Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" (читать книги без регистрации полные txt, fb2) 📗
– То-то моя мать свалила в Америку от такого счастья!
Я встал. Эти разговоры я знал наизусть. Такое было уже полгода назад. Меня таскали в какую-то шарагу, где несимпатичные личности, у которых, кроме ссылок на Бога, и аргументов-то не было, заливали мне о семейном счастье и ставили записи с перевоспитавшимися американскими геями, судя по одежде – из середины восьмидесятых.
– Не бывает никакого семейного счастья! Я его не хочу. Я хочу жить интересно и умереть в одиночестве. Всё. Не надо мне тут…
Я вспомнил Стаса, которого в интернат отправила его родная мать. Как он стоял и смотрел на меня, когда я уезжал. Вот уж кому бы не стали ничего заливать про святость института семьи.
– И вообще, кому в наше время нужна семья? Если мне вдруг придёт в голову завести ребёнка (тут я поморщился), то не обязательно же жениться! Кто-нибудь может родить тебе за деньги и всё.
– И твой ребёнок будет расти без матери! – вклинилась вдруг Светлана.
Её-то кто просил голос подавать?
– Я рос без матери и ничего, не умер.
Я ушёл из-за стола в свою комнату. Этот разговор, вроде совершенно обычный, наложил на мою душу очень тягостный отпечаток. Что-то в нём такое было… Какой-то скрытый подтекст, который я не смог расшифровать. Надо было, наверное, остаться и ещё подискутировать с Галстуком и Бусами, но я не мог. Такие разговоры всегда шли по одному и тому же пути. Начинались длинные рассуждения о бессмысленности жизни гея, о пустоте, о том, что все геи на самом деле сожалеют, что они не натуралы, и тайная мечта каждого гея – излечиться, завести семью и умереть в возрасте ста лет, окружённым скорбящими внуками и сопливыми правнуками. «Ждущими твоего наследства», – обычно добавлял Спирит. Мне даже, помнится, давали почитать книжечку одного такого «излечившегося». Всё, что я из неё понял – этот неведомый мне тип был редким трусом. Он боялся себя и своих желаний, он боялся полюбить мужчину и относился к себе, как к больному. В его словах, там, где он писал о своём «излечении», звучало огромное облегчение. Пронесло. Он смог. Он как все. Как будто его пронесло… мимо лагеря смерти, не меньше. Но ведь он не стал натуралом. Он стал геем, «который смог». Спасибо, я насмотрелся на таких.
…Горячая вода всё текла. У меня кружилась голова – неприятное чувство, словно я одновременно двигался и оставался на месте.
– Ты утонул там? – Спирит бесцеремонно ввалился в ванную. В его доме ни одна дверь не закрывается так, чтобы он не мог её открыть – какая-то одна из его фишек. – Что, думаешь растаять, как Снегурка по весне, и уйти в канализацию? Там тебе, на мой взгляд, самое место, но всё-таки вылезай. И вообще, хватит тратить мою воду!
Я вылез и завернулся в большое тёмно-красное полотенце.
– Как я у тебя очутился?
Мне снова захотелось спать.
– Ты позвонил мне, совершенно невменяемый, из отделения милиции, в три часа ночи.
– Почему тебе? – я отправился на кухню за водой, смотреть в лицо Спириту мне было стыдно.
– А кому ещё? Твой отец и его начальник безопасности в отъезде. И пришлось мне вставать, заводить машину, искать во тьме и холоде это отделение милиции, давать взятку, чтобы тебя, полудурка, мне на руки отдали и протокол не составляли.
– Я верну тебе деньги… Можно мне в кровати поспать?
– Вали.
Я лежал, закутавшись в одеяло, погружаясь в сон. Мне действительно было неприятно, что я дошёл до такого… Как так вышло?
…Это было через несколько дней после моей встречи с Галстуком и Бусами. Меня не покидала мысль, что эта встреча была намного важнее, чем я сначала решил. Что-то стояло за ней, но я не присматривался к происходящему у нас дома, занятый собственными мыслями и планами. В один непрекрасный день, когда хмурое московское небо всё грозилось разразиться снегом, и от чего всё – люди, природа, настроение – казалось слегка пришибленным, отец позвал меня в кабинет для разговора.
– Ты уже определился со своим поступлением в Англии?
