Когда цветут липы (СИ) - "Эвенир" (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT, FB2) 📗
К дому со стеклянными стенами подъехали уже в сумерках. Не задумываясь, отпустил такси, даже не позвонил заранее, будто гнала его какая-то нетерпеливая нужда, а впрочем, так оно и было. Домофон отозвался знакомым голосом. Андрей прокаркал:
— Дим, это я. Впусти, пожалуйста.
Послышалось короткое восклицание. Домофон запищал, впуская.
Полетел по лестнице, отчего-то не доверяя лифту. Вломился в приоткрытую дверь, и тотчас же сильные руки обхватили его шею. Поцелуя не последовало, Дима просто прижался к нему, лицом к лицу, щекой ко лбу, крепко, будто пытаясь слиться в одно целое. И лишь целую минуту спустя жадные губы нашли его рот, и Андрей тихо замычал, обнимая гибкое и сильное тело. Все было по-другому, нетерпеливо, резко, грубо. Дима прижал его к стене, прикусил губу, крепко прихватил за волосы. Андрей задрал его свитер, прошёл ладонями по рёбрам, по спине, скользнул за резинку домашних штанов, крепко стиснул круглые половинки. Вжикнула молния, Дима сдёрнул его джинсы, нетерпеливо кусая губы, обхватил член. Андрей снова застонал от острого, невыносимого желания, от боли, от всего сразу. Слишком много было всего, слишком сильно, слишком хорошо и жутко. Дима одним резким движением повернул его лицом к стене, нетерпеливо дёрнул на себя бёдра. Андрей не любил вот так, по-чёрному, без подготовки, да и слишком давно никого не было, тут без боли не обойтись. Но когда жёсткие пальцы нашли его отверстие, он двинулся им навстречу, ведь просто иначе и быть не могло, ведь терпеть он больше не мог, ни одной секунды. Видимо, Дима чувствовал что-то похожее. Ласки не затянулись, он взял его точно так же, резко и жёстко, точно так, как ему и хотелось, как ему и мечталось каждую ночь этого долгого месяца. И так же резко и жадно стал он насаживаться на член, дергая собственный конец даже не в желании удовольствия, а в самой острой, невыносимой нужде. Плыла перед глазами стена слоновой кости, и с каждым толчком отступало безумие, будто Дима выбивал, вытрахивал из него весь накопившийся в крови яд, сухое безразличие гостиничных простыней, горечь утреннего кофе, не разделённого ни с кем, и тоску, чёрную и неизлечимую, будто смертельная болезнь.
А потом осторожные пальцы вытирали его щеки, почему-то мокрые, и ласковые губы легко касались его век, и тихий голос, заметно срываясь, повторял: «Не надо, радость моя, не надо… Всё, уже всё… Всё уже прошло». Это он о чём? Это он ему? Ничего, это уже не имело значения. Его ждали, и он вернулся. Он вернулся домой.
Говорили они в тот вечер мало. Просто пили белое вино с сыром и хлебом, а потом — чай. Просто смотрели друг на друга. Просто, повинуясь внезапному импульсу, тянулись, чтобы коснуться руки, плеча, волос, будто проверяя: это ты? Ты и вправду здесь?
И можно было отдаться этому простому и тёплому течению, но глубоко на дне липкой грязью лежала ложь. Она заставила спрятаться в туалете, позвонить маме и наврать про отменённый рейс, в связи с которым придётся ночевать в Вене. Да, прилетит завтра утром. Да, конечно, позвонит из аэропорта. Ложь заставила достать из чемодана новенький, в нераскрытой упаковке, последний айфон, который он вообще-то купил себе, потому что верил — парня у него больше нет, а значит, и подарок ему везти не нужно. От яростной, пронзительной радости в золотых глазах стало совсем стыдно. Лишь в постели все было честно, по-настоящему, там и боль была честной, и радость. Там он мог отдаваться полностью, до конца, до последнего хриплого крика, до розовых разводов на простынях. Там он мог быть собой.
Смена часовых поясов взяла своё. Андрей проснулся ещё до рассвета, в сером сумраке между тьмой и светом. Посидел, поглядел на Димино лицо, бледное и осунувшееся, с темными кругами под глазами, с заострившимися скулами. Такое лицо могло принадлежать человеку больному или смертельно усталому, но Дима брал его прошлой ночью раз за разом, а значит, дело было не в болезни. А вернее, да, именно в болезни, и этой болезнью был он сам, Андрей Дымов, трусливая тварь, несущая всем близким только боль. Осторожно поднялся с постели. С благодарностью принял боль, как христианский мученик, умерщвляющий плоть. Кто знает, удалось ли ему одеться бесшумно, или Дима просто сделал вид, что не проснулся. Тихонько лязгнула за спиной дверь. Он снова бежал, но это в последний раз. Его дорога закончилась вот за этой закрытой дверью, за стеной тёмного стекла, за поворотом на шумную магистраль.
Он поймал такси. Позвонил родителям: «Да, только что прилетел. Еду из аэропорта домой отсыпаться. Да, устал, как собака. Конечно, завтра приеду, а сегодня — сразу в постель». В зеркало заднего вида поймал понимающую ухмылку таксиста и про себя поблагодарил его за молчание. На разговоры просто не было сил. Собственная, с любовью устроенная квартира встретила холодом, мраком и стерильным отсутствием жизни. Поразил контраст между этим склепом и Диминым домом, где его ждали и любили, где он мог быть не один. Андрей разделся и, дрожа, улегся на холодных простынях, укрылся с головой. Спать в утро приезда из-за океана не рекомендовалось, но не было сил встретить жизнь лицом к лицу.
========== Листок семнадцатый. Сегодняшний. ==========
Родной офис встретил его как героя. Николай созвал собрание, на котором отдал должное вкладу Андрея в общее дело. Хвалил его в своей обычной манере:
— Вот наш Дымов, отличный руководитель новой школы, всегда видит цель и идёт к ней любым путём. Он просто порвал всю конкуренцию и никому не оставил шансов. Он даже беременную МакКормик и её нетрадиционно ориентированного друга сумел обаять, уж не знаю чем!
Смеялись. Улыбался и Андрей, изо всех сил стараясь не смотреть на Диму. И все же увидел, как тот, резко повернувшись, вышел из зала, с заметным хлопком затворив за собой дверь. Хотя этот жест никто, кроме него, кажется, не заметил. Но Андрей услышал звук пощёчины. Так трусость становится подлостью. Вот сейчас, одной этой трусливой улыбкой он предал и Бена с Крисом, и грустного анимешку Келси, а самое главное — Диму. Да и себя, если уж на то пошло, но это уже такая ерунда.
Босс между тем продолжал раздвигать горизонты:
— Теперь мы вышли на другой уровень. У нас теперь есть возможность нанять специалистов мирового класса. А значит, и каждый из здесь присутствующих должен будет доказать своё право на то, чтобы работать в новых условиях. Знаете, как говорится, «кто писает, как щенок, не может бегать с волками», хе-хе-хе… Мы должны уделить особое внимание оптимизации процессов, лучшим инженерным практикам, грамотной документации. А это значит: автоматизация тестирования, ревизия кода, мониторинг…
Андрей отвлёкся и едва не пропустил обращённое к нему:
— Давай, Дымов, объясни всем, какие перед нами стоят конкретные задачи.
— Прежде всего мы должны перевести требования заказчика в технические спецификации, на основании которых руководители групп могут приступить к дизайну системы…
Он говорил правильные слова, но смысл их ускользал. Как будто эти слова имели смысл, только когда слушал их Дима, а без него комната опустела. Всего лишь ещё один проект, ещё пара тысяч, а в конце пути — всё тот же холод и то же одиночество. Кто сказал, что он спасает жизни? Тут и своей не спасти.
Закружились листки календаря. Май подходил к концу, уступая место такому же дождливому и холодному лету. Одиннадцатичасовая разница во времени убивала. Первый звонок в шесть утра, а в Долине пять вечера, рабочий день завершается, и только ненормальный график «Виты» позволяет собрать людей на совещание. Последний звонок в десять вечера, а в «Вите» это как раз начало рабочего дня, и даже не все ещё собрались на своих местах. Каждый день интервью, ведь им нужно нанять с десяток программистов и тестеров, пару сильных проджект-менеджеров и как минимум с пяток биоинформатиков. Диму видел редко. Как выяснилось, он теперь числился контрактором. Когда хотел — приходил, когда хотел — уходил, часто работал дома. Однажды Андрей приехал к нему, как обычно, без предупреждения. Дима впустил, накормил ужином, качественно трахнул. Но прошлого исчезновения не забыл. Намекнул, что лучше бы Андрею ночевать дома. А провожая, глядя в пол, сказал:
