Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Они присели на солнце и смотрели на гипнотический морской прибой, размеренно шумевший под ними. Рамон взял каждого из них за руку.
— Я прошу вас двоих простить меня, — сказал он. Хэл и Федерика не знали, что ответить и в изумлении смотрели на него. — Я ушел от вашей матери потому, что ее любовь оказалась слишком напряженной и удушающей. Нам следовало в первую очередь подумать о вас и постараться урегулировать свои проблемы, но мы оказались слишком эгоистичны. Я не предпринял никаких усилий, чтобы убедить ее остаться, а она не попыталась измениться ради меня. Я любил вас обоих, но не понимал, что потерял, а потом было уже поздно, и еще слишком стыдно, так что я просто бежал и бросил вас. Бежать казалось легче — ведь я всю жизнь убегал от любви. — И Федерика, и Хэл были потрясены искренностью его слов.
Затем он стал перечислять эпизоды из их детства, которые его особо трогали, и мелкие подробности их характеров, которые он помнил и пронес с собой через все эти годы.
— Хэл, именно тогда ты привык цепляться за мать. Думаю, я испугал тебя. Ты оказался таким чувствительным, что ощущал размолвку между нами, и это меня очень беспокоило. Ты был еще слишком маленьким, и я привык брать с собой повсюду Федерику, а тебя оставлять с Элен. Я никогда по-настоящему не знал тебя. Но я хочу начать все сначала и сделать это прямо сейчас, — признался он, глядя в тревожные глаза сына и понимая мучения, которые они скрывали. — Ты мой сын, Хэл, и нет ничего важнее, чем кровные узы. Сейчас я это осознал. Для этого мне пришлось многое пережить, но теперь я знаю, что это главное.
— Так и будет, папа, — пробормотал Хэл, способность которого к самовыражению была подавлена жарой и алкоголем, который еще не до конца вывелся из организма.
Рамон рассказал им о том времени, когда он отправился в Англию, чтобы увидеть детей, и о том, как Элен защищала их от него. Не скрыл он и тот эпизод, когда в последний свой приезд увидел Федерику на велосипеде, но уехал, последовав совету Элен.
— Но никогда не обвиняйте свою мать за это. Я проявил черствость, вторгаясь в вашу жизнь тогда, когда хотел, и только для того, чтобы успокоить свою совесть. Она была права, вам это не принесло бы никакой пользы.
— Гибель Эстеллы научила меня ценить жизнь, — печально продолжал он. Как ни старалась Федерика вспомнить красивую молодую женщину, проплывавшую по комнатам дома на побережье и наполнявшую его нежным ароматом роз, у нее ничего конкретного не получалось. — Я не могу сказать, что мгновенно влюбился в Эстеллу. Она вызвала у меня физическое влечение, которое потом переросло в нечто большее, важное и глубокое. Когда я был с ней, остальной мир переставал для меня существовать. Такого состояния я никогда раньше не испытывал. Я провел всю жизнь, убегая от людей и стараясь остаться в одиночестве, не желая никому принадлежать. Эстелла была совсем другой. Она не выдвигала никаких требований и не досаждала мне демонстрацией чрезмерной привязанности. Все, что ей было нужно, — это моя любовь. Поэтому я и стал писать здесь на берегу, вместо того чтобы скитаться по всему миру. У меня уже не было потребности уезжать, поскольку она стала моей музой, и с ней я написал свои лучшие книги. Рамонсито стал живым воплощением нашей любви. Когда она погибла на дороге, у меня было такое ощущение, будто весь мой мир взорвался. Горе поглотило меня. Я должен был жениться на ней, но более удобно было ощущать себя не связанным. Мне следовало чаще говорить, как я люблю ее. Мне следовало и вам двоим говорить, что я вас люблю, и предпринять большие усилия, чтобы стать частью вашей жизни. Сейчас я на это уже способен. Своим приездом сюда вы дали мне второй шанс. К сожалению, с Эстеллой его уже никогда не будет.
— Папа, мы тебе все прощаем, — прошептала Федерика, взяв его руку и крепко ее сжимая. — Теперь мы снова вместе, правда, Хэл? — Хэл кивнул. — Если бы не твоя поэзия, у меня никогда не хватило бы сил уйти от мужа, — продолжала она.
