Дикое Сердце (ЛП) - Адамс Браво Каридад (книги серии онлайн txt) 📗
- Айме, думаю ты лишилась рассудка, ты вне себя… Почему? Что стряслось?
- Что она тебе рассказала?
- Она ничего мне не рассказывала и ничего не должна была рассказывать мне. Это ты меня расстроила. Почему ты так говоришь о сестре? Это абсурдно, что ты так реагируешь на нее, когда она настолько благородна, заботлива и нежна с тобой…
- Бедная Моника! – вздохнула притворно Айме, немного успокоившись словами Ренато.
- Теперь ты ей сочувствуешь?
- Дело в том, что я сама не понимаю, что говорю…
Она вытерла слезы, сделала усилие, чтобы прийти в себя. Она ненавидела Монику… да, ненавидела и злоба поднималась к ее губам, как горькая пена. Но в лице Ренато она заметила жесткое, суровое, серьезное выражение и хитро дала задний ход, одновременно наблюдая за ним, и как надежда, мгновенно сверкнул в ее голове безрассудный план, она вновь спросила:
- Моника ничего не сказала о моем обмороке?
- Да, жизнь моя, она сказала, что ты страдаешь от обмороков. Тебя обеспокоило, что она это сказала? В этом нет ничего особенного. Кроме того, она должна была что-то сказать, чтобы успокоить нас. Понимаю, что ты чувствуешь: тебе мешает, тебя унижает идея болеть чем-либо. Но любовь моя, какая глупость! В этом нет ничего такого… У всех нас есть что-то, чем мы больны. Ты чудесная и совершенная. А это небольшое недомогание мы будем лечить, а если и не вылечится, не важно. Моя любовь навсегда и во всем: в счастье, в страдании, в здравии и в болезни. Я буду всегда тебя любить как гласит протестантский обряд: Пока смерть нас не разлучит!
Ренато нежно сжал Айме в своих руках. Постепенно выражение его лица сменилось, он как никто мог это сделать, обнаружив в себе лучшее оправдание, для того, чтобы стереть мучительное впечатление неблагодарности, бесчувственности и резкости, которые вызвали на секунду в нем слова Айме. И Айме словила на лету это намерение, слишком хитрая, чтобы не воспользоваться любым преимуществом, которое ей предоставлялось, слишком расчетливая, чтобы не хотеть уберечь себя от риска… хоть и за щитом фальшивых слез.
- Айме, жизнь моя, что это? Ты снова плачешь?
- Прости меня… Сейчас это от печали, что я плохо сказала о Монике. Она очень хорошая, Ренато.
- Да, Айме, она очень хорошая. И делает великое дело, ухаживая за больными…
- Я уже знаю, что ты очарован ею; но в любом случае, ее место не здесь, а в монастыре. Она несчастна с нами, большой эгоизм с нашей стороны удерживать ее.
- Я еще не достиг цели…
- Но ты сделаешь это, я хорошо тебя знаю. С твоей стороны есть настоящая ошибка. Женатым нужен отдельный дом. Мы с тобой должны жить одни, любовь моя… вдвоем в нашем красивом доме в Сен-Пьере. Ты это гарантируешь?
- Сейчас нет, - увильнул Ренато, - поговорим о другом. В данный момент нужно многое сделать в Кампо Реаль, а так как судьба дает мне в руки сотрудников, о которых я мечтал…
- Сотрудников? Кто это?
- В первую очередь, Моника, а затем… Полагаю, что ты не видела его, так как почувствовала себя плохо. Человек, управлявший экипажем…
- Я прекрасно его видела.
- Ты его знала, правда?
- Ну… - согласилась Айме, не отрицая и не утверждая.
- Моника да; Моника его прекрасно знала. И он в лицо, по крайней мере подтвердил, что знает тебя. Моника напомнила мне, что ваш дом в Сен-Пьере очень близко к берегу. Оказалось, что Хуан имел обыкновение приставать к песчаному берегу, находившемуся прямо за вашим садом. Любопытно, что ты не знакома с ним, как она, а ведь ты дольше живешь в этом доме…
- Я тебе уже сказала, что да, знаю его, но я не расположена к нему, и не спрашивай, почему, я не могу этого объяснить; но он мне совершенно, совершенно не симпатичен. Он уже ушел?
- Нет, Айме, он не ушел. Я его попросил провести несколько дней с нами. В течение этих дней я постараюсь убедить его, чтобы он принял место работы в Кампо Реаль.
- Ты обезумел? – резко упрекнула Айме. – Он же ничего не знает об усадьбах, он человек моря… и с достаточно плохой репутацией. Его обвиняют в том, что он контрабандист и пират.
- Действительно. Я заинтересован, чтобы он изменил жизнь, чтобы его больше ни в чем не обвиняли. Мы друзья детства, мой отец пообещал его отцу позаботиться о нем. К сожалению, он умер и ничего не смог сделать из того, что хотел, и я считаю моральным долгом сделать это для Хуана, потому что это сделал бы мой отец.
- И он согласился работать на тебя?
- Пока нет. Но как я сказал тебе раньше: я надеюсь его убедить. Ему повезло в его последней поездке, он привез кое-какие деньги. Возможно, он не захочет работать у меня, а откроет свое дело, и в этом случае я ему тоже помогу; но так или иначе, я хочу добиться его дружбы. Поэтому сожалею, что ты не расположена к нему, и ты не единственная, ведь и мама ничего не хочет иметь с Хуаном Дьяволом. Тем не менее, я надеюсь постепенно сгладить острые углы…
Айме наклонила голову и спряталась от взгляда Ренато. Она боялась разоблачения и ее трясло, словно у нее была лихорадка; а он нежно ласкал ее руки и спросил заботливо:
- Ты чувствуешь себя лучше? Может быть составишь нам компанию за столом?
- О нет, Ренато! Мне очень плохо. У меня ужасно болит голова и не думаю, что смогу даже встать на ноги. Не заставляй меня вставать.
- Конечно, я не буду тебя заставлять, что за глупость! Я сам отнесу тебя в нашу часть дома…
- Я не слишком помешаю донье Софии, если проведу ночь на этом диване? По крайней мере, оставь меня здесь на несколько часов, оставь меня одну, совсем одну в темноте, чтобы прийти в себя. После этого я буду чувствовать себя лучше. Прошу тебя, Ренато, ведь у тебя тысяча дел, которыми нужно заняться.
- Хорошо. Если ты так хочешь, я оставлю тебя одну; но в любом случае, я предупрежу горничную, чтобы она была внимательна.
Он вышел, и Айме сделала позади него нетерпеливое выражение лица.
Она больше не могла; она чувствовала, что сходит с ума от отчаяния и наконец расслабились натянутые нервы. Она сползла с дивана, пока не упала на пол, кусая себе руки, рвя на себе волосы, корчась, как в агонии самой жестокой пытки… Кровь в ней кипела, сердце билось так, что ей стало трудно дышать, и наконец, она поднялась, будто ухватилась за решение, шепча громко:
- Хуан… Хуан…! Мне нужно поговорить с тобой наедине. Будь что будет, но мне нужно с тобой поговорить. – Вдруг она услышала мягкие скрытые шаги, и встревоженно спрашивает: - Кто там? А это ты, Ана! Что ты делала за этими портьерами?
- Ничего, хозяйка, а что бы вы хотели, что б я сделала? Сеньор Ренато сказал мне, чтобы я была рядом с вами и ждала…
- Иди сюда…
Покорившись голосу Айме, темнокожая женщина, которую София передала своей невестке, приблизилась к ней, усаживаясь близко, у ее ног, на ковер, и склонила голову, глядя на нее с заботливым усердием домашнего животного. Ничего, казалось, не изменилось в ней за эти пятнадцать лет: словно они соскользнули с ее инфантильной души, как будто она была в том простодушном отрочестве, которое заставляло сверкать ее глаза, как два агата, и показывать свои белейшие зубы, как мякоть кокоса на коже цвета табака.
- Уж плохи стали дела в этом доме, правда сеньора Айме? Точно также, когда привезли тогда ребенком Хуана…
- Когда тогда?
- Ну… тогда… Когда убился старый хозяин, который привез Хуана. Тогда маленький Ренато был вот такого роста, и ни Янина, ни Баутиста не управляли в этом доме…
- А разве все Д`Отремон знают Хуана?
- Ну конечно. Хотите, чтобы я принесла вам бульон?
- Нет. Скажи мне, где остальные… Что они делают?
- Каждый на своем месте. Сеньора София закрылась и в ярости, как тогда… Она сказала маленькому Ренато, что не будет есть за столом, пока здесь будет Хуан. Все это она делает для того, чтобы тот выгнал Хуана. Но куда там, Хуан в столовой, такой высокий и такой красивый, наподобие хозяина дона Франсиско, как и двадцать лет назад. Он на него похож, знаете сеньора Айме? Когда я его увидела, аж испугалась. Он был в полутьме, и мне показалось, что это душа хозяина.