– Ну… Более или менее так, – честно говоря, я не очень-то об этом думал, свалив всю подготовительную работу на Спирита. Где-то там у меня лежала целая папка документов, которые у меня всё руки не доходили просмотреть. Странно, что отец вдруг заговорил об этом. Обычно он первым старался оборвать разговоры на эту тему.
– Ну, ты смотри, не тяни. Я думаю, не стоит трогать деньги твоей матери. Я открою для тебя трастовый фонд, и ты будешь полностью обеспечен, пока учишься, а после…
Перспективы были довольно радужными, да что там, всё складывалось, как я хотел. И всё же что-то меня беспокоило. Как давным-давно в детстве. И я обратился к старому, проверенному средству. Подслушиванию.
– …Я боюсь, – говорила Светлана, а отец держал её за руку. Они сидели на диване в гостиной, а я стоял в тени дверного косяка, всем телом распластавшись по стене и прислушивался к их разговору. – Я его боюсь! Толик, почему ты не хочешь отправить его в специальное заведение? Ты же видишь, какой он агрессивный! Михаил Сергеевич сказал, что у него явные склонности к асоциальному поведению и насилию…
– Я не хочу отправлять своего сына в психушку!
– Это не психушка! Это центр психологической коррекции, где к каждому применяется индивидуальный, по новейшим зарубежным методикам разработанный подход и…
– Знаю я эти зарубежные технологии!
О, отец в своём репертуаре. Я даже ехидно засмеялся, про себя, разумеется. Какой еще, к барабашкам, центр?
– К тому же, не забывай, он не только мой сын, но и Алисы!
– И где твоя Алиса?
– Да неважно, где она. Однако она до сих пор его мать и может принимать участие в его судьбе. И если я попробую запереть куда-то Макса против его воли, Белла непременно ей скажет.
– Толик, я не понимаю, почему на нашу жизнь влияют какие-то посторонние люди? – голос у Светланы стал обиженным-обиженным, в нём отчётливо зазвучали сопли, слёзы и прочие нотки женской истерики. – Я чувствую себя приживалкой, а твой сын…
– Успокойся, милая, тебе нельзя расстраиваться! Учебный год закончится, Макс уедет путешествовать за границу, а оттуда – в свою драгоценную Англию, далась она ему! – голос у отца стал тише, мягче. Вытянув голову так, чтобы краем глаза ловить происходящее, я видел, как отец обнимает Светлану, подкладывает ей подушку под спину. Хм... – Вряд ли он будет возвращаться на каникулы…
– Толик, ну ты же понимаешь меня. Я всё делала. И по-хорошему к нему! И Бога молила! Максим, он… И друзья его… Я не хочу, чтобы наш ребёнок родился и рос рядом с таким человеком.
Землетрясение. Москва, оказывается, находится в зоне сейсмической активности. Пол накренился и ушёл у меня из-под ног, я попытался схватиться за стену, но только бессильно царапнул её, сдирая ногтями рельеф обоев. Ребёнок? У них будет ребёнок?!!
Понятно.
…Проснувшись, я попытался понять, сколько спал. Сделать это было невозможно, в спальне у Спирита естественного освещения нет – окно он заклеил чёрной самоклеящейся плёнкой в два слоя. Простыни, подушки, одеяло очень вкусно пахли – Спирит хранит своё постельное бельё обожженным всякими саше. Я лежал в уютной ароматной тишине и вспоминал короткую и неудобную кровать в интернате. Вспоминал, как лежал и ждал: короткий стеклянный звяк – он пришёл. Стас, на коже которого холод зимы таял, превращаясь в странное, пахнущее чем-то необычным – не то ядовито-химическим, не то сложно-органическим, лихорадочное тепло. Как он меня целовал, как обнимал. Как уходил каждый раз, унося это тепло с собой. Но я знал, что это ненадолго, что придёт утро и он будет стоять, небрежно привалившись к стене, глядя на меня своим странным взглядом. «Ну, где ты там копаешься, щас на завтраке без нас всё сожрут!» – «Да и чёрт с ним, всё равно там ничего съедобного, не пойду я умываться в такую холодину, отвали! Как же меня бесит твоя утренняя бодрость!» Если бы однажды, выйдя из комнаты, я не увидел его, я бы почувствовал себя… Преданным. Как почувствовал себя в своём собственном доме, сидя на полу и бесцельно проколупывая дырку в дорогих итальянских обоях.
