Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Ресницы Лорейн дрожат. На глазах появляются первые слезы, скатываются по горячей коже, застывают. Веки словно свинцом налитые, ядом сплавленные. Разлеплять их тяжело, будто перемазаны в патоке, но она пытается. Потому что сильная. Вспомнила, наконец. Она — сильная.
И голос узнала. Из тысячи же узнает, как забыть могла? И руки — нежные, успокаивающие, мягкие. Сама же их целовала когда-то, пьяной, кажется. В бреду.
Сейчас тоже хочется — в агонии. Ласкает изнутри, касается пальцами ушибов; боль — она такая, всеобъемлющая, константная, дышащая в затылок.
Боящаяся тепла.
— Знаешь что?.. Ты у меня молодец просто. Лучше всех.
Эмили улыбается. Тускло горит свет.
*
Лорейн лежит перед ней, выпрямленная и беззащитная, укутанная в полотенце, и смотрит, разглядывает лицо, словно в первый раз видит. Глаза тусклые, погасшие, куда там зимняя вьюга — так, талый снег и корочка льда, треснувшая, надколотая, а под ней бездна из боли и плавленого серебра.
Эмили нужно уйти, поискать таблетки, мази, одежду, но оставить сейчас Лорейн одну равносильно смерти для последней.
В комнате темно, лампы приглушены — может, она нажала не тот выключатель, когда входила, а может, так изначально задумано. Эмили вообще не помнит, чтобы видела Кларк при ярком свете. Всегда почти погасший, холодный, будто ей неуютно в своих квадратных метрах.
Неудивительно. Эмили задыхалась тут, хотя вся ее квартира была как одна ванная Лорейн. Но у себя она дышала — кардамоном, корицей, кондиционером для стирки, сладким запахом саше в обуви; здесь же не было ничего — только пустота и липкий стерильный запах, проникающий в кожу, раздражающий нёбо. Как будто она снова в операционной.
Рука Кларк царапает простынь, напрягается, лицо кривится; Эмили вскакивает, направляется обратно в ванную комнату, открывает многочисленные шкафчики, находит аптечку — большой плоский чемоданчик, похожий на кейс, с красным крестом наверху.
Новый, нераспакованный, словно стоит тут просто так, для красоты. Эмили закатывает глаза — пусть в ее доме лекарства разбросаны повсюду, зато они первой необходимости, а что вот она сейчас увидит — остается загадкой.
Откидывает крышку, испытывает облегчение: несколько рядов ампул на бархатных подушечках, шприцы в упаковках, наборы для капельниц, подписанные баночки с таблетками, перчатки, бинты и пластыри. Набор не для домашнего использования, не для новичка; что-то профессиональное, может быть, самосборное: списка, всегда прилагаемого к аптечкам, не обнаруживается.
Тащит чемодан в комнату, ставит на диван, чертыхается: ничего не видно. Ищет выключатель — Лорейн на кровати все еще не шевелится — находит, без предупреждения ударяет ладонью по тонким длинным пластинкам.
Лампы вспыхивают под потолком, раскрашивают реальность в багряно-серый; включают звук: хриплое, сбившееся дыхание Кларк, дождь по стеклам, кровяные нити на паркете. На самое большое пятно Эмили старается не смотреть — просто потому что рядом виднеется след от руки.
Как в фильме ужасов.
Только в фильмах ужасов не пахнет страхом, не душит неизвестностью, не скребет по органам; с фильма ужасов можно уйти или уткнуться в родное плечо рядом, спрятаться от страшных картинок.
Эмили наклоняется над Лорейн, осторожно берет ее за руку, встряхивает, разгоняя кровь. Вены прячутся, не хотят показываться. Закусывает губы, хмурится; в кулак ведь не сжать, больно будет до чертиков, значит, придется чуть ли не наугад. Догадывается быстро: перетягивает жгутом, слышит слабый всхлип, нашептывает, как старуха над заговором, повторяя одно и то же, по кругу:
— Потерпи, ну же, ну же, сейчас будет больно, а потом все пройдет, все пройдет, надо только потерпеть, давай же, я в тебя верю…
Видит слабую голубую полоску, придерживает руку одной своей рукой, второй — загоняет шприц. Ровно, точно, идеально. Сколько раз уже такое делала, не сосчитать. Кладет рядом, берет второй, считает до трех, колет в то же место. Больно, да. Наверное, был бы ультразвук, если бы у Кларк оставались силы.
Но их нет.
Сейчас, при свете, она похожа на труп. На куклу, испорченную и облитую сине-фиолетовой краской. Синяки по всему телу, кровоподтеки на животе, страшные гематомы на запястьях. Вывихов и переломов нет, спина целая, это Эмили сразу поняла, еще когда первый раз осматривала; но исключить мелкие вывихи она не может. По хорошему, отвести бы Кларк в больницу, но эта мысль приходит в голову слишком поздно. После того, как вколоты обезболивающее и снотворное. После того, как каждый синяк намазан мазью, а каждая царапина обработана.
Кларк смотрит на нее еще с пару минут, пытается протянуть руку, борется с сонливостью; и только когда Эмили шепчет «спи», позволяет себе провалиться в темноту.
А Джонсон давно усвоила: чем тише и податливее пострадавший, тем эффективнее лечение. И пусть речь идет лишь о синяках и ссадинах, принцип остается неизменным.
Вот только ей самой требуются все внутренние запасы, чтобы не свихнуться вместе с Кларк. Чтобы не закричать от страха, когда увидела Лорейн, лежащую на паркете, дрожащую и сдавленно кричащую. Красное на белом, лучшее сочетание, тогда казалось ей пугающим.
Как и тишина в телефоне. Шестое чувство. Интуиция, толчок в грудь, сквозняк в мнимых пулевых ранениях. Будто это ее нашпинговали пулями, превратили позвоночник в пыль.
Никогда не было такого, готова под присягой поклясться. Чтобы все рвалось внутри, тянуло за дверь, наружу. Бред это все. Чушь. Разыгравшееся воображение. Что она сказала бы Кларк?..
Совпадений не бывает. Таких — нет, не бывает отправленного набора букв, а потом тишины. Чужие пальцы скользнули по клавишам, отправили абвгдейку, а потом замолчали. Надолго. Почти на всю ночь. И все, что у нее осталось, — еще минуту назад самой счастливой на свете, — только перепутанный алфавит. Какие-то буквы, в которых она не разбирается.
Так не бывает. И интуиция не кричит, и атласные демоны, караулящие ее на подоконниках, не срываются с криком, не кружат над головой, не машут перепончатыми крыльями в японских узорах.
И Кларк не идет вслед за Чарли, опустив взгляд.
Теперь Эмили сидит на кровати, держа в руках заправленный шприц, гадая, нужна ли ей еще доза кеторолака. Решает, что нет — боится, что от боли загнанной под кожу иглы Кларк очнется и снова будет царапать простыни в попытках вытерпеть боль.
То, что она ненавидит это чувство, Эмили тоже схватывает интуитивно. Просто ловит страх, превращает его в черного журавлика и сажает к себе на плечо. Она-то уж точно ничего не боится. Даже когда Лорейн держится за нее ногтями, чтобы не упасть. Даже когда она почти несет ее на руках, стараясь лишний раз не шевелиться.
Самое страшное, что Эмили обнаруживает, это низ живота. Припухший, напряженный, в кровоподтеках. Словно специально целились, били кулаком. Ради чего? Она уверена, что внутренние органы целы, значит, просто так. Боится лишний раз прикоснуться, бежит на кухню за льдом, по пути выключает свет, закрывает входную дверь на замок, обращает внимание: цел, значит, Кларк сама открыла.
Прикладывает лед к животу, медленно, осторожно, промакивающими движениями. Пытается сложить мозаику, восстановить события: Кларк открыла сама или, может, кто-то чужой находился здесь так поздно.
Кто может быть в одной квартире с Лорейн за полночь?
Эмили смотрит на Кларк и думает, что скоро от нее совсем ничего не останется, только кожа и кости. Лорейн не просто худая — она тощая, словно вся состоит из сухих веток. Осенних, голых и хрупких. Когда она успела стать такой? Сколько прошло с того момента, когда они впервые увиделись в ее кабинете? Недели три, не больше. Эмили помнит, что Кларк не состояла из костей, обтянутых кожей, не была такой изможденной, выточенной; не было этих острых скул, впалых щек, черных провалов глазниц, едва заметной дрожи всего тела.
Пытается вспомнить, когда все началось. Мотает время назад. Удается трудно, память подводит, но картинку подбрасывает: сидящая на полу Кларк, лелеющая руку, и Эмили, неустанно повторяющая, что заживет.
