Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Происходящее словно мигает предупреждающими транспарантами с красными буквами.
Все привычное кажется слишком странным: от разложенных на хирургическом столике скальпелей (выложены так идеально, что хоть сейчас фотографируй и отправляй на конкурс) до трех десятков крошечных, в пару сантиметров, сверл: штопорных, осьевых и конусных.
Иногда Эмили кажется, что если ее разбудят посреди ночи, то она расскажет их все наизусть, начертит схемы и создаст макеты; а еще напишет к каждому краткое описание и рекомендации по использованию.
И пока Кларк придирчиво осматривает расчерченный квадрат, — как она и хотела, десять на десять мелкой сеткой, — Эмили очень быстро нажимает на педаль, проверяя скорость ответа.
В двух шагах от нее стоит, возвышаясь, капельница с четырьмя пакетами: зеленоватый мекамиламин, прозрачный физраствор и два бордовых прямоугольника, размашисто подписанных рукой Гилмора.
Мирно жужжит откалиброванная «Лейка», зажигаются экраны — по очереди, один за другим, расцветая всеми красками; Сара проверяет длинные тонкие иглы, несколько раз сжимает и разжимает трубку для контраста, что-то бормоча себе под нос.
Рискуя задеть халатом все столы и снести инструменты, Хармон пробирается к стоящему у пациента Гилмору, сует тому обернутую в пленку ручку — хирург расписывается, проклиная анестезиолога на чем свет стоит.
— Давайте побыстрее закончим. — Райли берет в руки скальпель.
На гладко выбритом черепе пациента появляется едва заметный круговой разрез, и сразу же, без промедления, кожа поддевается и отодвигается. Все происходит быстро и без задержек: здесь натянуть, тут подать, там сушить; и Эмили едва успевает менять тампоны, промакивая кровь.
С помощью шарикового сверла Гилмор делает пять отверстий, а затем очень осторожно, на низкой мощности, соединяет их линиями.
— Полностью же снимаем? — уточняет Райли.
— Угу, — кивает Кларк.
Эмили подхватывает щипцами фрагмент черепа, кладет его в кюветку с раствором, возвращается, снова сушит; Кларк тянет на себя лазер, запаивает сосуды. Пахнет горелой плотью, распиленной костью и почему-то — горькими травами.
Опухоль видна сразу, Эмили даже не нужно смотреть на экраны. Тяжелые, налитые метастазами виноградины вросли в мозг с правой стороны и дали первые ростки — даже на средних тканях видны воспаленные участки.
Райли присвистывает.
— Так, окей. — Кларк берет поданный Эмили лазерный скальпель. — Я начинаю сверху, забираю все, что вижу, потом вырезаем то, что возможно. Что невозможно — выжигаем, как на инквизиции. Готовьте дренажи и диксоний, три кубика.
Эмили вводит препарат в трубку, ведущую к капельнице, возвращается на место; Кларк, вглядываясь в объектив «Лейки», зажимом цепляет участок и резко, одним движением, отсекает опухоль. Стоящий слева от нее Гилмор буквально высверливает метастазы — похожие на проросшие ростки, они скукоживаются под воздействием высоких температур.
Операционная площадь огромна — Эмили впервые видит такое, чтобы сносили почти треть черепной коробки. Экраны не вмещают в себя все поле, поэтому изображение от «Лейки» передается к двум мониторам: на одном Лорейн с лазерным скальпелем и самой Эмили, постоянно держащей дренаж под крутым углом; на втором Райли с электродом, прижигающим каждый участок.
Когда основная часть удалена и Эмили видит пораженный мозг, Кларк командует будить.
Все дальнейшее сливается для медсестры в сплошную последовательность действий: задать вопрос, порасспрашивать, вдыхать запах жженой плоти, слышать звук сверла, а потом — мягкий звук шлифовки.
Кларк работает молча, изредка переговариваясь с Гилмором, но ни слова не говоря Эмили, и медсестра понимает: наверное, сейчас тот самый переломный момент, который показывает их уровень доверия.
