Каждый любит как умеет - Малышева Анна Витальевна (полная версия книги .txt) 📗
Они были знакомы всего ничего, а он уже знал о Тане больше, чем родная мать, и уж тем более больше отца. Он делал то, чего никто не делал для Тани раньше. Он говорил с нею, он ее слушал. Он заставлял ее вспоминать то, что вызывало у нее слезы, глухие рыдания, приступы ненависти – к нему, к себе, ко всем на свете. Он заставил ее вспомнить то, что она забыла, о чем не желала вспоминать никогда.
– Я теперь понимаю… – всхлипывала она, лежа на диване с закрытыми глазами. Макс сидел рядом на стуле. Кончился очередной сеанс. – Не знаю, сколько мне было лет, но он бил маму ногами в живот. Я помню – она упала на пол, а он бил ее ботинками. То левой ногой, то правой. Я была рядом, и я молчала. Наверное, он был пьян. Наверное, папа был пьян.
Она повторила это несколько раз, пока сама не поняла, что ее заносит. Тогда Таня замолчала. Макс зашевелился и дал ей носовой платок. Она взяла его, но слезы вытирать не стала.
– Почему ты молчала? – спросил он.
– Я боялась… Боялась сделать хуже.
– Ты боялась, что тебя тоже побьют?
– Нет. Мне на это плевать. Он иногда меня бил, но не больно.
– Ногами?
Она покачала головой и наконец вытерла слезы. Сказала, что любила отца, всегда любила его больше, чем маму. Потому что он был таким веселым, умел с нею играть, и любил ее, по-настоящему любил.
– Сейчас я вспомнила, как он избивал мать, и мне не верится… Не верю, что это был он. Но это было именно так.
– Ты не видишь ничего общего между своей матерью и той кошкой? – тихо спросил Макс.
Она замерла. Потом резко села: – Ты считаешь, что…
– Я считаю, что ты выступила в роли отца. Кошка олицетворяла для тебя мать. Ты била ее ногами. Тебя подтолкнуло к этому много обстоятельств сразу. Ты была оторвана от дома и злилась за это… На кого?
– На… – она запнулась. – На маму.
– Почему на маму?
– Я… Не знаю. Ведь это была родня папы… Должно быть все наоборот.
Макс взял у нее платок и сам вытер ей лицо. Таня все еще плакала, сама того не замечая.
– Ты любила отца, вспомни, ты мне много раз это повторяла. Он очень много для тебя значил. Ты могла ревновать свою мать за то, что она прогоняет тебя так далеко, в Ереван, хотя тебя туда отправил отец. Но ты считала, что тебя вытесняют, хотят отнять у тебя отцовскую любовь.
Таня молчала и бессмысленно разглядывала свои голые колени. Наступил май, и она приходила к Максу в шортах. Девушка пожала плечами – ее излюбленный жест. Потом заметила:
– Но ведь я и мать люблю. Правда!
– Одно другому не мешает. Тогда ты за себя не отвечала. Ты была одна, одна среди незнакомых людей. Собака первой бросилась на кошку. Она дала второй толчок. Ревность дала первый. Ты ударила кошку и… Что ты почувствовала?
– Облегчение, – автоматически ответила Таня. И, задумавшись, продолжала: – Наслаждение. Радость. О, боже, я как будто опьянела от счастья! Я так хотела, чтобы собака сожрала котят! Макс, как же так? Ведь если все разложить по полочкам, как ты делаешь, то котята – это ведь дети, то есть – я? Я хотела, чтобы меня сожрали?!
– Ты хотела отомстить матери, и ты это сделал;. Ладно, вставай, – Макс тряхнул ее за плечи. Он видел, что девушка вконец обессилела от слез и воспоминаний. – Тебе не стоит увлекаться этими мыслями. Возможно, с тех пор ты считаешь, что чем-то виновата перед матерью. Но ты не виновата. И она не отнимала у тебя отца. Запомни это.
Она была готова запомнить все, что он говорит. Впервые в жизни она кому-то верила так безусловно. И уже сама не знала, зачем ходит на Солянку? Ради сеансов психоанализа, которые становились все более краткими? Ради его объятий, которые становились все более длительными и жаркими? Макс больше не приходил к ней в школу. Учительница переболела и вышла на занятия. Ее предметом совсем перестали интересоваться. Во-первых, она и в подметки не годилась Максу. Во-вторых, на носу были экзамены на аттестат зрелости. Пожалуй, одна Таня из всего класса совершенно не переживала по поводу экзаменов. Ей было безразлично, какой у нее получится аттестат. Разрешили выдавать аттестаты с неудовлетворительными оценками, так что она была спокойна.
Единственное, о чем она думала, был Макс. Это его имя она выводила на оборотной стороне всех тетрадей. О нем думала, уставившись пустым взглядом на доску. Обязательно звонила ему утром, отправляясь в школу: «Позовите Макса. Привет, солнышко, ты встал?» Звонила ему вечером, ложась спать, даже если они расстались час назад: «Позовите Макса… Макс, я умираю, я соскучилась, я люблю тебя. А ты будешь спать с той грымзой?» Произнося последние слова, она пыталась шутить, но на сердце было тяжело.
«Грымзу» она видела только на маленькой цветной фотографии, которая стояла на полочке в одной из комнат Макса. У этой девицы были длинные русые волосы, ничем не примечательная внешность, кроткие серые глаза. В сущности, она не была похожа на «грымзу», но Таня ее иначе не называла. Она и думать не могла, что вскоре им предстоит встретиться лицом к лицу. Макс уверял, что застрахован от такой неприятной возможности. Все вышло совершенно случайно. Его сожительница пораньше вернулась из библиотеки – там выдался короткий день. Таня опомнилась только тогда, когда дверь в комнату распахнулась, и на пороге возникла высокая девица в очках. Макс ничуть не смутился. Он повернулся вместе со стулом и шикнул на вошедшую:
– Я занимаюсь!
Таня с замиранием сердца ждала продолжения. Но грымза безропотно ушла в другую комнату.
– Иди домой, – спокойно сказал Макс. – Я тебе позвоню, когда будет время.
Он не позвонил ни назавтра, ни через два дня… Таня ждала неделю. Встреча с его сожительницей потрясла девушку. Значит, все может быть так просто? Ни ревности, ни скандалов? А может, «грымза» уверена, что ее ни на кого не променяют? Таня не выдержала и позвонила Максу сама. Его не оказалось дома. Его не было дома целую неделю. Таня сдавала экзамены, как в тумане. Не помнила ни вопросов, ни ответов. И звонила Максу каждый день. Его не было. Или же его просто не звали к телефону.
Стояла страшная жара. Таня часто вспоминала тот июнь. От жары и перенапряжения ее часто тошнило. Она часами лежала в своей комнате с мокрым полотенцем на голове. Пила воду и снова бежала в туалет. Есть она почти перестала. Под глазами появились черные пятна. Таня похудела, и сама себе казалась уродливой, жалкой, непривлекательной. Макса она не видела уже почти месяц.
Наконец она не выдержала и поехала на Солянку без приглашения. Нажала кнопку звонка на знакомой двухстворчатой двери. Ей открыли сразу – знакомый мальчик, из угловой комнаты.
– Макс дома? – она без спроса переступила порог.
Мальчик странно на нее взглянул. Сказал, что Макс дома, где же ему быть в такое время. Таня быстро подошла к его двери и без стука открыла ее. Она сразу увидела Макса. Он сидел за письменным столом, спиной к двери, и что-то писал. Она на цыпочках подошла и положила руки ему на плечи. Улыбнулась его испугу, хотя ей хотелось плакать. Поцеловала Макса в шею. Сказала, что она дрянь, жуткая надоеда, но что делать, она больше не может без него жить. Тогда Таня впервые сказала, что любит его. Больше ей не приходилось этого говорить никому и никогда.
– Погоди, – Макс смущенно освободился от ее объятий, снял очки. Таня тут же нацепила их себе на нос и рассмеялась:
– Я тебя не вижу! Я тебя не вижу уже месяц!
Из-под стекол побежали слезы. Она больше не могла
сдерживаться. Сорвала очки, попыталась обнять Макса. Тот резко высвободился и встал. Таня слушала, как он говорит, расхаживая по комнате, описывая круги и не приближаясь к ней. Макс говорил, что он сам виноват, что совместил психоанализ с сексом. Что это грубое нарушение всех правил. Что Таня не должна себя обманывать. Он – только отдушина для ее подавленных страстей. Она его не любит, это иллюзия. Не будь он психологом – она бы в его сторону не взглянула. И опять повторял, что он дурак. Таня не выдержала. Она задрала юбку и показала ему черную буковку под самой линией трусов:
