Обнаров - Троицкая Наталья (книги бесплатно без TXT) 📗
– Дожили! – сказал Сурин.
– А я еще на стадии проектирования, когда самолет на кульмане [63] был, предупреждал, что шасси нужно парные делать, по две тележки с каждой стороны. Меня никто не слушал. Дальность, мол! Грузоподъемность! Мол, добирать за счет прочности конструкции будем! Чего хотели, то и имеем! – сказал ведущий конструктор Геннадий Иосифович Гец.
– Ладно… Виноватых найти успеем. Какие будут предложения по ситуации?
– А чего тут нового? Сажать на брюхо, на грунт, слева от взлетно-посадочной полосы, – сказал начлет.
– Я бы напомнил господину Гораеву, что в этом случае машина выйдет из строя минимум на полгода! – язвительно заметил чиновник от правительства. – У нас нет таких сроков.
Начлет фыркнул, с излишней горячностью сказал:
– Любезнейший Геннадий Иосифович, самолет, видите ли, не луна. Он бесконечно висеть в небе не может. Ему садиться надо! Хотя бы изредка!
– Что инженеры думают? – спросил генеральный и уперся взглядом в группу оживленно споривших молодых людей. – Петров?
– Наше предложение: сажать самолет на оставшиеся основную левую и переднюю стойки. На посадке правая стойка подогнется. Мы сэкономим время и средства на восстановлении самолета. Мы тут посчитали…
– Опасность возникновения пожара вы учли?
– Не думаем, что…
– Вы предлагаете бред. Чистый бред! – вскочил молоденький инженер, но, спохватившись, тут же покраснел и сел на место.
– Маринин, твои соображения. Почему «бред»?
Теперь генеральный в упор смотрел на молоденького инженера. От пристального внимания генерального и снисходительного любопытства остальных присутствующих парень покраснел еще больше.
– Антон Давыдович, я кандидатскую защитил по прочности металлов. Вот мои расчеты, – и, подойдя к генеральному, Маринин положил на стол перед ним мелко исписанный листок. – На посадке, при первом касании с землей стойка ткнется в бетон, возникнет крутящий момент, машину развернет, и можно будет собирать кости. Если я не прав, увольняйте! – по-мальчишески вскинув руку, сказал он.
Присутствующие зашумели, обсуждая столь резкое заявление.
– Сколько они в полете? – спросил генеральный.
– Час сорок восемь.– Думайте! Из-за головотяпства смежников машину потеряем!
Жареная картошка была рассыпчатая, с хрустящими светло-коричневыми корочками, как он любил. Леднёв поставил сковородку в центр скромно сервированного стола.
– Батя, иди завтракать!
Шарканье шлепанцев по паркету, старческое подкашливание. Наконец, красивый седовласый старик с явной выправкой военного, держа газету в одной руке и очки в другой, появился на пороге кухни.
– Игорюха, ты чего это со службы сбежал? Летать разонравилось?
Леднев улыбнулся, с наигранной веселостью сказал:
– Так отдыхать тоже надо!
– В день контрольного испытания твоего, между прочим, самолета! Ну-ну…
Старик сел за стол, степенно водрузил очки на нос и расправил газету.
– Знаю я, чего ты дома сидишь. С Полиной боишься увидеться?
– Батя!
– Не прошла, видно, юношеская любовь.
Леднев поставил тарелку с картошкой отцу. Сам сел напротив. Своя тарелка так и осталась пустой.
– Молодец, Полина! Сколько успела, пока вы не виделись! Военный летчик-испытатель высшей квалификации. За плечами шестнадцать типов самолетов. К вашей фирме прикомандировали для выполнения задания государственной важности! Твою работу проверяет. Мало ли чего по молодости, по глупости-то бывает? Молодые были. Амбиций – море. Теперь угомониться пора. Поди, подполковники оба!
– Мы завтракать будем или ты мне будешь морали читать?
– Тебе хоть читай, хоть записывай «морали»! Все без толку. Женился бы на Полине, внучат, мне на радость, нарожали бы. Сам был бы счастливым, Полину бы счастливой сделал. Вишь, замуж не вышла. Про тебя, дурака, помнит.
– Батя, давай я сам как-нибудь.
– «Как-нибудь…» У тебя только работа отлично получается. Личная жизнь всегда была «как-нибудь»!
