Улица Светлячков - Ханна Кристин (версия книг .TXT) 📗
— «В норе под землей жил-был хоббит».
Август закончился слишком быстро, уступив место ленивому сентябрю. Кейт старалась проживать со смыслом каждую секунду каждого дня, но даже при ее позитивном настрое нельзя было спрятаться от жестокой правды: она угасала. Кейт крепче сжала руку Джонни и сконцентрировалась на ходьбе. Одна подгибающаяся нога перед другой, следить за дыханием. Она устала от того, что ее возили кругом в инвалидном кресле или носили, точно ребенка, но ходить становилось все тяжелее и тяжелее. И еще ее мучили головные боли — пронзительные, сбивающие с ног, а иногда даже мешающие узнавать людей и предметы.
— Тебе нужен кислород? — тихо спросил ее Джонни, чтобы не услышали дети.
— Звучит так, будто я Луи Армстронг, который участвует в «Тур-де-Франс». — Кейт попыталась улыбнуться. — Нет, спасибо.
Джонни помог жене устроиться на террасе в любимом кресле и закутал ее в плед.
— Ты уверена, что с тобой все будет в порядке, пока нас нет?
— Конечно. Маре обязательно надо на репетицию, а близнецы ни за что не захотят пропустить Детскую лигу. К тому же Талли будет дома с минуты на минуту.
Джонни рассмеялся:
— Сомневаюсь. Я мог бы спродюсировать документальный фильм за то время, которое требуется нашей Талли, чтобы купить продукты к обеду.
Кейт улыбнулась:
— Ей приходится заново осваивать эту кухню, ведь всю жизнь она занималась другой.
После ухода Джонни дом за спиной Кейти погрузился в непривычную тишину. Она смотрела на мерцающие голубые воды залива и тиару города на противоположном берегу. Кейт вдруг вспомнила, как жила там, возле Сентрал-Маркет, юная девушка, делающая карьеру, в пиджаке с огромными подплечниками, с широким ремнем и в нескладных сапогах. Именно там она впервые увидела Джонни и влюбилась в него по уши. Она до сих пор помнит все их счастливые моменты — как Джонни поцеловал ее, впервые назвал «Кейти», сказал, что не хотел сделать ей больно.
Протянув руку к висевшей сбоку сумке, Кейт достала свой альбом. Чистые листы в нем уже заканчивались. Кейт описала все, что помнила, и это помогло ей так же, как — она очень на это надеялась — в один прекрасный день поможет ее детям. Кейт открыла страницу, на которой остановилась, и начала писать:
«Когда рассказываешь историю своей жизни, происходит одна странная вещь. Сначала пытаешься припомнить даты, события, имена. Думаешь, что она состоит из разнообразных фактов — твоя жизнь, — а тебе надо, внимательно вглядываясь в прошлое, постараться вспомнить все успехи и поражения, написать этакую хронику юности и зрелых лет. Но главное вовсе не это.
Любовь. Семья. То, над чем мы смеялись. Вот что вспоминается, когда все уже сказано и сделано. Я так много размышляла о жизни, что очень мало сделала и совсем не многого хотела. Думаю, мне можно простить мою глупость — я была молода. Я хочу, чтобы мои дети знали, как я горжусь ими и даже собой. Мы были всем, чего нам хочется в этой жизни — вы, папа и я. И у меня было все, чего мне хотелось.
Любовь.
Вот что мы вспоминаем прежде всего».
Кейти закрыла альбом. Больше ей нечего было сказать.
Талли вернулась из магазина, гордая собой. Она положила пакеты на кухне, разобрала купленные продукты, открыв банку пива, вышла наружу.
— Этот супермаркет — настоящие джунгли, Кейт, — пожаловалась она. — Я прошла весь первый ряд, а может, это был последний. Чувствовала себя так, словно я враг народа номер один — никогда еще мне столько не гудели в спину.
— У нас — неработающих мам — нет времени останавливаться надолго.
— Не представляю, как ты делала это столько лет. Я чувствую себя вымотанной уже в десять часов утра.
Кейт улыбнулась:
— Садись, Талли.
— Если я сейчас растянусь и притворюсь мертвой, мне дадут печенья?
Кейт протянула ей альбом:
— Тебе дадут вот это. Первой.
