Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
Несмотря на то, что индейцы, абсолютно очевидно, покинули обжитое место добровольно, впечатление создавалось какое-то жуткое. То, что племя ушло само, было понятно уже по тому, что нигде на земле не было видно следов какой бы то ни было борьбы, а ведь в апреле шли затяжные дожди, земля была мягкой и отлично сохраняла любые отметины. Уходили, очевидно, налегке еще зимой. Никаких следов от повозок Шэй не видел, и только на исходе зимы у индейцев могло быть так мало пожитков, чтобы унести их на себе.
Двери в хижинах распахнуты, на ритуальной площади посреди деревни — осиротевший столб, с которого сняли все нити вампума. В деревне гулял только ветер.
Где-то по правую руку Шэй боковым зрением увидел какое-то движение — совершенно чуждое в этом заброшенном месте — и, не долго думая, выхватил пистолет. Хэйтем тоже безотчетно схватился за рукоять сабли, но первым руку расслабил. Шэй тоже узрел нацеленную из-за угла хижины стрелу и наудачу позвал:
— Коннор, это ты?
Лук спрятался за угол, а через несколько секунд на открытое место вышел Коннор, на ходу скидывая капюшон. Он шагал, как охотник — медленно, уверенно… Как будто и сам был зверем.
— Что вы тут делаете? — спросил он глухо.
— У нас к тебе тот же вопрос, — Шэй убрал оружие и оглядел сына.
Тот выглядел подавленным, но это и не удивительно. Шэй и сам чувствовал, как давит здешняя обстановка, а ведь Коннор тут прожил несколько лет в детстве, да и потом нередко возвращался…
— Полагаю, все дело в ратификации мирного соглашения, — заметил Хэйтем. — Надо полагать, из Нью-Йорка мы выдвинулись одновременно.
Шэй не сразу понял, о чем говорит любовник. Ратификация мирного договора, конечно, имела место. Пятнадцатого апреля последний штат Америки — по традиции Массачусетс — подписал соглашение, и Хэйтем вечером семнадцатого молча пожал Шэю руку. В знак того, что это случилось. Мистера Кормака в тот момент переполняли эмоции. Свободная Америка перестала быть просто словами.
Настроения в Нью-Йорке менялись очень круто. Британцы за один день превратились из хозяев города в оккупантов — и это сильно повлияло на человеческие настроения. Еще два дня в городе пылали пожары и возникали вооруженные стычки. Доведенные до белого каления коренные жители города, почувствовав волю, мстили обидчикам. Нужно было отдать должное городскому совету в целом и Хэйтему в частности: с помощью неравнодушных была организована милиция, и стычки ограничились личными драками между теми, чьи отношения были накалены до предела.
А еще через два дня, после первого за последние годы собрания Ордена в Нью-Йорке, мистер Кенуэй собрался в скромную экспедицию, целью которой была пещера Предтеч… Но при чем тут Коннор?
Коннор, очевидно, тоже чего-то не понял, потому что нахмурился:
— При чем тут мирное соглашение? Я был в Филадельфии, когда его приняли, а оттуда сразу же отправился в Нью-Йорк. Несколько дней разбирался с самыми неотложными делами, а потом… Потом поехал сюда, потому что время не терпело. Когда Америка оказалась свободна от британской тирании, я в первую очередь должен был защитить могавков. Но… не успел.
Хэйтем тяжело вздохнул:
— Если хочешь, поделись. Я же вижу, тебе тяжело. А с моей стороны все просто. Я точно так же, как ты, узнал о ратификации соглашения — только спустя два дня после тебя, потому что не покидал Нью-Йорк. Позже был занят… делами. Ты наверняка знаешь, что в городе было неспокойно? Как член городского совета, я был должен помочь в наведении порядка. Мы с Шэем выехали, как только ситуация в городе стала управляемой. Так что… Неудивительно, что мы прибыли одновременно.
На взгляд Шэя, все звучало логично, но Коннор только еще больше напрягся:
— Ты не сказал ни слова о цели, которая привела тебя сюда.
Шэй крепко задумался. Говорить ассасину о том, что рядом — Хранилище Предтеч, нельзя. А что можно?
Хэйтем тяжело вздохнул и очень сдержанно и аккуратно проговорил:
— Когда-то, когда ты еще не появился на свет, у меня в этих краях было дело. Тогда я не достиг успеха… И, полагаю, достичь его на данном этапе невозможно, однако теперь, когда война окончена, мне хотелось подумать и, возможно, получить больше сведений для размышлений.
