Соната незабудки - Монтефиоре Санта (книги онлайн полностью txt) 📗
— У нас будет еще один ребенок. Воистину Господь благословил нас, — наконец сказал он, поворачиваясь и глядя на жену.
Пока Одри в смятении смотрела на него, он подошел к ней, наклонился и поцеловал. У нее перехватило дыхание, и она невольно вздрогнула, не сводя с него глаз и не зная, как реагировать.
— Ты звонила маме?
Одри сглотнула и попыталась взять себя в руки. Но стыд внезапно захлестнул ее — она разразилась слезами и отрицательно покачала головой.
— Не печалься, Одри, ребенок — это дар. Сейчас не время для слез, сейчас нужно радоваться.
— Прости меня, — едва слышно проговорила она.
Но Сесил сделал вид, что не слышит.
— Думаю, тебе лучше позвонить маме, чтобы поделиться такой хорошей новостью.
— Но, Сесил… — Одри снова сделала попытку все объяснить.
— И нужно сообщить близнецам, что у них скоро будет маленький братик или сестричка. Уверен, они будут рады, по крайней мере, Леонора.
Одри знала, что спорить с ним бесполезно, поэтому откинулась на спинку дивана и вытерла слезы рукавом рубашки.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Ужасно, — ответила она и снова всхлипнула.
— Я имею в виду физически.
— Сесил, кроме души, у меня ничего не болит.
— Почему бы тебе не лечь спать пораньше? Я лягу в своей гардеробной. Утром тебе станет легче. — Он пошел к двери, затем обернулся и посмотрел на нее скучными глазами, которые когда-то светились такой любовью. — С некоторыми вещами очень больно жить, Одри. Поэтому, если очень постараться, можно поверить, что всего этого никогда не было. — Он поднял подбородок и тихо продолжил: — Ты носишь моего ребенка, Одри. Больше не о чем говорить. Это наш ребенок, и мы будем вместе его воспитывать. И я больше никогда не хочу возвращаться к этому разговору. И, пока жив, я больше никогда не хочу видеть своего брата, ни в этой жизни, ни в следующей!
Одри смотрела ему вслед, пока он не вышел, и вдруг поняла, что все это время сидела затаив дыхание.
Она не знала, любила ли когда-нибудь своего мужа, но в этот момент она глубоко им восхищалась. Наверное, он все знал о ее связи с Луисом, но никогда не упрекал ее. Всегда с нежностью относился к брату. А теперь совершил самый благородный поступок, на какой только способен мужчина: согласился воспитывать ребенка Луиса как своего собственного. Одри снова расплакалась, на этот раз от острого чувства благодарности.
Грейс родилась в больнице «Литтл кампани оф Мэри», так же, как в свое время ее мать и сестры. Но в отличие от всех остальных новорожденных, которых доктор видел в своей жизни, Грейс родилась с легкой улыбкой на розовых губках и всезнающим выражением мудрых глаз — глаз взрослой женщины, много повидавшей в этой жизни. Она не кричала, как Алисия, не скулила, как Леонора, а просто с любопытством посмотрела на маму и протянула белую ручонку к ее лицу. Одри взяла крошечную ладошку и поцеловала ее. Слезы катились по ее щекам и капали на тельце новорожденной малышки.
— Позвать мужа? — спросил доктор.
Одри покачала головой.
— Я бы хотела немножко побыть наедине с Грейс, — сказала она. — Всего несколько минут, а потом можете позвать его.
Доктор ушел, а она сидела на кровати, завороженно глядя на личико своего ребенка — точную копию лица мужчины, которого она любила.
— У меня в этой жизни нет никого дороже тебя, — прошептала она. — Ты никогда не узнаешь, кто твой настоящий отец, но это не важно, потому что твоя нежная душа — часть его души, и так будет всегда. Ты будешь нести напоминание о нем в своей улыбке, в глазах, которые так похожи на его глаза, и ты будешь счастлива, потому что я буду любить тебя за двоих. За нас двоих, любовь моя. И Сесил тоже будет по-своему любить тебя. Я никогда не разочарую тебя, Грейс, и не подведу тебя, как твоего отца или твоих сводных сестер. Я даю тебе слово.
