L.E.D. (СИ) - "Illian Z" (читать книги онлайн без .TXT) 📗

Чмокаю его в макушку. Хотя его отец прав. Не с чем меня поздравлять, не моя заслуга. Всё же мне есть ещё, чему учиться и куда расти.

— Что теперь? — спрашиваю, сев на заднее сиденье, рядом с птенчиком.

— Получишь полный контроль за ассортиментом, когда откроем физические точки — одобришь дизайн, — отвечает мистер Птица, — я, если честно, сам не понял процентов шестьдесят из того, что ты нам втирал, а остальные — тем более. Что такое «драконы»?

— Э-э-э… ну…

— Ладно, не хочу знать. Если ты считаешь, что нам необходимы эти «драконы»… да хоть кони.

Прыскаю в кулак.

— Что, кони тоже продаются? — изумляется.

— У нас — нет, — отвечаю сквозь смех, — дорогие. Только частично.

— «Драконы» тоже не дешёвые!

— Дизайнерские, — пожимаю плечами.

— На мой страх и риск, на мой страх и риск, — мистер Птица выруливает с автостоянки, смотря назад по-мужски, повернувшись, через заднее стекло.

— Под мою ответственность.

— Мой сын тоже под твою ответственность, — а на меня смотрит в зеркало заднего вида, — чтоб больше никаких эксцессов, понял?

Киваю. Да понял, понял я. Хотя сам бы на его месте мне же бизнес не доверил. Но, видимо, понял, что птенчик от меня не отстанет, что ему не говори и не внушай, значит, придётся продолжать из меня человека делать. Да и верят ещё в силу реабилитационных клиник. Хотя лечение там так, немного ломки сняло и только.

— Блин, как будто дочь замуж отдал, — бормочет.

Птенчик пихает его в плечо:

— Пап, прекрати. Обсуждали уже.

Не сомневаюсь. Ох, представляю, как тебе досталось, маленький. Всё же для любого родителя, даже самого терпимого и любящего, узнать о не совсем традиционной ориентации ребёнка — это удар. Крушение собственных эгоистичных надежд, которые так или иначе возлагаешь на своё чадо. Особенно на мальчика. Особенно единственного. Может, именно поэтому у него теперь появилась «официальная» сестра. Надеюсь, что и у меня когда-нибудь получится стать им чем-то навроде сына. И, кстати, неплохо было бы со своей настоящей матерью поговорить.

— Выгружайтесь, — мистер Птица останавливает у моего дома, — живите, как хотите. Но ты меня, надеюсь, услышал?

— Услышал, — подтверждаю.

А ведь рискуют. Конечно, мне при выписке понаписали в карте всяких умных слов, лишь бы я не возвращался. Как и всем остальным пациентам. Может, и насчёт изнасилования действительно не в курсе — любимый-то искренний, но если уж что скрыть захочет — сумеет. Непонятно только, зачем он это вообще скрывал.

Дом, как я и подозревал, холодный и неприветливый. Разувшись и сняв куртку, первым делом прибавляю отопление, чтобы нам и не замёрзнуть насмерть, и купаться в тепле. По сравнению с ванной комнатой в доме птенчика, да даже в доме Бека и Чара, моя — проигрывает, но, надеюсь, вдвоём мы там поместимся.

Впрочем, я не уверен, что мы вообще до неё доберёмся в ближайшее время, потому что птенчик, едва я снимаю пиджак, перехватывает мои руки на пуговицах рубашки и тихо просит:

— Можно… мне?

Интересно, существует ли такая причина, по которой я могу это не разрешить? Чудной он. Нет, чудесный.

— Всегда… хотел, — смущается.

Ну да. Редко когда я позволял себе являться на встречу с ним в чём-то другом. Признаться, я вообще из дома в футболке выхожу преимущественно только мусор выбросить.

Аккуратно расстёгивает пуговицы сверху вниз, мне очень странно. Это ещё одна из вещей, которую мне никто не делал. Я всегда раздеваюсь сам, иногда — быстро, иногда — нарочито медленно, дразня. Кажется, каждый день с любимым будет приносить какие-то открытия.

— Ауч.

Распахнув рубашку, птенчик увидел свежий шрам. Осторожно дотрагивается кончиками пальцев:

— Большой!

— Мне будет приятней услышать это же о другой штуке, пониже — чуть нагнувшись, мурлыкаю ему на ушко.

