Прекрасна и очень опасна - Арсеньева Елена (книги бесплатно полные версии txt) 📗

Постепенно простодушное веселье этой фантастической байки одолело мрачное настроение молодых актеров, у которых из головы не шла печальная участь Ваньки с Валькой. У одной только Лолы непрестанно были глаза на мокром месте, но профессионализм – как мед Винни-Пуха: он или есть, или его нет, а Лола считалась все же профессиональной актрисой. Сцену в конце концов записали, и, хоть часы показывали уже четверть второго, а у актеров и телеоператоров заплетались ноги и языки, все находились в том особом, приподнятом настроении, которое знаменует собой явную удачу. Уже кто-то втихаря выразился в том смысле, что нет худа без добра: сцена получилась необычайно эффектная, смешная до упаду, сдобренная здоровым народным эротизмом, поэтому завтрашняя передача определенно будет иметь успех. А Ванька в последнее время избаловался, Нарцисс несчастный, играл через губу, текст то и дело забывал, мизансцены ломал, поэтому не факт, что «Гадание» удалось бы на «пять». Услышав такие разговорчики в строю, Лола страшно обиделась и опять залилась слезами. До обморока, правда, не дошло, однако она так плакала, что Лида даже начала опасаться за ее здоровье. Честно говоря, ей и в голову не приходило, что ошибка природы Ванька мог вызывать у этой пустенькой актрисульки с хорошеньким, но весьма жестким личиком такую бурю чувств. Она начала успокаивать Лолу, и процесс этот почему-то затянулся. Лида и оглянуться не успела, как они остались в гримерной одни: все прочие «девки», «женихи» и техсостав уже разбрелись по домам. А в гримерную рвалась следующая группа телегероев: время трактов было задействовано практически круглосуточно.

Лида вежливо, но настойчиво вытолкала Лолу в коридор и повлекла ее к выходу. Но тут же девушки спохватились, что их шубы остались запертыми в редакции. Пришлось возвращаться. То там, то здесь в студийных коридорах возникали истомленные бессонницей тени дежурных техников или ведущих ночных передач. Работал и лифт. Обе вдруг так устали, что поленились спускаться пешком и поехали на первый этаж на лифте. Лола продолжала всхлипывать и смахивала слезы со щек красной вязаной варежкой: их нарочно вязали для съемок, но они так ей понравились, что она носила их каждый день, к тому же в эти морозы в перчатках руки зябли, а в рукавичках – нет.

Когда над дверью лифта зажглась зеленая цифра 1, Лола отвернулась от зеркала, в котором уныло разглядывала свою поблекшую от слез физиономию, и сделала шаг вперед, невольно оттеснив Лиду и даже не заметив этого. Та, впрочем, уже давно не обращала внимания на такие мелочи жизни!

Двери лифта разошлись, Лола сделала шаг вперед и вдруг запнулась, замерла, загораживая Лиде дорогу. Та посмотрела поверх ее плеча и увидела какого-то высокого мужчину в черной куртке, который стоял за барьером, отделявшим общий вестибюль от запретного, «пропускного» пространства – собственно территории студии, и напряженно смотрел в лифт. При виде открывшейся кабинки он слегка подался вперед – и Лида, еще не отдавая себе отчета в том, что делает, вдруг резко нажала на кнопку пятого, верхнего этажа.

Дверцы сомкнулись, отрезав от Лиды напряженное лицо незнакомца… Нет, она видела это лицо! Лида мгновенно узнала его, несмотря на то, что секунду назад была уверена, что оно не сохранилось в ее памяти.

Сохранилось, да еще как! Раздвинувшаяся дверь… точно так же, как там, в квартире… – вот что послужило толчком к внезапному пробуждению воспоминания. Такое было ощущение, что в медленно действующий проявитель капнули какой-то катализатор, а оттого процесс проявки фотографии ускорился, смутные, расплывчатые черты мгновенно оформились и обрели пугающую четкость.

Это был тот самый громила в черной куртке, которого Лида видела в квартире Ваньки и Вальки. Теперь она вспомнила каждую черту его угрюмого, худого лица, вспомнила его глаза – они были хоть и светлыми, но такими же мрачными, как единственное око пистолета, грозно смотревшее в ее лицо.

Убийца пришел за ней!