Когда Сесил взглянул на девочку, он сразу заметил, как сильно она похожа на Луиса, и инстинктивно почувствовал, что маленькая Грейс навсегда останется для него загадкой, так же, как и ее отец. У Грейс было то, чего у Луиса никогда не было — мудрый взгляд, который заставил Сесила поежиться. Он покачал головой и улыбнулся. Как младенец, которому всего двадцать минут от роду, может видеть его насквозь? Это невозможно. Наверное, он сходит с ума, раз ему такое мерещится. Он взял себя в руки и посмотрел на жену. Одри осторожно улыбнулась ему, но Сесил не ответил на ее улыбку. Поинтересовавшись, как она себя чувствует, он пошел звонить ее матери. Он по-прежнему до безумия любил Одри, но она предала его доверие и насмеялась над его любовью. Сейчас только один вопрос не давал Сесилу покоя и тяжким грузом лежал у него на сердце: а любила ли она его когда-нибудь? Он не осмеливался спросить об этом, опасаясь, что может услышать «нет».
Грейс действительно оказалась особенной. Алисия и Леонора приезжали в Аргентину только раз в году, на Рождество, поэтому их младшая сестричка росла практически единственным ребенком в семье. Мать всячески потворствовала ее шалостям, отец относился к ней со снисхождением, бабушка и тетушка Эдна, обрадованные появлением еще одного малыша, на которого можно было направить свою любовь, баловали внучку без меры. Грейс росла тоненькой, задумчивой девочкой с длинными белыми волосами ангела и легкими шагами садовой феи. Алисия приходила в бешенство, завидуя ее обаянию, и постоянно задиралась к ней, но Грейс, в отличие от Леоноры, легко давала ей отпор. Она просто с жалостью улыбалась сестре, словно видела все потаенные уголки ее души и предвидела трудности, с которыми той предстояло столкнуться в будущем. Леоноре хотелось любить ее, но Грейс соблюдала дистанцию. Ей не нужна была дружба — только воздух, чтобы дышать, и сад, чтобы играть там с феями, которыми он, по ее словам, был населен. Леонора испытывала чувство ревности и страдала, видя, как ее обожаемая мама, которая раньше принадлежала только ей, теперь сжимает в объятиях ее маленькую сестренку. Вернувшись в Англию, когда каникулы закончились, она все время думала о маме и уже совсем по-другому тосковала по дому. Потому что теперь он уже не был таким, как раньше, когда все внимание и ласка мамы предназначались только ей и Алисии. Грейс была другой, и эта разница была такой же огромной, как море, и как бы Леонора ни пыталась достучаться до нее, у нее ничего не получалось.
Итак, Грейс росла в Херлингеме. Они с Одри устраивали пикники под сенью источающих аромат эвкалиптовых деревьев, катались верхом по бескрайним равнинам и гонялись за страусами на ранчо Гаэтано. Мама рассказывала ей о растениях и цветах, растущих на плодородных землях пампасов, и внимательно слушала, когда дочь рассказывала ей о духах, сопровождавших ее по дороге жизни.
— У каждого из нас есть ангел, который присматривает за нами, — говорила Грейс матери. — Мой ангел — высокий и смуглый, с перышками в волосах. Его зовут Тотем. У меня много друзей в мире духов, и мне никогда не бывает одиноко.
Одри верила ей, потому что, когда в доме что-нибудь терялось, нужно было просто попросить Грейс посоветоваться со своим ангелом, и потерянный предмет сразу находился. Она слышала, как Грейс разговаривает в своей спальне по вечерам, перед сном. Она описывала события, произошедшие за день, и высказывала свое мнение, словно в комнате был кто-то из друзей. Но у Грейс не было друзей, кроме мамы и духов, которые полностью занимали ее воображение.
Грейс была прирожденной пианисткой и доводила до белого каления учительницу, которая приходила вечером по понедельникам, потому что начинала играть какой-нибудь фрагмент, скрупулезно следуя нотам, а затем вдруг отступала от них, позволяя пальцам свободно путешествовать по клавишам, словно они были наделены собственным разумом. У нее был талант игры на слух, и учительнице требовалось несколько минут, чтобы понять, что Грейс сама на ходу сочиняет музыку, следуя при этом тональности и стилю оригинала. Она могла блестяще исполнить Моцарта, Баха, Бетховена, а затем так же внезапно переключиться на что-нибудь собственного сочинения, на то, что она называла «музыкой духов», уверяя, что, пока она играет, духи танцуют по комнате. Учительница раздраженно качала головой, утверждая, что духов не существует, на что Грейс отвечала:
