Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

— Шэй, ты чего встал? — пробормотал он. — Я думал, вы с отцом позже проснетесь…

— Это, скорее, я должен тебя спросить, почему ты до сих пор в кровати, — усмехнулся Шэй. — Неужели ты ведешь светскую жизнь — сначала полночи не спать, а потом к полудню распахивать сонные вежды?

Коннор сел на постели и подтянул ворот рубашки:

— Я обычно рано встаю. А сегодня посреди ночи проснулся от грохота на крыше. Что вы там с отцом делали? Бегали, что ли?

Шэй несколько смутился:

— М-м… Немного. Прости, мы не хотели тебя будить.

Коннор засопел, как рассерженный еж:

— А когда я бегаю по нашей крыше или лазаю по деревьям в саду, отец только ругается и говорит, что ассасины от нечего делать занимаются всякой чепухой. А сам-то… Только я начал засыпать, как снова раздался грохот! А потом я услышал, как захлопнулась створка окна в отцовской спальне. Я понял, что вы вернулись, и наконец-то смог заснуть. А где отец?

— Спит, — просветил его мистер Кормак. — А я хотел с тобой поговорить.

— Я тоже хотел с тобой поговорить, — немного неуверенно отозвался Коннор, но не успел Шэй задуматься, отчего тот сомневается, как подросток намного тише попросил:

— Шэй, отвернись, пожалуйста. Мне нужно одеться.

Это было понятно. Сын вырос и вполне логично стеснялся — даже его. Шэй кивнул и действительно отвернулся, скрестив руки на груди и невольно оглядывая комнату.

Он давно здесь не был. В прошлый визит побывать в этой комнате не удалось: поначалу было ни к чему, а потом они направились в Бостон, и выводил «Морриган» капитан Кормак тоже из Бостона. А в позапрошлое посещение Коннор был еще ребенком…

Комната Коннора изменилась вместе с ним. Здесь больше не было игрушек, даже самых любимых. Исключение — Рохвако, вон он, и сейчас сидит на тумбочке и смотрит на мир глазами-пуговками, все такой же, разве что чуть более потрепанный. Еще на тумбочке лежала наспех заложенная чем-то объемным книга — так, что страницы не сходились, а загибались. Книгой Шэй заинтересовался, но ее обложка топорщилась под углом и названия было не разглядеть.

Мистер Кормак отвел взгляд, чтобы не мучиться любопытством, и уставился на полку, где за стеклом хранились самые дорогие сердцу Коннора вещи: белые перья буревестника, розовые ракушки, странного вида индейские амулеты, модель фрегата, когда-то подаренная Хэйтемом. Под полкой, на круглом столике — еще одна модель корабля, на этот раз «Аквилы». Видно, видел на «Морриган» — и захотел себе такую же.

Ни одного символа Братства, кроме крошечного — на мачте игрушечной «Аквилы» — Шэй не увидел.

— Можешь повернуться, — неловко позвал его Коннор.

Шэй послушался и увидел, что подросток оделся так же, как он сам — видно, что первое из шкафа выпало. И еще Коннор явно переплел свою косичку после сна — она выглядела куда менее растрепанной.

— Садись, — предложил Шэй, указав на кровать, и уселся в кресло, где в былые времена Коннору читала на ночь миссис Стэмптон. Теперь Коннор читал сам. — Позволишь посмотреть, что за книга?

Ему показалось, что подросток немного запнулся, прежде чем кивнуть. Но, в конце концов, книга лежала открыто, не была спрятана под подушку или под матрац, так что же в ней такого?

Шэй аккуратно подхватил издание за переплет, извлек конфету, которой были заложены страницы и, заложив книгу пальцем, наконец поглядел на обложку. Название — «Китайский шпион» — о чем-то ему напомнило. Книга была на французском — но французский Коннор уже хорошо знал, помимо двух родных ему языков. Однако на форзаце, как ни странно, значилось «Лондон».

И тут Шэй вспомнил! Сборник памфлетов под этим названием нередко поминали в полусвете Парижа, где вращалась Женевьева со своим неотесанным «любовником». Настолько часто поминали, что Шэй даже хотел этот сборник почитать, но он был запрещен во всей Франции, а если кто из знакомых им и владел, то благоразумно об этом молчал.

— Где ты вообще это взял? — Шэй с любопытством пролистнул страницы, стараясь не выпустить заложенного места.

— Фолкнер дал почитать, — немного настороженно отозвался Коннор. — Сказал, что купил в Дувре перед тем, как… Перед тем, как «Аквила» пострадала, а сам Фолкнер немного… э-э-э… запил.

— Много запил, — рассеянно поправил его Шэй. — Революционное чтиво? Учти, Коннор, во Франции за это полагается Бастилия.

— Но я же не во Франции, — улыбнулся Коннор. — И потом, что мне Бастилия после того, как отец узнал, что я напился.

— Самая что ни на есть ассасинская книга, — скорбно признал Шэй, прочтя несколько гротескно-издевательских пассажей о дворянстве Франции. Интересно, что на этот счет думает де ла Серр. — Дашь почитать?

— Хочешь — бери, — пожал плечами Коннор. — Мне не жалко, но учти, что книгу я обещал вернуть.

— А кстати, зачем ты напился, ты можешь мне сказать? — отвлекся от довольно увлекательного чтения Шэй.

— Могу, — Коннор вздохнул. — Так глупо вышло! Я тогда здорово поругался с отцом. Мы вообще тогда часто… Говорили про ассасинов, про тамплиеров — и ругались. И в тот день я просто сбежал из дома. Пришел к Фолкнеру, он тут в гостинице живет, в «Комнатах Гэтсби». Он как раз пил виски. Мне не предлагал, потому что знал, что я не пью. То есть не пил. Ну, я и попросил его налить мне. Он рассмеялся и сказал, что мне давно пора учиться пить и ухаживать… Шэй, отцу — ни слова!

— Не скажу, — пообещал мистер Кормак. — И что было дальше?

Коннор поерзал на кровати и явно смутился:

— Мы выпили вместе. Фолкнер учил меня, как правильно… ну, с девушками. Говорил, что им нравятся комплименты. А когда он открыл вторую бутылку, посоветовал мне потренироваться на Мелани, горничной. Шэй… Она не совсем горничная, потому что в «Комнатах Гэтсби» уже не очень важно, убрано там или нет. Фолкнер говорит: «Все одно — помойка».

— Понятно, — выручил подростка мистер Кормак. — Так скажем, Мелани занимается обслуживанием гостей.

— Точно, — Коннор даже смутился. — Но я тогда подумал, что это глупо — учиться ухаживать на ней. Ведь она мне сама незадолго до этого… предлагала. И сразу сказала, что минимум — шиллинг. Если бы я пошел к ней, то она бы решила, что я с шиллингом и пришел! А еще отец говорил… И я сам так считаю… Что если ухаживаешь за девушкой, то нужно, чтобы она была тебе под стать.

Шэй невольно подумал, что Коннор и Хэйтем, вероятно, вкладывают в эти слова совершенно разные значения, но додумать Коннор не дал:

— Я как раз пил и сидел на окне. Ну, на раме. Это довольно удобно, если знаешь, как сохранять равновесие. И увидел, что на улице напротив остановился экипаж мисс Пинкертон. Она очень красивая, Шэй. Я видел ее на балу Вознесения Господня, мы туда с отцом ходили. Мисс Пинкертон отказывала в танцах почти всем, и я никогда не решился бы с ней и слово сказать, если бы не был тогда… пьян. Фолкнер пытался меня остановить, но меня даже отец не остановил бы. Я не стал спускаться по стене, вышел через лестницу. Помчался на улицу, но немного замешкался, потому что свалился… А когда выбежал, мисс Пинкертон уже покинула обувную мастерскую и села в коляску. Я побежал за коляской, не догнал… Но комплименты, как и собирался, ей… высказал. Правда, на всю улицу. Но, может, это и лучше, потому что если бы я попытался сделать это наедине, то ее кучер, наверное, отвадил бы меня кнутом.

— А дальше? — Шэй постарался, чтобы в голосе не звучало смешливых ноток — ведь все рассказанное сыном для него было очень серьезно.

— А дальше я поскользнулся и упал, — Коннор поковырял пальцем вышивку на покрывале кровати. — И тут подбежал Фолкнер. Он помог мне встать и проводил до комнаты. И даже уложил спать. Этого я уже не помню. Помню только тот ужас, который испытывал, когда проснулся. Это было ужасно, Шэй.

— Да ничего особенно страшного, — Шэй старался, чтобы его слова прозвучали не небрежно, а успокаивающе. — В конце концов, ты ничего такого не сделал. Ни незаконного; ни такого, что обществом не прощается. За руки мисс не хватал, ничего бесчестного не предлагал…