Коннор посмотрел еще более хмуро и отрезал:
— Ты говорил про артефакты Предтеч. Именно в погоне за ними ты… познакомился с мамой. А потом перестал искать, потому что боялся, что будет так же, как у Шэя в Лиссабоне. А теперь? Теперь, когда война закончилась, ты решил возобновить поиски, так? Я все понимаю. И даже не буду спрашивать, что именно ты делал и где, потому что ты не задаешь мне вопросов. Но кое-что я все-таки должен спросить. Зачем ты пришел в деревню? Это, — он обвел рукой брошенное селение, — твоих рук дело, да?
— Так… — Хэйтем мучительно потер лоб пальцами. — Ты опять пришел к мысли, что Орден напал на твоих соплеменников? Кажется, мы это уже проходили… раз десять. Нет, Коннор, то, что в деревне никого нет — для меня полная неожиданность. Я собирался побеседовать с Матерью Рода, а то, что ее здесь нет, не приближает меня к моей цели.
— Аксота ушла за овхара, — покачал головой Коннор. — Если тебе нужно место ее погребения, я могу проводить.
— Не нужно, — мягко отказался мистер Кенуэй. — Я надеялся на ее знания и мудрость, но если их больше нет в нашем мире…
Коннор постоял, помолчал, а потом вдруг махнул рукой:
— Идем.
Шэй переглянулся с любовником, и оба последовали за сыном. Коннор присел над вытоптанной годами у одной из хижин площадки для костра и глухо проговорил:
— Сейчас разведу огонь. Немногие белые рискуют сюда зайти. Я видел, здесь оставались поленья. У меня с собой есть несколько кроликов. Подстрелил по дороге, думал… прийти с даром, чтобы меня не прогнали.
Шэй слышал горечь в голосе сына и искренне сочувствовал. Оказаться изгоем… Он представлял себе, что это такое, даже слишком хорошо. И безуспешно пытаться сберечь жизни тем, кто раньше был тебе дорог… Шэй тяжело вздохнул.
Коннор натаскал дров и как-то очень быстро развел костер, бросив через плечо:
— В домах есть топчаны. Вы можете принести, чтобы было удобнее сидеть. Спать на них никто больше не будет…
Шэй поднялся, не сомневаясь, что Хэйтем пойдет с ним. И в продуваемой ветром хижине, ухватившись за деревянный топчан, ранее, вероятно, накрытый шкурами, наконец, выразил мысль:
— Ты собираешься ему рассказывать, зачем мы приехали?
Хэйтем подхватил топчан с другой стороны и напряженно покачал головой:
— Не знаю. Что-то наверняка придется рассказать, но рассказывать всё не собираюсь.
— Понятно, — Шэй сделал вывод, что самому ему лучше помалкивать. Впрочем, он и так предоставил бы право выбирать мистеру Кенуэю.
Вытащив два топчана — побольше и поменьше, Шэй и Хэйтем устроились на большом, глядя на то, как Коннор разделывает тушку кролика прямо на земле. Над костром уже громоздилась грубая деревянная конструкция с заточенными импровизированными вертелами. Очевидно, ганьягэха не считали деревянную утварь чем-то особенно ценным, иначе бы забрали с собой.
Одного кролика Коннору показалось мало, и он взялся разделывать второго. Шэй только теперь заметил, что тушки уже обезглавлены и не воняют потрохами. Видимо, Коннор позаботился, чтобы дар для племени выглядел максимально презентабельно.
Коннор устроил первую партию мяса над огнем и поднял глаза. Взгляд его был усталым, а в голосе звучала горечь:
— Я приехал сюда через несколько дней после ратификации мира. Даже не мира, а предварительного соглашения. И как только увидел деревню, уже знал, что там никого. Сначала я испугался… Подумал, что, может быть, приходил Брант или случилось что-то еще, но увидел, что здесь никто не дрался. А еще я увидел костер… Неподалеку. И пошел туда.
— Мы тоже видели, — вспомнил Шэй. — Это не индейцы?
— Нет, это не индейцы, — покачал головой Коннор. — Это белый мужчина. Он не сказал, что делает здесь, но я видел у него ружье и ножи. Он бедно одет, все залатанное, но он предложил меня угостить, не спрашивая кто я и зачем пришел.