И она оправдывает его — пусть неуверенно, волнуясь, но ничем себя не выдавая, подает инструменты, помогает с гемостазом — кровь шипит и бурлит, когда Кларк накладывает саморассасывающиеся пластины, закрывая глубокие раны без единого следа опухолей. С другой стороны «Лейки» Гилмор с Сарой делают то же самое — и руки хирургов иногда переплетаются, касаясь кончиками пальцев друг друга.
Эмили видит в этом что-то волнующее.
Где-то под самый конец операции, когда твердую мозговую оболочку уже зашили, но пластину на место еще не поставили, у Эмили освобождается пара минут — просто потому, что сушить оказалось нечего.
Тогда, раскладывая инструменты на столике, Эмили всматривается в лицо нейрохирурга: нахмуренные брови, чуть прищуренный взгляд, в серых глазах застывший талый лед; Лорейн работает медленно, но уверенно, словно повинуясь внутреннему ритму.
Так, будто родилась со скальпелем в руках.
Интересно, думает медсестра, подавая спиленную часть кости, почему именно нейрохирургия, почему именно в эту область, не кардио, не онко, почему именно мозг?..
И почему Чарли тоже отправился по стопам сестры? Кто из них был ведущим, а кто — ведомым?
Кто-то же должен был положить этому начало.
Из восьми экранов шесть начинают гаснуть — изображение постепенно размывается, тускнеет, а потом и вовсе пропадает; Эмили забирает оборудование, отсоединяет сверла, бросает их в контейнер; Лорейн накладывает последний шов, отрезает нить; Гилмор стягивает перчатки и маску.
— Мы закончили, — объявляет Кларк. — Джонсон, задержитесь. Поможете мне.
У нее хватает ума не спрашивать зачем.
В конце концов, Кларк же не останется здесь все убирать?..
Сара и еще двое санитаров, всю операцию мирно сидевших на стульях в углу, забирают Робинсона в реанимацию — по прогнозам восстановительный период займет в лучшем случае чуть больше двух недель.
Кемп заполняет бесконечные бумаги, передает их Хармону, затем Гилмору, и уже потом они отправляются в стопку, откуда Эмили, закончившая все дела в операционной, понесет их на стол к Лорейн.
Последнее слово и окончательный вердикт — успешный или неуспешный исход — остается за ней.
Эмили осторожно раскладывает инструменты по огромному, в человеческий рост, металлическому шкафу, в каждом ящике которого специальный раствор. Через какое-то время вернувшиеся санитары отправят их на стерилизацию; а пока она существенно облегчает им работу.
В предоперационном пространстве вовсю обсуждают прошедшую операцию — смех, гул и громкий голос Дилана доносится до медсестры даже сквозь плотно закрытую дверь.
Кларк стоит неподвижно, смотря в одну точку — на единственный работающий экран с последним, зафиксированным, кадром операции: вот ее зажим захватывает крупный участок опухоли и скальпель вот-вот отсечет ее.
— Доктор Кларк? — окликает ее Эмили. — Чем я могу вам помочь?
Хлопает входная дверь.
Они остаются одни.
Эмили достает огромные ножницы и разрезает пленки — на «Лейке», наркозном аппарате и на всем остальном, что было ей обмотано.
— Что я тебя просила сделать утром? — Кларк наконец отмирает.
— Если вы о влажности, то я проверила все двадцать раз, — отвечает Эмили. — Я уверена в своих действиях.
Лорейн снимает перчатки.
Пальцы, опухшие, покрасневшие, с трудом ее слушаются — нейрохирург демонстративно разгибает и сгибает их, пытаясь справиться с дрожью.
— Но…
Эмили была уверена: все было нормально. Не хорошо. Не плохо. Нормально. Приемлемо. Потому что ни один человек, стоящий так близко, как медсестра, не заметил бы трясущихся рук или неверных движений.
— Без комментариев. — Кларк бросает перчатки в контейнер. — Не знаю, Джонсон, где ты витаешь, но можно уже запомнить, что мы тут не коробки собираем.
Эмили подходит ближе.
— Как вы…
— Сама не знаю. — Лорейн грустно усмехается. — Наверное, на адреналине. А может, по привычке.
— Слушайте. — Эмили протягивает к ней руку, но Кларк делает шаг назад. — Давайте я приготовлю вам ванночку. Давайте я намажу кремом.
Кларк сейчас ее пошлет куда подальше.
Конечно, что она еще может сделать.
