Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

— Сам поведу, — недовольно отозвался Коннор. — Со мной все хорошо. Я вчера проснулся… Почти ночью. И чувствовал, что есть хочу — просто умираю. А сэндвичи и в самом деле начали… попахивать. Зато потом Энни принесла мне еды, и я почувствовал себя много лучше. А потом еще долго спал. Все в порядке, а это, — он коснулся шеи, но уже не дергался так, — пройдет. Ты сказал, остров Тенкенас?

— Да, — несколько настороженно кивнул Шэй. — А что?

— Ничего, — Коннор, так и не отходя от стола, похлопал ящиками и выудил оттуда старую карту. Поводил по ней пальцем, что-то пробормотал… — Напротив как раз Гарлем. В Гарлеме точно есть почта. Мне же надо что-то своим сказать!

Мистер Кормак поглядел на сына почти что с нежностью. Мыслит совсем как Хэйтем… А Коннор тем временем карту сложил и бережно убрал за пазуху. И поднял взгляд:

— Ты можешь не дожидаться, Шэй. Я умоюсь и спущусь. А еще мне хочется знать, что произошло после того, как вы с отцом меня вытащили. Вы ведь уже знаете, да?

— Да, — мистер Кормак скрывать не стал. — Если коротко, то Вашингтон уехал в Филадельфию, а Патнем получил все лавры за его спасение. Может быть, ты знаешь, на кой черт Вашингтона понесло в Филадельфию?

Шэй задавал этот вопрос насмешливо, однако неожиданно получил абсолютно серьезный ответ:

— Да.

Мистер Кормак поглядел на сына пристально, вдумчиво, и тот пояснил:

— Да, знаю. То есть думаю, что знаю. Он не говорил об этом своим генералам, потому что был уверен, что те станут его отговаривать. Еще бы, ведь среди них — Чарльз Ли, — Коннор выплюнул имя, словно оно было ядовитым. — Но главнокомандующему Вашингтону стало трудно удержать солдат. Он считает, что Конгрессу пора объявить независимость Америки — тогда солдаты будут видеть перед собой цель. Отец, конечно, скажет, что это все — чепуха, только слова, которые ничего не стоят. Но я видел, как дрались люди у Банкер-Хилл! У них не было почти ничего, кроме надежды… но этого хватило, Шэй.

Шэй даже глаза прикрыл. Независимость, чтоб ее! Это дело политиканов, заседающих в Конгрессе, а не главнокомандующего армией, которой британцы наступают на пятки! И все же, несмотря на все его скептическое отношение к этой войне, Шэй ощутил в душе какое-то нечеткое, но нарастающее волнение — слова «независимость», «освобождение колоний», «свободная Америка», которые он так часто слышал в последнее время, что-то пробуждали в нем. Он родился здесь, в Нью-Йорке, здесь вырос и здесь прожил большую часть жизни; ему уже доводилось сражаться на «Морриган» под флагом независимой Америки, и он боялся поверить в то, что это — не просто слова.

А Коннор — тот, кого Шэй искренне считал своим сыном — твердо верил в то, что это не голословный призыв, а достижимая цель. Он был уверен в победе, он был уверен, что сражается за правое дело.

Что ж, стоило признать, что если Вашингтон — единственный, кто может помочь Америке стать независимой, хоть бы пока и только на бумаге, то остальные — еще хуже, они даже толком болтать не способны. Этими мыслями хотелось поделиться с Хэйтемом — позже, конечно, когда на это будут время и силы. И Шэй был почти уверен, что тот его поймет.

Но Коннору сейчас следовало сказать совершенно о другом.

— Коннор, — твердо и серьезно проговорил Шэй, поймав взгляд. — Пока ты спал, к нам заглядывал мистер Ли. И просил тебе передать — на тот случай, если нам доведется с тобой увидеться, — что он вовсе не хотел стать тебе палачом.

Коннор сощурился — и стало видно, что ни одному слову не верит. Шэй возвысил голос:

— Когда мы сказали, что ты жив, он ответил, что рад за тебя.

Коннор дернул плечом и бросил презрительно:

— Передайте ему, что может не трястись за свою шкуру. Я не стану его преследовать. Охотно верю, что он не хотел сам пачкать руки, но, наверное, получил приказ. И не мог его не исполнить, ведь он военный. Но я никогда не забуду, как видел его руку — через мешок. И я помню, как когда был совсем маленьким, он…

— Коннор, — Шэй тяжело вздохнул, признавая свое поражение. — Не начинай. Я сам когда-то не очень хорошо относился к Чарльзу. И он действительно не самый приятный человек. Но сейчас он не желал тебе зла. Если не веришь мне, то поверь хотя бы отцу — он подтвердит тебе все то же самое.

