лужах. Я боялся, что в моем искусстве это проявится так же ярко, как и в характере. Наконец на этом этапе своей жизни я готов избавиться от сомнений и принять, что я гораздо слабее, чем думал, гораздо слабее, чем ты думала обо мне. Я заурядная личность, Луция. Мне не было жаль для тебя ни сил, ни чувств. Просто я родился таким: с жалким и слабым сердцем. И я очень сожалею, что ты так сильно пострадала от этого.
@
Я ответила ему:
@
Ребенку, которого я потеряла, было два дня. Его звали Тедди. Я знала его недолго — лишь те немногие часы, когда держала на руках. После стольких лет бесплодных поисков я наконец осознала, что ребенка, которого я так отчаянно стремилась вернуть, не существует. Лу Шэнь — твой сын целиком и полностью, он принадлежит тебе, как Вайолет принадлежит мне. Она — единственное дитя, которое я потеряла. Она единственная, кого я оплакиваю и кого буду искать долгие годы, даже если ее и нет уже в живых.
@
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ГОРОД НА ДРУГОМ КОНЦЕ МОРЯ
Между Рукой Будды и Шанхаем, июнь 1926 года
Вайолет
Как сообщала Обаяние, когда мы доберемся до Руки Будды, внизу увидим город. Но мы его не увидели. Я посмотрела на Помело и Волшебную Горлянку — они выглядели озадаченными. Мы стали спускаться по извилистым тропинкам, затем по небольшой горной долине, упорно цепляясь за надежду, но так и не смогли рассмотреть города, пока не дошли до конца ковра из зеленой травы и не встали на краю отвесной скалы. Над нами сквозь слезы я увидела звезды — десять тысяч сияющих огоньков на черном небе. А потом я посмотрела вниз и сквозь те же слезы снова увидела огоньки — в десять тысяч раз больше, чем на небе. Я подавила сомнения и сказала себе, что это не просто отражение звезд в пруду или рой светлячков и не влажные листья, отражающие серебристый лунный свет. Я утерла слезы и увидела то, во что хотела поверить: под нами расстилался город, и тысячи огоньков сияли сквозь окна его домов.
Мы радостно восклицали: «Я знала, что он там будет! Я его чувствовала! Я видела его внутренним оком и сделала так, что он появился в реальности!»
Луна и звезды освещали нам путь, пока мы спускались по извилистой тропе в долину. В приливе восторга мы с Волшебной Горлянкой не сразу заметили, что Помело еле ковыляет за нами на распухших ногах. Мы вернулись к ней и подхватили под руки. Радость так подняла наш дух, что мы будто парили над землей, не ощущая ни своего, ни ее веса.
Город все приближался, и я глубоко вдохнула, наполнив легкие свежим воздухом. Я знала: что бы нас там ни ждало, это будет лучше, чем то, что было еще вчера. Когда-то я ожидала худшего, сейчас же ждала лучшего: чистой комнаты, где можно переночевать, теплой ванны, горячего чая, сладкой груши. Я представляла себе реку и обратный путь в Шанхай. Не такими уж и несбыточными были мои мечты.
Помело настаивала на том, чтобы мы нашли ее подругу, Обаяние, которая сбежала год назад. Она должна была узнать, что смогла нас спасти.
Мы наняли две рикши, чтобы доехать до «Дома Обаяния». В одну сели мы с Волшебной Горлянкой, другая была целиком для Помело. Она со стоном еле подняла ноги, чтобы забраться в рикшу, затем глубоко вздохнула. Через десять минут мы уже были у «Дома Обаяния», который отличался классической элегантностью, подходящей для скромного провинциального города. Когда слуга объявил о нашем приходе, Обаяние, похоже, тут же выскочила из постели. Она прибежала к нам в ночной рубашке, обхватила Помело за плечи, уставилась ей в лицо и встряхнула ее.
— Ты не призрак! — воскликнула она. — Разве я не была права?! Ублюдок нам все время врал! Там была тропинка!
— Вековечный мертв, — просто сказала Помело.
Обаяние отступила на шаг:
— Что? Ты уверена?
— Целиком и полностью. Мы видели его тело и лицо. Но сейчас у меня слишком болят ноги, чтобы подробно рассказывать.
Обаяние велела служанке проводить Помело в ее комнату и снять с ее ног бинты. Она приказала приготовить теплую воду и травы, чтобы обмыть стопы и снять отеки. Нам показали наши комнаты — прекрасно обставленные будуары. Служанка наполнила ванну горячей водой, и я смогла смыть с себя все загрубевшие слои кожи, чтобы снова стать мягкой и гладкой. Как только я выбралась из ванны, другая служанка обернула меня полотенцами. Я скользнула в просторную блузу и штаны. Еще одна служанка принесла закуски и чай и разложила их на столике. Я ела так жадно, будто бедная крестьянка — которой я стала за это время. Осушив кружку с чаем, я легла в постель и проспала почти до полудня.
Мы сели за стол для завтрака, и, как сказала Помело, вид у нас был такой беспечный, что она с трудом нас узнала. Но каждый раз, когда я проклинала Вековечного, я вздрагивала — мне казалось, что за этим последует пощечина, удар, что меня повалят на землю. Страх стал привычкой, и я знала, что потребуется время, чтобы от нее избавиться.
Большую часть дня мы отдыхали, давая возможность успокоиться ноющим мышцам. И пока служанки массировали наши ноги, мы вспоминали, как помогали друг другу. Мы разделили общий страх и сумели выжить. Этого было достаточно, чтобы мы остались сестрами до конца жизни. Мы позволили Помело самой рассказать о том, как умер Вековечный. Во время рассказа она, должно быть, пережила все заново. Лицо ее напряглось, когда она описывала, как карабкалась по камням, а ноги ее болели так, будто она ступала по раскаленным углям. Боль почти ослепила ее. Солнце продолжало нещадно палить, а где-то в темноте леса затаились тигры, и она вздрагивала при каждом звуке.
Помело потянулась к нам и сжала наши руки:
— Они были ко мне добрее, чем родные сестры. Они могли бы бросить меня и спастись, а не рисковать жизнями, чтобы мне помочь.
Мы скромно ответили, что уже устали слышать ее благодарности. Наконец она дошла до того момента, когда на дорожке под нами показался Вековечный. Она задрожала и ухватилась за меня, опустив взгляд. Мы видели, что она мысленно вновь оказалась там, на горной тропе. Она выпучила глаза, лицо ее исказила гримаса. Помело тяжело дышала, не в силах продолжать рассказ. Неожиданно она вытянула вперед руки — и воображаемые камни полетели вниз. Она сказала, что их было больше десятка, но ему хватило и одного.
