Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" (читать книги без регистрации полные txt, fb2) 📗
– Чего только в жизни не бывает! Ладно. Пиздуй мыться.
Нет, не должен сблевануть.
А четырнадцатое – Валентинов день – приближалось. И откуда взялась эта лажа? Раньше нихрена подобного не было, выдумали, тоже мне, праздник. Мало, что ли, восьмого марта?
Все на это реагировали по-разному. Банни материлась, говорила, что никакого святого Валентина никогда не было, а праздник придумали американцы. Вовчик строил какие-то наполеоновские планы на любовном фронте, вот же неймётся ему! Рэй торчал в актовом зале, зависая над новым проигрывателем, гоняя диски, перематывая изолентой шнуры, что-то вытворяя со своей гитарой – на влюблённости ему было похуй. Зато Игорь мне все нервы истрепал. Аня то, Аня сё… А недавно съездил на выходные в город, взяв свои деньги, которые у него были с покера, и привёз… золотую цепочку с подвеской в виде бабочки! А к ней – какую-то особо замудрёную шкатулку с розочками и рюшечками (такое я точно не возьму). Это же стоит дохренища! А он только и ходит, причитая: «А вдруг она откажется? Просто не возьмёт? Ах, ты знаешь, она такая особенная… Ещё решит, что мне от неё нужен только секс, а мне не нужен… То есть, конечно… Но она такая!» Страдалец, блядь. Интересно, когда Макс здесь жил, я таким же ебанутым выглядел?
Но я думал не о всякой там романтике-хуянтике. Я думал об Азаеве. Мы сталкивались с ним постоянно, и он постоянно пытался меня достать. Это давно уже идёт… Да с тех пор, как я тут. Эта макака с чего-то решила, что все ему должны за так. Ну, такого в жизни не бывает. Любишь залупаться – люби и поясняться. Если я хочу, чтобы меня уважали, я над этим работаю. По-разному. Одному пиздюлей дать, про другого что-нибудь интересное узнать, третьего в карты обыграть, а с четвёртым закорефаниться. Никто не будет уважать человека, который просто припрётся и заявит: «Я – Хуй, великий и ужасный, а вы все быдло». Со своими Азаев ещё как-то разруливался, не знаю, а вообще… Поэтому он на меня всё время наезжал, а в последний год стал просто невыносимым. Что ж…
Ко дню этого самого Валентина я стал таким заёбанным, что даже говорить нормально разучился, и все слова у меня обрели приставки от «хуй», «блядь», «пизда». Тут то Игорь со своей Аней, то Рэй с Вовчиком, которым, видите ли, с дискотеки уходить не хочется. Ничего не знаю!
В этот день все ебанулись знатно, особенно те, кто помладше, со всякими там валентинками-хулентинками. День только к обеду подошёл, а по школе уже валялись клочки листочков в клеточку, позорно заштрихованных красным «фломиком». Валентинки получше оставлялись себе – девки таскали их, как веер, всё время оглядываясь. Потому что те, кто этих валентинок не получил, считали своим долгом вырвать раскрашенные бумажки, порвать, а ещё лучше – быстро забежать в сортир и бросить их в унитаз. Пацаны делали вид, что им всё пофиг, но, получив свой клочок размалёванной бумажки, начинали оглядываться, пытаясь понять, кого это они так впечатлили. Банни, чтобы, как она сказала «добавить празднику колера» (не знаю, что она имела в виду), изготовила целую уйму матерных валентинок со всякими гадостями и разослала их кому могла, в том числе и директору. Заняться им нечем.
Сидя на уроке и глядя на показывающую свои трофеи соседке Люську, я вдруг представил, как бы я дарил валентинку Максу. Это настолько по-идиотски выглядело… Мне что, вырезать её ножницами? Раскрасить фломастером или противно пахнущей гуашью? И написать... что? Что бы я ни написал, всё казалось мне каким-то нелепым. Не было у меня для Макса слов о любви. Любовь была, а слов не было. У меня ничего для него не было. Ничего, что надо такому, как он.
Потом я вспомнил про кольцо. Да, так бы я и сделал. Я бы надел ему на палец кольцо. Оно, конечно, дешёвое, но всё же лучше, чем кривая бумажка с дурацкой надписью. Да и камень там в форме сердечка – отличная была бы валентинка для такого, как Макс.
А сказать я бы ему ничего не сказал.
Таримов подошёл после обеда.
– Насчёт вечера всё чётко?
– Чечётка! Как часы.
Актовый зал тоже был украшен кривыми сердечками, расписанными гуашью. Игорь весь дёргался, глядя на свою Аню.