— Я верю и тебе, и отцу, — Коннор в полумраке сверкнул карими глазами. — Я не верю Чарльзу Ли. Но я не буду за ним охотиться хотя бы потому, что… Ведь вы с отцом тоже могли бы найти Добби и остальных, не так ли? Но не ищете. Вы могли бы их убить — просто за то, что они уже ассасины; но вы этого не делаете. Так что Чарльз Ли в безопасности. Если, конечно, сам не встанет на моем пути.

— Может, пригласить его в гости? — уныло пошутил Шэй. — Мне кажется, вам с ним надо просто хорошо подраться. А после вы сможете друг друга простить. Ну, или можно устроить переговоры…

— Можно устроить переговоры, — легко откликнулся Коннор, но в его голосе промелькнула ранее не слишком свойственная ему насмешливость — такая же, как у Хэйтема. — Пожалуй, я приглашу на переговоры Раксота. Вашингтон говорил, что это и называется дипломатией.

— Я пошутил, — сразу пошел на попятную Шэй и вдруг увидел не только насмешливые, но и ласковые искорки в глазах Коннора. Тот улыбнулся — впервые после всего, что случилось:

— Я тоже шучу, Шэй. Раксота к вам не пойдет… Дай мне пару минут — и я спущусь в столовую.

31 июня 1776, остров Тенкенас

Шэй дожидался Хэйтема с Коннором неподалеку от причала. Уже пришвартованная «Морриган» мирно покачивалась у пристани, матросы разбрелись, а на «Аквиле» еще было видно движение и слышались крики.

Капитана, впрочем, на ней уже не было. Шэй увидел обоих, когда те сошли с причала на пыльную дорогу. Капитан Кенуэй с трудом поспевал за широко шагающим отцом, и мистер Кормак первым делом услышал ворчание:

— Как ты умудрился стать капитаном с такими навыками?

Коннор сопел, но на ходу выталкивал возражения:

— В прошлый раз ты не говорил ничего такого!

— В прошлый раз ты всего лишь провел свой корабль по спокойному морю от Бостона до Нью-Йорка, — продолжал раздраженно высказываться мистер Кенуэй-старший. — На это много умений не надо. А сейчас! Я думал, ты нас потопишь. А потом останки «Аквилы» отбуксируют обратно в Дэвенпорт, и там они будут гнить, пока не найдется еще одного дурака, который на свою голову захочет это восстановить.

Шэй шагнул вперед и попытался разрядить обстановку:

— Вполне удачно же прошли. И Коннор справился.

— Отец все последние мили ворчит, — тут же пожаловался Шэю Коннор. — Но место и правда трудное. А я прошел почти филигранно и аккуратно.

— А крен в сорок градусов — это филигранность или аккуратность? — съязвил Хэйтем, но ворчать перестал.

— Это бывает, — ответил капитан Кормак. — Хэйтем, ты знаешь, куда здесь идти? Я вижу поселок, а в поселке наверняка есть таверна. По опыту знаю, в таких местах надо по-быстренькому набить морду завсегдатаям — и можно рассчитывать на лучший уровень обслуживания, который тут могут предоставить.

Мистер Кенуэй с неудовольствием огляделся и вздохнул:

— Я бы предпочел снять дом, если здесь вообще можно что-то снять. Однако чтобы выяснить, что тут можно снять, боюсь, все равно придется идти в таверну.

Шэй кивнул, разминая пальцы, и предложил:

— Ну так что, идем? Своим именем нам здесь называться не следует, я правильно понимаю?

— Разумеется, мистер Патрик О’Райли, — фыркнул Хэйтем.

— А почему ты выбрал себе такое имя? — вдруг поинтересовался Коннор. — Ты ведь жил во Франции с этим именем, когда я писал тебе туда. Почему не французское имя?

— О’Райли — фамилия моей матери до замужества, — пояснил Шэй. — А Патрик — не только мое второе имя, но и имя моего отца. А ты как будешь называться? Только не индейским шаманом!

— Мистер… скажем, Томпсон-младший? — предложил Хэйтем. — А я… предположим, Эдвард Томпсон.

— Как скажешь, отец, — Коннор пожал плечами. — Томпсон — так Томпсон. У меня одного из матросов так зовут. Он любит выпить, а еще хорошо играет на расческе… Но я бы предпочел остаться Радунхагейду. Без фамилии.