Талли вздохнула. В течение лета она видела, как Кейт пишет в альбоме, сначала легко и быстро, потом все реже и медленнее. В последние несколько недель она вообще все делала очень медленно.
Талли, внезапно ослабев, опустилась в кресло — почти что упала. Она уже знала, что прочитанное вызовет у нее слезы, но это будет необходимая плата за то, что очистится ее душа. Она сжала руку Кейт и наконец решилась открыть первую страницу.
Одно предложение сразу же бросилось ей в глаза:
«Когда я впервые увидела Талли Харт, то сразу подумала: „Вау! Вот это сиськи!“»
Талли рассмеялась и продолжила чтение — страницу за страницей.
«Мы сбегаем из дома?» — «Конечно. Бери свой велик».
И:
«Я подбрею тебе брови. Просто чтобы придать им форму… упс! Что-то получилось не очень…».
«У тебя вылезают волосы. Наверное, мне надо прочитать инструкцию еще раз».
Талли, смеясь, повернулась к Кейт. От этих слов, от написанного возникло вдруг такое чувство, что у них все хорошо и впереди еще много счастливых дней.
— И как ты могла со мной подружиться?
Кейт улыбнулась в ответ:
— А как я могла с тобой не подружиться?
Талли чувствовала себя захватчицей, прокравшейся в жизнь, в постель Кейт и Джонни. Нет, конечно, ее присутствие в их супружеской спальне было вполне объяснимо, но именно сегодня ей почему-то было особенно неловко. Чтение альбома напомнило Талли обо всем, что было общего у них с Кейт, обо всем, чего им предстоит лишиться.
Наконец, часов около трех, она забылась беспокойным сном. Ей снилась улица Светлячков, две девочки, несущиеся на велосипедах с Саммер-Хилл в ночной тьме. В воздухе пахло свежескошенным сеном, а звезды были необычайно яркими.
«Только, чур, без рук, Кейт! Отпусти руль!»
Но Кейт не было рядом. Велосипед без седока катился по дороге, белые ленты трепетали над ручками руля.
Тяжело дыша, Талли резко села на кровати.
Вся дрожа, она встала и надела халат. В коридоре она шла мимо фотографий, на которых отобразилась вся их жизнь. И мимо двух закрытых дверей, за которыми спали дети Кейти и видели, возможно, такие же кошмарные сны.
Талли спустилась вниз, сделала себе чашку чая и вышла на террасу. Ночная прохлада немного успокоила ее.
— Плохие сны?
Голос Джонни напугал Талли. Он сидел в одном из пляжных кресел и смотрел на нее снизу вверх, в глазах его светилась та же грусть, которая наполняла каждую клеточку ее собственного тела.
— Привет! — сказала Талли, садясь в соседнее кресло.
Холодный ветер дул с залива со зловещим гулом, примешивающимся к привычному рокоту волн.
— Я не знаю, что мне делать, как с этим справиться, — тихо сказал Джонни.
— То же самое сказала мне Кейти, — сообщила Талли, и мысль о том, как же они похожи, снова невольно причинила Талли боль. — Зато у вас была такая красивая любовная история.
Джонни повернулся к ней, и при свете луны Талли увидела жесткую линию его подбородка и морщинки вокруг глаз. Джонни держал все в себе, изо всех сил стараясь быть сильным ради всех, кто был рядом.
— Тебе ведь не обязательно делать это всегда, — тихо сказала Талли.
— Что именно?
— Быть сильным.
От этих слов внутри Джонни словно лопнула какая-то пружина. Слезы заблестели в его глазах. Джонни чуть наклонился вперед, он не издал ни звука, но плечи его тряслись.
Талли протянула руку, сжала пальцы Джонни и сидела так, пока он плакал.
— Вот уже двадцать лет, стоит мне только отвернуться, как вы двое оказываетесь вместе.
Талли и Джонни одновременно обернулись.
Кейт стояла у открытой двери на террасу, завернувшись в казавшийся огромным на ее похудевшем теле махровый халат. Облысевшая и невозможно худая, она была похожа на ребенка, нарядившегося во взрослую одежду. Она и раньше говорила им такие слова, но на этот раз Кейти улыбалась. Она выглядела одновременно печальной и умиротворенной.
— Кейти, — сказал Джонни охрипшим голосом. Глаза его блестели. — Не надо…