Старик сердито отодвинул тарелку.– Не хочу я твоей картошки. Супу полининого хочу!
– Посадят нас на брюхо. К гадалке не ходить. Жаль терять такую машину! – второй пилот любовно погладил штурвал. – Зверь-машина! Уже как-то сроднились.
Новгородцев был прав. Ей тоже нравилась эта машина. Нравилась устойчивостью и скороподъемностью, надежностью в закритических режимах и простотой в управлении. Лайнер на удивление покладисто и терпеливо выполнял все, что требовал от него человек.
– Женя, дай на компьютер питание шасси.
– Есть, командир. Один секунд, – тут же откликнулся бортинженер.
На экране планшета-компьютера Задорожная фломастером поставила две метки.
– Женя, вскрываешь электропанель, отсоединяешь синий кабель вентиляции кабины. Образуется проем. Через него здесь, – она ткнула пальцем в первую метку, – перерубаешь цепь электропитания шасси, а здесь, – она указала на вторую метку, – закоротишь концы напрямую. Мысль улавливаешь?
Бортинженер почесал затылок.
– Получается, левая «нога» выйдет, передняя выйдет, а покалеченная останется в гондоле. Крепеж на втором уровне жесткости надо высверливать.
– Есть чем? – спросила Задорожная.
– Обижаешь, командир. Сделаем, на раз!
– Второй пилот?
Задорожная выжидающе смотрела на Новгородцева. Тот с сомнением пожал плечами.
– Теоретически возможно. Практически… Этого никто никогда не делал.
– Ясно. Курс двести восемьдесят. Снижаемся до четырех тысяч. Женя, предупреждаю, кабель вентиляции кабины с кабелем электропитания правых двигателей не перепутай. Не обесточь. Внимательнее!
– Понял! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»
Минут двадцать спустя, рукавом отирая пот со лба и щек, бортинженер доложил:
– Готово, командир!
– Курс двести семьдесят. Снижение до трех тысяч. Идем домой. Приступить к предпосадочной подготовке. Подготовить кабину к аварийной посадке.
В наушниках щелкнуло, и сквозь шорох эфирных помех донесся тревожный голос земли:
– «07-й», я – «База». Как слышите меня? Прием.
– Как раз вовремя, – недовольно сказала Задорожная. – «База», я – «07-й». Слышу вас хорошо.
– «07-й», доложите обстановку», – потребовала земля.
– На борту, как в гареме, полный порядок. Программа полета выполнена полностью. Идем домой. Я – «07-й». Прием.
Земля выдержала паузу, потом голосом генерального конструктора, минуя условности, произнесла: «Полина Леонтьевна, это Сурин. Принято решение сажать вас на грунт, на фюзеляж, слева от взлетно-посадочной полосы. Второго пилота и бортинженера придется катапультировать».
– Здравия желаю, Антон Давыдович! Спасибо за рекомендации. Буду производить посадку на левую и переднюю стойки. Правая обесточена, на замке. Заодно руль направления с новыми тормозами оценим. Экипаж оставляю на борту. Нахожусь на подходе. Видите меня? Готовьте вторую полосу. Прием.
Земля тут же рявкнула: «Отставить, «07-й»! Уходите на второй круг!»
Задорожная усмехнулась, поймала выжидающе напряженный взгляд Новгородцева.
– Я – «07-й». Прошел высоту принятия решения. Нет керосина на второй круг, – соврала она. – Кроме меня, бортов в воздухе нет. Так что будьте любезны! Иду на посадку.
Прежде чем земля смогла оценить принятое Задорожной решение, самолет показался над полосой.
– Отключаю кислород. Включаю аварийное освещение. Второй пилот, на посадке: неиспользование тормозных щитков, неиспользование реверса, задержка опускания правой плоскости. Как поняли?
– Понял, вас.
– Бортинженер! Строго по моей команде после касания и выдерживания направления вырубаешь левые двигатели.
– Есть!
– Потом, строго по моей команде, вырубишь правые. Как понял?
– Все понял, командир.
– Торможение от педалей рабочей стойки.
– «07-й», принимаем вас на вторую полосу, – сказала в наушники земля и добавила после паузы голосом руководителя полетов: – Ох, не завидую вам, братцы. Начальник летно-испытательного центра рвет и мечет.
