Улица Светлячков - Ханна Кристин (версия книг .TXT) 📗
Это было очень утомительно — постоянно подбадривать других, — но что ей оставалось делать? Иногда, когда у нее уже не было сил изображать оптимизм, Кейт увеличивала дозу обезболивающего, сворачивалась калачиком рядом с Джонни и засыпала. А когда просыпалась, то была неизменно готова улыбаться снова.
Воскресное утро всегда требовало особых затрат нервной энергии. Сегодня все были здесь: мама, папа, Шон со своей девушкой, Талли, Джонни, Мара и близнецы. И все они по очереди, то перебивая друг друга, говорили, так что гул голосов не умолкал.
Кейт слушала, кивала, улыбалась, делала вид, что ест, хотя сегодня ее тошнило и мучили боли.
Талли первой заметила, что что-то не так. Передавая ей тарелку, она подняла глаза на Кейт и спросила:
— Тебе нехорошо?
Кейт попыталась ответить, но не смогла произнести ни слова.
Джонни поднял жену на руки и отнес в ее комнату. Он уложил ее в кровать и дал лекарство.
— Как она? — спросила Талли, зайдя в комнату.
Кейт смотрела, как стоят эти двое, плечом к плечу, и испытывала к обоим всепоглощающее чувство любви. Ей на минуту даже удалось забыть о боли. Но и сейчас она почувствовала укол ревности, впрочем, ставший уже таким привычным за эти годы, как удары собственного сердца.
— Я надеялась, что буду чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы поехать с вами в магазин, — виновато улыбнулась Кейт. — Хотела помочь Маре выбрать платье для выпускного. Теперь это придется сделать тебе, Талли. — Она, словно извиняясь за свою просьбу, улыбнулась. — Пожалуйста, ничего слишком открытого и вызывающего, хорошо? И будь внимательна при выборе туфель. Мара считает, что ей пора носить высокие каблуки, но я боюсь, что… — Кейт нахмурилась. — Да вы двое вообще слушаете меня?
Джонни посмотрел на Талли.
— Ты что-то сказала?
Талли с самым невинным видом приложила руку к груди, имитируя знаменитый протестующий жест Скарлет О’Хара.
— Я? Ты же знаешь, как редко я вообще говорю. Многие упрекают меня за излишнюю молчаливость.
Кейт нажала на рычаг, подняв изголовье кровати.
— Что за комедию вы тут ломаете, когда я пытаюсь сказать вам что-то важное?
Послышался звонок в дверь.
— Кто это может быть? — сказала Талли. — Пойду посмотрю.
В комнату просунулась голова Мары.
— Они уже здесь. Мама готова?
— Кто здесь? К чему я должна быть готова?
Не успели эти слова сорваться с губ Кейт, как в комнату вошел незнакомый мужчина в рабочей форме и вкатил огромную вешалку, на которой висели на вешалках платья длиной в пол. Затем на оставшееся небольшое пространство протиснулись Мара, Талли и миссис Муларки.
— Знаешь, папа, — сказала Мара. — Мальчикам придется выйти. Это шоу для девочек.
Джонни поцеловал жену в щеку и вышел за дверь.
— Ну, скажите мне, разве это не здорово — быть богатым и известным?! — воскликнула Талли. — Ну, ладно, скажем честно: богатство — штука хорошая. Ну, например, ты звонишь в «Нордстром» и просишь прислать тебе все, какие есть в наличии, платья для выпускного размером с четвертого по шестой — и они присылают.
Мара подошла к кровати Кейт и сказала:
— Ну как же я могу выбрать свое платье для выпускного без тебя, мамочка?
Кейт хотела ответить дочери, но вместо этого расплакалась.
— Не беспокойся, — заверила Талли подругу. — Я сказала продавщице, чтобы самые сексуальные платья оставили в магазине.
При этих словах все они рассмеялись.
Неделя шла за неделей. Кейт все больше слабела. Несмотря на все ее усилия и установку не поддаваться панике, собственное тело стало предавать Кейт множеством разных способов. То она не могла подобрать нужное слово, то никак не удавалось закончить фразу, то появлялась предательская дрожь в пальцах, то подступала тошнота, ставшая в последнее время ее постоянным спутником, то начинался страшный озноб. Кейт все время чувствовала себя промерзшей до костей.