— Правда? — удивленно сказал Рамон, не понимая, что именно она имеет в виду. Тогда она рассказала ему о своем замужестве и о том, как шкатулка с бабочкой, где хранились его письма, помогала ей в трудные времена.
— Ты не знаешь этого, папа, но ты всегда был со мной. Ты приходил, когда я больше всего в тебе нуждалась, — сообщила она.
Рамон улыбнулся ей, но одновременно обратил внимание, что Хэл почти все время молчит.
Они просидели на склоне холма до тех пор, пока солнце не стало так припекать, что им пришлось укрыться в тени сосен. Радуясь встрече, они долго говорили о прошлом, строя мосты друг к другу через пропасть, разделившую семью, пока ощущение голода не отвлекло их от потока эмоций и не напомнило о том, как быстро пробегает день.
— Гертруда будет в ярости, что мы опаздываем на ланч, — заметил Рамон и подмигнул Хэлу.
Гертруда действительно выглядела более недовольной, чем обычно. Ланч проходил на террасе, и на этот раз атмосфера была уже почти праздничной. Все дружно ударились в воспоминания, а Федерика рассказывала об их жизни в Англии, красотах Корнуолла и необычных людях, которые там живут. Хэл делал героические попытки игнорировать многочисленные бутылки вина, украшавшие стол, и утолял свою жажду бесчисленными стаканами воды. Чувствуя усталость от жары и длительного путешествия, он вскоре отправился в свою комнату, чтобы поспать во время сиесты.
Рамон использовал возможность, чтобы расспросить Федерику о состоянии его здоровья.
— Боюсь, что со здоровьем у него плохие дела, — призналась она.
— Он ужасно выглядит, побречито! — сочувственно вздохнула Мариана, припоминая маленького мальчика, питавшего пристрастие к мороженому, манджар бланко и катанию на плечах у деда.
— Если помнишь, он съедал столько мороженого, что хватило бы на целую армию, — заметил Игнасио.
— Он был глубоко несчастен, — сообщила Федерика, — и потихоньку уничтожал себя, пытаясь найти утешение в алкоголе и беспутной жизни. Я подумала, что приезд сюда поможет ему преодолеть свои проблемы. — Затем она посмотрела на отца. — Я надеялась, что ты сможешь найти к нему ключ. В конце концов, мне ты сумел помочь.
— Я постараюсь, — искренне ответил он.
— Каким образом Рамон сумел тебе помочь, Феде? — с любопытством спросила Мариана, горя желанием обнаружить доказательства того, что он не совсем забыл о своих детях, как она полагала.
— Он посылал мне поэтические строки, — сказала она, нежно ему улыбаясь. — Вам может показаться странным, что всего несколько строк могут изменить чью-то жизнь, но именно так и случилось. Я была совершенно слепа в той ситуации, в которой оказалась, и эти мудрые строки раскрыли мне глаза. Сознание того, что папа думает обо мне, придало мне храбрости и позволило оставить Торквилла. Я точно знаю, что не смогла бы сделать это в одиночку.
Рамон в смущении улыбнулся ей, но Федерика приняла его недоумение за скромность.
— Ты у нас темная лошадка, Рамон, — гордо заявила Мариана. — Федерика, после ланча я хотела бы показать тебе альбомы с семейными фотографиями. Там есть прелестные детские снимки с тобой и Хэлом.
— А я хочу взять свою камеру и поснимать вас всех. Я никогда не забуду о нашем воссоединении.
Зайдя в приготовленную ей спальню, чтобы отдохнуть, Федерика сразу же почувствовала запах лаванды от своих простыней и обратила внимание на букет крупных тубероз на тумбочке. Ставни были закрыты, чтобы сохранить в комнате прохладу, но она их открыла, впустив солнечные лучи, осветившие ее воспоминания о знакомой мебели и картине на стене. Федерика достала камеру. Усевшись на кровать, она вытащила из защитного футляра объектив, вспоминая указания Джулиана о мерах предосторожности, чтобы его не повредить. Потом она подумала о Сэме. Ей захотелось позвонить ему и рассказать обо всех происшедших событиях. Но она решила, что следует сделать несколько снимков, которые свидетельствовали бы о практическом применении его подарка.