Мило краснеет, убрав ручки от моей одежды. Запонки приходится расщёлкнуть самому, бросить на столик. Следом за ними летит и рубашка, а сам я подталкиваю любимого к дивану. На нём есть пледы, да и в целом ему там будет явно комфортней, чем на кровати. Я боюсь, что простыни после кровавой насильственной оргии там некому было менять.

Отвлечь поцелуем, прижать к спинке дивана, затем — осторожно уложить под себя, окружить его, поймать… да, я озабоченный. Я соскучился. Я, чёрт возьми, уже с неделю не трахался, это почти рекорд. Эгоист? Да не совсем. В мои желания входит сделать любимому намного приятней, чем себе. На этот раз — нежно. Чтобы он почувствовал себя любимым. Важным. Был в безопасности. Отвоевать назад хотя бы часть утраченного доверия.

И, в общем-то, он мне это позволяет, охотно избавившись от свитера и футболки, только вот…

Сто́ит мне только осторожно сжать его попку, погладить — вырывается, дико взбрыкнув, заехав при этом коленом мне в живот, вскакивает, отбегает к стене. Я уже понял.

— Тихо, маленький, — не делаю никаких попыток приблизиться, — тихо. Я не буду.

Закрывает руками лицо, сползает по стене, садится на пол.

— Прости, — тихо говорит.

Во всех его страхах виноват только я. И больше никто. Только я умудрился добавить к его и так расшатанному психическому состоянию новые фобии. И, кажется, только я и могу с этим помочь.

Сажусь с ним рядом, обнимаю за плечи, зарываюсь лицом в пушистые ванильно-вишнёвые волосы.

— Всё, успокойся. Не будем. Оденемся и пойдём в магазин. У нас дома из еды — только кофе и лёд в морозильнике.

Перехватывает мою руку, трогает татуировки. Старается глубоко дышать. Видно, что сознательно борется с панической атакой. Наконец почти шепчет:

— Так странно… нашем доме.

Чмокаю его в макушку, притягивая чуть поближе. Пусть посидит, успокоится. А я в очередной раз напомню себе, куда надо совать свои похотливые желания, и на какую глубину.

У птенчика звонит телефон. Неуместно, но он рассеянно отвечает:

— Да…

Слушает, потом отдаёт мне:

— Опять тебя. Чар.

— Ты охуенно невовремя, давай потом? — сразу выдаю.

— Бек у тебя?

— Нет, должен быть у тебя, — раздражаюсь.

— Если ты живой, то приезжай, — отвечает мне Чар на другом конце.

И его голос мне не нравится. Пугающе не нравится.

— Что с Беком?

Я сразу беспокоюсь. Полукровка может выкинуть что угодно. Хоть ещё раз самоубиться.

— Не знаю, — отвечает блондин, и это по-настоящему пугает, — приезжай.

— Хорошо, куда?

— Ну… к Сэм, короче.

— На кладбище?!

Темнеет уже как бы.

— Если ты думаешь, что я шутки шучу…

— Еду, — бросаю трубку.

Поднимаюсь, искать, во что переодеться.

— Что-то случилось? — птенчик тянет меня за одежду.

— Ничего страшного, маленький, — убеждаю, — поссорились, наверное. Поеду, помирю. Оставайся.

— Хорошо, — кивает, уже совсем успокоившись, — я пока что-нибудь с едой придумаю.

— Приготовишь кофе со льдом? — стараюсь не выдать своей тревоги.

— В магазин схожу! — насупливается.

— Два квартала налево отсюда, не потеряйся, — треплю его по волосам.

— Не маленький! — разглаживает устроенное мной безобразие.

— Маленький, — дразню, но не зло. — Маленький мой.

— А кажется, что не я, — дуется, пока ищет свою футболку.

Переодевшись в джинсы и абы какую майку, обнимаю его, целую в щеку:

— Только ты, солнышко, только ты.

— Ой, — пихается, — не сюсюкайся.

— Ну и ладно, — уже я притворно обижаюсь, — ну и не буду.

Ухожу, даже не выпросив поцелуя в дорогу. Ну и что, что он парень. Хочу и сюсюкаюсь! А нечего быть таким миленьким!

Скутеретта фырчит тоже обиженно, как живое существо. Ну ещё бы, девочка, я о тебе не забочусь совсем, даже под навес не загнал. Как ты ещё терпишь, подруга, не представляю. Наконец, заводится, и я искренне рад, что снега сегодня нет.

Где находится кладбище, помню лишь приблизительно, но замечаю на одном из перекрёстков указатель, на арабском и английском, указывающий на молитвенное место и этот самый погост.