И боли становились все сильнее. К концу июля, когда ночи стали длинными, а в воздухе разлился аромат персиков, она чуть ли не удвоила дозу морфина, но врач сказал, что возможная наркотическая зависимость — не самая главная ее проблема.
Кейт умела держать удар, и никто, казалось, не замечал, какой слабой она становится. Ну да, все видели, что ей приходится пользоваться инвалидным креслом, чтобы добраться до пляжа, и что она часто засыпает задолго до того, как начнется вечерний фильм по телевизору, но в эти летние дни все в жизни дома Райанов изменилось. Талли взяла на себя обязанности по дому и старалась изо всех сил. А у Кейт, когда ей становилось немного лучше, появилась возможность работать над рукописью. Правда, в последнее время она ужасно тревожилась, что не успеет ее закончить.
Странно, но мысль о том, что очень скоро она умрет, пугала ее уже не так, как раньше. Да, у нее по-прежнему случались панические атаки, когда Кейт думала о смерти, но и они теперь стали редкими. Теперь она чаще думала: «Дайте же мне наконец отдохнуть».
Конечно, она не могла сказать этого вслух даже Талли, которая теперь могла слушать ее часами. Как только Кейт заговаривала о будущем, Талли морщилась и выдавала какой-нибудь ироничный комментарий.
Что ж, умирать всем и всегда приходится в одиночку.
— Мам? — тихо позвала Мара, приоткрывая дверь комнаты.
— Привет, дорогая. А я думала, ты идешь сегодня на Литтл-Бич со всей бандой.
— Я и правда собиралась.
— И почему же ты передумала?
Мара сделала несколько шагов вперед. Кейт с удивлением смотрела на дочь. Мару невозможно было узнать — ее рост достиг уже метра восьмидесяти двух сантиметров, она созревала, взрослея прямо на глазах.
— Мне надо кое-что сделать.
— И что же это?
Мара повернулась, выглянула в коридор, затем снова посмотрела на Кейт.
— Ты не могла бы переместиться в гостиную?
Кейт секунду боролась с желанием сказать «нет», но нашла в себе силы ответить:
— Ну конечно!
Она надела халат, перчатки и вязаную шапочку. Затем, борясь с подступающей тошнотой, медленно выбралась из кровати.
Мара взяла ее под руку и помогла держаться ровно, на несколько минут поменявшись с Кейт ролями и словно бы став ее мамой. Мара проводила мать в гостиную, где, несмотря на жаркий день, горел в камине огонь. Лукас и Уильям, все еще в пижамках, сидели напротив камина на диване.
— Привет, мамочка, — сказали они одновременно и улыбнулись, сверкая дырами на месте выпавших молочных зубов.
Мара посадила Кейт рядом с мальчиками, закутала ей ноги халатом, а потом села сама с другой стороны от нее.
Кейт улыбнулась:
— Совсем как в тех пьесах, которые ты так любила ставить, когда была маленькой.
Мара кивнула, но посмотрела на мать без улыбки.
— Когда-то очень давно ты подарила мне одну книжку, — произнесла она дрогнувшим голосом.
— Я дарила тебе много разных книг.
— Но в тот день ты сказала, что если когда-нибудь мне станет грустно или я не буду знать, что делать дальше…
Кейт вдруг захотелось отстраниться, спрятаться, исчезнуть, но она была плотно зажата детьми с обеих сторон.
— Да, — только и смогла произнести она.
— За последние несколько недель я много раз пыталась читать эту книгу. Но не могла.
— Ну, ничего страшного, может быть, потом…
— И я поняла почему. Эта книга нужна нам всем, а не только мне. — Мара протянула руку и взяла с тумбочки «Хоббита» в мягкой обложке — книгу, подаренную ей когда-то Кейт. Каким же далеким казался сейчас Кейт тот день, когда она подарила дочери свою любимую книгу, — словно передала по наследству. Вечность назад и мгновение назад.
— Ииии! — восторженно запищал Уильям. — Мара нам почитает.
— Заткнись! — Лукас толкнул брата локтем в бок.
Кейт обняла сыновей, глядя в серьезное красивое лицо своей дочери.
— Что ж, хорошо.
Мара откинулась на спинку дивана, подвинулась поближе к матери и открыла книгу. Голос ее чуть-чуть дрожал только в самом начале.