– Она пришла! О господи, она пришла! Стас, а если она не согласится… Я поговорил с Рэем, но если она не согласится?..
– Бля, да ты о чём? Хватит мельтешить!
– Медляк, о господи, зачем, ну, зачем, она же меня пошлёт… Я узнал у её брата, какие ей нравятся песни, он дал мне кассету и Рэй выучил одну, он должен сыграть специально для неё… А вдруг она не согласится?
– Ох, бля, да заёб причитать! – я оторвался от него и отправился к аппаратуре, где сидели Рэй, перебирая одному ему понятные провода, и Банни, которая должна была его подменить.
– Банни, быстренько, дело есть! Так, пойди найди эту Аню-хуяню и скажи, что если она с Игорем медляк танцевать не пойдёт, я из её брата, нахуй, душу вытрясу и поебать мне на её принципы, парня-хуярня и прочее. И возвращайся. Так, ну что, начинаем сейчас?
Рэй кивнул и я вышел на сцену.
– Так, бля, всё внимание на меня! Танцуем, веселимся, все дела. Если хоть одно пиздоблядское мудопроёбище начнёт хуйнёй страдать… – я взял себя в руки, – в общем, чтоб без всякого. Чинно, культурно. Мебель не ломает, друг друга не убиваем. Всем ясно?! Кто будет создавать проблемы – пожалеет, что вообще родился!
Народ закивал. Я глянул на толпу – девки в блёстках, пацаны в футболках. Народ развлекаться пришёл. Из колонок понеслось слитное топанье и хлопанье, на которое внизу почти сразу ответили. Ну да, эту песню тут любили, только кассету зажёвывало… Видать, новую купили.
Buddy you’re a boy make a big noise
Playin’ in the street gonna be a big man some day…
Я бросил микрофон на колонку. На этой дискотеке ничего хорошего для меня нет. Совсем ничего.
You got mud on yo’ face
You big disgrace
Kickin’ your can all over the place…
Теперь дождаться нужного времени. А пока что…. Я знал, куда пойду.
We will we will rock you!
We will we will rock you!
Тут нифига не изменилось. Вот кусок красного бархата – мы накрывали им парту, когда сидели. Здесь я его в первый раз поцеловал. Здесь я ему в первый раз делал минет. Странно, но и тогда, и сейчас я не чувствовал себя униженным. Нисколько. Мне хотелось этого. Хотелось прикасаться к нему везде руками, губами, языком. Меня возбуждал его вид – его лицо и широкие плечи, и длинные ноги, и член тоже. Да что там! Я, бля, такой урод и извращенец, что по ночам дрочил, вспоминая, как вставлял ему пальцы в задницу, и представлял, что это он делает со мной такое. Если бы у меня была возможность хоть один раз остаться самому в душе, я бы точно попробовал. Сам с собой.
В кармане у меня лежали электронные часы без ремешка, и я следил за временем. Там, за стеной, играла музыка, кто-то что-то орал в микрофон, а я сидел здесь и думал о Максе Веригине. Где он там? Чем сейчас занят? Наверное, в клубе. Наверное, ему сейчас хорошо и весело. И он точно не думает обо мне, об этом интернате, о нашем с ним первом поцелуе.
А, эту музыку я помню. «Титаник».
«Ты плакал, Стас?»
Я с трёх лет не плакал. Вон – на руке доказательство.
«Я не позову тебя танцевать!»
Понятное дело, я не умею, даже не представляю, как.
«Ты какой-то неправильный гомосексуалист».
Да, а ты сейчас с правильными? С теми, что танцуют, красиво одеты, наверное, дарят друг другу валентинки со стихами или ещё какой хуитой. Я же… Я тут. И через час один человек, который мне давно не нравится, будет стоять передо мной на коленях. То, что я делал тут с тобой, и то, что я сделаю там. Если бы ты знал, Макс, если бы ты мог понять! Но как? Как мне объяснить?
Из зала доносился смех и кто-то говорил в микрофон. Я качался на парте и думал о Максе, который сейчас должен быть в каком-то суперкрутом заведении в Москве. А может нет? Может, ему тоже не нравится этот праздник? Вряд ли. Макс любит праздники.
Пнув ногой валяющийся рулон от какой-то старой стенгазеты (зачем их вообще хранят?), я увидел, как что-то блеснуло. Ну, надо же! Вот так-так! Кулончик Макса, который я сдёрнул с его шеи тогда, в тот раз. Хорошо помню, как сорвал его и на коже остался красноватый след. А потом мы про него забыли. Ремень Макс вдел обратно, а вот кулончик забыл. Блестящий металл, стразы. Это даже не ювелирка, это так… Фигня. Для красоты. Каким же Макс был тогда красивым…