Дикое Сердце (ЛП) - Адамс Браво Каридад (книги серии онлайн txt) 📗
- Конечно! Я всему рада: твоему возвращению, хорошему настроению Хуана, мне не на что жаловаться, кроме как решению Моники оставить нас…
- Оставить нас…? – удивился Ренато.
- Поэтому мы и спорили. Моника настаивает вернуться в Сен-Пьер с мамой. Она говорит, что для медового месяца чересчур много людей в этом доме, и она от нас уезжает, Ренато…
С дьявольской улыбкой Айме повернулась в сестре, которая на миг оказалась в замешательстве от ее цинизма и неожиданной наглости. Она собралась возразить, повысить голос с неистовством того, кто уже не может сдерживаться, но ее глаза столкнулись с глазами Ренато, в которых появилось выражение досады и раздражения. Для него она лишь посторонняя, дерзкая и капризная; но это длилось мгновение, меняясь на благородное и мужественное лицо, зажигаясь выражением доброты, достигая глубин сердца Моники, он мягко объяснил:
- Эту тему мы уже обсуждали несколько раз. Я считал, что она полностью улажена. Конечно, у меня нет права силой тебя удерживать, если ты хочешь уехать, Моника. Я тебя просил, умолял, с братской откровенностью сказал даже тебе свои эгоистичные мотивы, чтобы ты нас сопровождала. Если ты хочешь уехать, как я могу перечить? Лишь могу попросить прощения у тебя… Ты приехала отдохнуть, а я нагрузил тебя работой. Ты искала спокойствия, а я бросил на тебя груз всех моих самых тяжелых забот. Но могу поклясться тебе, что я не думал злоупотреблять... Ты уже видела, что я только что подключил Хуана к моим планам и…
- Не продолжай, Ренато, - прервала Моника, чувствуя глубокую боль.
- Делай что хочешь, Моника. Если ты согласишься остаться на несколько дней, я обещаю тебя оставить, чтобы ты по-настоящему отдохнула. В любом случае, прости меня. Идем, Айме?
- Секунду, Ренато! Я не могу допустить, чтобы ты ушел с этим впечатлением… - начала говорить Моника; но Айме вмешалась с притворной нежностью:
- Но дорогая…
- Я говорю с Ренато! – решительно оборвала Моника. – Айме неверно поняла мои слова. Я останусь на все время, на которое могу быть тебе нужной, Ренато…
- Теперь я скажу: не в том дело, Моника. Твоя помощь бесценна, но…
- Бедная Моника измучена, - продолжала Айме. – Такая нервная, такая уставшая, она едва знает, что говорит. Я думаю, что мы злоупотребили ее добротой…
- Ты замолчишь, Айме? – приказала Моника, не в состоянии сдерживаться. И с твердостью уверила: - Я останусь, Ренато я останусь, даже если меня будут прогонять!
- Но кто тебя прогоняет? Это нелепая игра… Ты сказала, что хочешь уехать, Моника. Говорю, представляя, что ты была одна, судя по тому, что говорит твоя сестра…
- Естественно, - поспешила подтвердить Айме. – Чего мне более желать, как если бы они остались здесь? Я говорю остались, потому что ты должен знать, что Моника поменяла свои планы. Она уже не хочет возвращаться в монастырь, а хочет с мамой уехать домой. Кажется, наша будущая настоятельница вешает облачения, а может быть, ищет за кого выйти замуж…
- Ты замолчишь уже? – крикнула Моника, не сдерживая гнев.
- Прости меня, - извинилась Айме насмешливо и со злым умыслом. – Может быть, я ошибаюсь… Мне показалось, я поняла кое-что, как будто ты действуешь в порыве человеческой любви…
- Замолчи, Айме, - повторила Моника вне себя.
- Действительно, помолчи, - вмешался мягко и нежно Ренато. – Разве ты не видишь, что раздражаешь ее? А ты, Моника, не воспринимай это так. Не думаю, что дело какое-то особенное, потому что мне казалось нелогичным, чтобы ты похоронила в монастыре молодость и красоту, если только это не настоящее призвание. Если ты поняла вовремя, что ошиблась, нет ничего более логичного и гуманного, чем исправить это… и не расстраиваться. Не думаю, что у Айме есть намерение огорчать тебя. Она озорная и насмешливая, ты это знаешь. Если кто-то мог бы чувствовать себя обиженным, так это я: из-за отсутствия твоего доверия. Мне бы так хотелось, чтобы ты поговорила со мной обо всех своих сомнениях, как с братом! Или возможно я не смог стать им для тебя? – он взял ее за белую руку, дрожащую в его руках, улыбнулся, глядя в глубину ее глаз, которые избегали его, словно боялись крикнуть ему то, о чем молчала душа. – Доверия не добиваются силой, Моника, и я хотел бы, чтобы ты знала, всегда помнила, что я твой лучший друг, что мне ты всегда можешь доверять…
- Я так и думаю, Ренато. Я тоже есть и буду для тебя твоей лучшей подругой.
- Я в это верю, и всегда верил. Но почему ты плачешь, когда говоришь это? Или дело в том, что ты нервничаешь, как сказала Айме?
- Ну конечно. С ее нервами и ее чувствительностью… - насмехалась Айме язвительно.
- Не приставай к ней, Айме. А ты, Моника, не обращай на нее внимания. Правда, что ты влюблена? Не можешь ты сказать мне имя счастливого смертного? Но предупреждаю тебя, что он должен быть хорошим, чтобы заслужить тебя, чтобы я посчитал его достойным тебя, и прости мне самоуверенность старшего брата, что я позволил ему получить сокровище, которым ты являешься. – Он поцеловал ее в белый, как мрамор, лоб, за которым кружились мысли, как водоворот сумасшествия, и вдруг затревожился: - Ты ледяная, Моника, что с тобой? Тебе плохо? – Айме дала волю насмешкам и едкой улыбочке, а Ренато, спокойный, но расстроенный, упрекнул Айме: - Что происходит, Айме?
- Прости меня… ничего. Но вы двое меня так развеселили, я не могу удержаться. Вы такие удивительные, совершенные… очень забавные, кроме того…
- Не пойму в чем тут шутка; но в конце концов не думаю, что своим смехом ты кого-то обидела, - покорно согласился Ренато. Ласково и серьезно попрощался: - Доброй ночи, Моника, надеюсь, что хороший сон улучшит твое состояние к завтрашнему дню. До завтра…
- До завтра, - ответила Моника еле слышно, видя, как удаляется пара, и приходя в бешенство перед очередной насмешкой Айме.
- Над чем ты смеешься, Айме? – спросил недовольно Ренато.
- Ни над чем… Лучше смеяться, чем все трагически воспринимать.
- Что трагически воспринимать?
- Ну… все, что происходит: несправедливое, агрессивное отношение моей сестры, твой приступ братского сентиментализма, твое рвение заниматься всеми… и то, как мало ты уделяешь мне времени, поскольку всеми занят.
- Ты ревнуешь? – улыбнулся ласковый и польщенный Ренато.
- О, нет! Зачем? Нет повода; то есть, я думаю, что нет повода. Но надо видеть, как ты любишь Монику…
- Она наша сестра. Кроме того, она беспокоит меня… Ей нехорошо, я заметил, она бледная, худая, словно измученная чем-то, что ревностно что-то скрывает.
- Это естественно… она влюблена. Это на язык просится.
- Но в кого? Откровенно говоря, я не знаю.
- В кого угодно, - уклонилась Айме легкомысленным тоном. – Возможно, в Хуана Дьявола…
- Что? Как? – воскликнул Ренато, крайне удивленный.
- Я говорю… Хуан Дьявол – мужчина, как и все остальные, а теперь с новой должностью, которую ты ему дал, он даже хорошая партия. Моника не честолюбива…
- Это нелепо, несуразно! Даже в шутку ты не должна…
- Ты всерьез принял на себя роль старшего брата, - развлекалась и смеялась Айме. – Не расстраивайся так, я же шучу. В конце концов, это невозможно и привлекло бы чужое внимание… Это сюжет для романа с продолжением «Монахиня и пират» …
26.
- Янина, что ты делаешь?
- Ничего, дядя, только записываю…
Гримаса горечи вместо улыбки была ответом Янины, пока она лучше повязывала разноцветный платок вокруг темной кудрявой головы. Без малейшего шума, она появилась из густой тени сводов второго дворика; резкие испытывающие глаза Баутисты посмотрели на нее властно, а она пожала плечами…
- Что ты записываешь, Янина?
- Все, что происходит…
- Не произошло ничего, кроме того, что меня раздавили и растоптали, - пожаловался Баутиста тихим голосом, но с большой злобой. – Но я так не оставлю. Я должен свести счеты, я должен отомстить. Еще увидят, нужен или нет Баутиста в день, когда встретят рассвет сожженными плантациями сахарного тростника, или подорвется петардой плотина реки или если…