7 февраля 2002 года

Лида никак не могла заставить себя поверить: Сергея надо искать именно в Авдюшкине. Все пыталась вспомнить: а не перевесила ли ключ от деревенского дома куда-то в другое место? Или просто, может быть, потеряла? Оставила в той куртке, в которой ездила в деревню осенью?

Она на всякий случай обыскала эту куртку, но ничего не нашла. Неужели ключ взял все-таки Сергей?! Но какой смысл ему тащиться в выстуженный, нетопленый дом посреди зимы? И к чему брать с собой плеер?

А может, он решил устроить там какую-нибудь гулянку? Собрать таких же бывших зэков, каким был он сам, и отметить какую-нибудь памятную дату? Типа, «как ныне празднует Лицей свою святую годовщину…». А впрочем, может статься, они и без даты решили обойтись, зэкари, просто гудят почем зря, пользуясь безлюдьем, безнаказанностью, тишиной! Магазин в деревне есть, пей – хоть залейся, никто не вытурит, никто не вызовет милицию…

Нет. Если у них там компания, что толку от плеера? Его могут слушать самое большее двое!

Может быть, Сергею стало просто невыносимо человеческое общество, даже общество сводной сестры, пусть она и держится от него так далеко, как это только возможно? И он решил побыть один, уехал для этого в деревню?.. Понятное желание. Но почему бы не предупредить Лиду? И сколько там можно торчать?

Лида уговаривала себя еще целый день, после того как обнаружила пропажу ключа, но потом терпение лопнуло. Надо было с кем-то посоветоваться, и она пошла к единственному человеку, с которым могла поговорить о Сереже: к Клавдии Васильевне. Рассказала про ключ и, отводя глаза, про исчезновение плеера. А про сон, конечно, промолчала. Ну, сон как сон, тревожно на душе – и что с того.

Клавдия Васильевна выслушала Лиду молча, махнула рукой и вышла из кухни, велев ей ждать. Вернулась с зятем, Женькиным мужем, – Костей Поливановым.

– Вот, у Кости завтра выходной, – непререкаемым тоном объявила Клавдия Васильевна. – Он тебя и отвезет в Авдюшкино. Одной тебе туда лучше не ехать. Во-первых, намаешься на автобусе, а еще ведь пять километров от трассы по проселку брести. Во-вторых… мало ли что там может быть.

Лида восприняла последние слова в том смысле, что она там застанет пьяную компанию, и только потом, потом только поняла, что Клавдия Васильевна догадывалась, что предстоит там увидеть ее молодой соседке.

Она оглянулась на Костю. Лицо его отнюдь не горело энтузиазмом при мысли о том, что завтра надо ни свет ни заря тащиться в жуткую даль по оледенелой дороге. Однако и особого протеста Лида на этом румяном, веснушчатом лице не обнаружила. Вид у Кости был деловито-озабоченный: с таким выражением он, к примеру, искал бы в гараже какую-нибудь запчасть, явись кто-то из соседей попросить о помощи. Или пошел бы перетаскивать шкаф к друзьям, если бы его позвали. Надо человеку – значит, надо, приходится помогать, к тому же ему велела теща, а тещу детдомовец Костя Поливанов обожал как родную мать, так ее и называл и ослушаться ее даже и помыслить не мог. Но что-то тут еще было… что-то еще… Это Лида почуяла и в тот вечер, когда уговаривалась с Костей о времени завтрашнего выезда, и ощущала потом, всю дорогу, хотя Костя был по натуре молчун, каких мало, и не только лишних вопросов о Сергее – вообще никаких вопросов не задавал.

Обозначилось это что-то, когда уже доехали до места и убедились: к дому не проехать. Нужен как минимум час работы снегоуборочного комбайна, чтобы очистился проселок. Да и пешком пробраться тут было проблематично. Честно говоря, Лида надеялась, что кто-нибудь да проторил дорогу на окраину, но если даже и была раньше какая-то тропа, то три дня беспрерывного снегопада ликвидировали ее подчистую. Лида обула для путешествия в деревню свои самые теплые и высокие сапоги, однако тут нужна была обувка еще посерьезней. И она была почти готова к тому, что придется возвращаться домой несолоно хлебавши, но тут Костя, приткнув свою «Ниву» у магазина и заглушив мотор, вытащил из-под заднего сиденья лопатку и две пары невероятно высоких и больших валенок, а в придачу к ним толстенные шерстяные носки – тоже в количестве двух комплектов.