Кружево - Конран Ширли (чтение книг TXT) 📗
Максина посмотрела в глубину высокого сводчатого туннеля: по обеим сторонам он до самого потолка был заполнен темно-зелеными бутылками с шампанским, образовывавшими какой-то причудливый узор. Внезапно Чарльз снова потянул ее в глубокую нишу и прижал спиной к меловой стене. Их бы обязательно тут увидели, случись кому-нибудь проходить мимо, но теперь Максине было уже все безразлично, так страстно она хотела Чарльза. Их страсть и напряжение дошли до верхней точки, и взрыв был подобен пробке, выстреливающей из бутылки шампанского.
16
Через три месяца после свадьбы Максина, к радости своей, обнаружила, что беременна. К сожалению, на протяжении всей своей беременности чувствовала она себя очень плохо, поэтому планы реконструкции и отделки шато пришлось отложить. И в «Парадизе» тоже она могла выполнять самый минимум работы. Тогда-то она и возблагодарила небо, пославшее ей флегматичную и упорную Кристину, которая теперь занималась всеми повседневными делами их фирмы. Чем сильнее раздавалась Максина, тем более вялой и сонной она становилась. «Я-то думала, что у меня всегда будет прекрасная фигура и вообще все и всегда будет в порядке, — кричала она как-то Чарльзу из-за двери своей ванной, — а теперь я похожа на корову и все время хожу как будто в летаргическом сне. Нет, и не думай сюда входить! Я сейчас втискиваюсь в этот противный бандаж. Наверное, на последних месяцах я вообще откажусь от одежды и буду валяться на диване голая».
У нее родился сын, которого назвали Жераром. Роды прошли очень легко. Счастливые родители радостно пересчитывали пальчики малыша и разбирались, на кого он похож.
— У него вылитый твой нос, — восхищался Чарльз.
— А ротик твой, — добавляла Максина.
— И волосики почти совсем как у меня, — говорил Чарльз, нежно поглаживая сына по мягкой светлой шелковистой головке.
— Никогда не думал, что буду столь счастлив от того, что стал отцом, — признался четыре месяца спустя Чарльз. Он оттянул кружевную кремовую ночную сорочку Максины и нежно поцеловал ее у основания шеи.
— Ну тогда, Чарльз, готовься к еще большему счастью.
Он резко выпрямился и удивленно-вопросительно посмотрел на нее:
— Господи… Не хочешь же ты сказать… Но ведь Жерару всего четыре месяца!
— Господь здесь ни при чем, — шутливо поддела Максина.
На этот раз роды были исключительно трудными. Мучительные схватки продолжались трое суток. В конце концов родился мальчик, которого окрестили Оливером.
Роды до предела вымотали Максину, и она впала в депрессию. При малейшем движении у нее начинало болеть все тело. Из-за любого пустяка она кидалась в слезы, могла ни с того ни с сего наброситься на Чарльза, нагрубить ему. Поскольку в глубине души она отлично понимала, что она — счастливая женщина, которой очень повезло и которой не на что жаловаться, то ее саму всерьез беспокоили эти приступы меланхолии. Что с ней происходит? По секрету от нее Чарльз поговорил с врачом насчет этих слез и вспышек раздражения. После рождения Жерара с Максиной ничего подобного не было. Врач ответил, что полностью оправиться после родов она сможет, наверное, еще только месяца через два. Может быть, в течение этого времени с ней мог бы побыть кто-нибудь, в чьем присутствии она бы немного взбодрилась, например, мать, или сестра, или подруга? Кто-то из тех, кого она хорошо знает и чье присутствие не будет для нее обременительно.
Как только врач ушел, Чарльз взялся за телефон. Пэйган все еще была в Египте, у Кейт никто не отвечал, а Джуди он застал дома с первой попытки. Чарльз объяснил ей, в чем дело.
— Ну, я не могу все бросить и сразу же приехать, — ответила Джуди. — У меня все-таки работа. Но мне полагается отпуск, а, кроме того, через два месяца я в любом случае должна буду приехать в Париж на демонстрации новых коллекций. Если хотите, я бы могла приехать недели на две раньше и прожить это время у вас.
Максина, услышав о предстоящем приезде Джуди, разрыдалась. Она не хочет никого видеть вообще! Уставший, не на шутку встревоженный всем этим, Чарльз забрал своих собак и отправился с ними на прогулку. Несмотря на дождь, гулял он очень долго. Ох уж эти женщины! Но проходила неделя за неделей, Максина постепенно приходила в себя, здоровье ее крепло, настроение улучшалось, и к тому времени, когда должна была появиться Джуди, Максине уже не терпелось снова увидеть подругу.
Каждое утро Джуди завтракала в отделанной голубым шелком спальне Максины. Сама Максина в это время лежала на вышитых кружевами подушках под складками голубого шелка, ниспадающего от закрепленной высоко над изголовьем кровати золоченой короны. Потом они отправлялись на небольшую прогулку, толкая перед собой по замерзшему саду две детские коляски. После обеда они усаживались в детской и болтали без устали.
Буквально с момента появления в доме Джуди настроение Максины заметно пошло вверх. Ей нравилась способность Джуди всегда смотреть в корень вещей.
— При тебе я становлюсь умнее, Джуди, — говорила Максина с восхищением и ноткой сожаления в голосе. — Ты умеешь как-то выделить самое главное, а не то, что просто кажется сегодня срочным и неотложным. И у тебя это получается как-то естественно, само собой. Мне приходится затрачивать для этого колоссальные усилия. На работе каждый день одни сплошные проблемы. И возникает сильное искушение отложить крупные в сторону: мелкими трудностями заниматься гораздо легче.
— Это потому, что ты толстая, ленивая и тебе страшно повезло с замужеством, — ответила Джуди.
— Я создана для семейной жизни, — тягуче произнесла Максина. — А почему бы и тебе не попробовать?
— Ну, потому что мне не нравятся ни слишком молодые, ни слишком старые. Мне нравятся мужчины среднего возраста, но никто из них не хочет признать, что он уже достиг среднего возраста.
— Нет, серьезно, Джуди, неужели у тебя нет своего парня? Ты никогда об этом не говоришь, но не может быть…
— Я знаю достаточно многих, Максина, но ни один из них меня особенно не интересует, вот и все. Иногда я с кем-нибудь встречаюсь, но, похоже, я никогда еще не влюблялась. Знаю, что другие женщины влюбляются постоянно. Но со мной этого почему-то не происходит. Да ездить мне приходится столько, что любой серьезный роман был бы невозможен просто по географическим причинам.
— Может быть, ты просто боишься Посвятить себя мужчине, отдаться ему?
— Чепуха. Брось это, Максина. Просто в жизни есть другие, более стоящие вещи… Мне ведь всего только двадцать два! Мужчины моего возраста не жалуются и не впадают в тоску, если они ни в кого не влюблены. По-моему, женщины придают любви слишком большое значение.
— Ты так говоришь только потому, что сама еще не влюблялась!
— Если не заткнешься, — по-дружески произнесла Джуди, — мне придется запустить в тебя этим бокалом шампанского. — Она подняла узкий, на длинной ножке бокал, по форме напоминавший цветок тюльпана. В нем отразилось холодное красноватое солнце, уже клонившееся за горизонт. — Кстати, почему у тебя в доме нет настоящих бокалов для шампанского? Как это получилось?
— Это и есть настоящий бокал для шампанского, — ответила Максина, сцепляя руки за головой и откидываясь на спинку кресла, на которую был надет малиновый бархатный чехол. — Настоящий бокал для шампанского не должен быть широким и мелким. В широком бокале никогда не почувствуешь букет вина. А кроме того, пню в нем больше соприкасается с воздухом и из него быстрее выходит газ. — Она зевнула, потянулась и почесала лежавшую перед камином черную кошку. — Видишь, я знаю о шампанском абсолютно все, так что даже тоскливо становится.
Джуди уставилась в яркое пламя, а потом обвела взглядом комнату и посмотрела на Максину.
— У тебя абсолютно все есть, — сказала она с усмешкой.
— А знаешь, как мне приходится ради всего этого работать! — Максина внезапно как будто бы обиделась, и даже кошка напружинилась от удивления. — Чертовски трудно вести дом и домашнее хозяйство, будь он большой или маленький. По-моему, бизнесом заниматься легче, там сразу видишь свои результаты. А домашнюю работу никто не замечает. Но, стоит только чего-то не сделать, сразу же все начинают жаловаться. На работе ты только восемь часов в день и пять дней в неделю. А домашней работой занимаешься по шестнадцать часов в день и круглый год, особенно если у тебя в доме маленькие дети. — Она вздохнула. — Но, по крайней мере, я теперь не испытываю чувства вины из-за того, что ухожу от детей на работу. Хотя сестрички Чарльза постоянно порицают меня за это. — Она успокоилась, успокоилась и кошка. — Помнишь, после рождения Жерара я тоже по непонятной причине впала на некоторое время в депрессию? Чарльз тогда был весь занят работой, домашние дела мне были уже не в новинку, ездить с официальными представлениями, как и в первое время после свадьбы, уже не было нужды… У меня тогда появилось чувство вины из-за моей депрессии. Мне показалось, депрессия доказывала, что у меня слабы материнские чувства, что я плохая мать. А иначе с чего бы мне впадать в депрессию, правда? Я ведь должна была быть счастлива, что у меня ребенок. — На лице у нее появилась ироническая улыбка. — Поэтому я начала взбадривать себя тем, что все время хватала кусочки между едой. Не то чтобы по секрету от всех, но тогда, когда этого никто не видел. Ну, ты сама понимаешь… Помнишь, что шоколад — это моя слабость? Я все время ела шоколадные пирожные, шоколадное мороженое, пила какао со сливками. Я еще люблю, чтобы сливок было побольше… Потом, когда я здорова прибавила в весе, я просто перестала становиться на весы. А потом я опять забеременела так быстро, что у меня появилось удобное оправдание, почему я… ну, я, конечно, никогда не называла себя толстой. — Она посмотрела прямо перед собой, продолжая машинально гладить кошку, лежавшую теперь у нее на коленях. — Потом как-то раз, когда я шла по улице, я вдруг увидела свое отражение в витрине и не смогла себя узнать! Это было настоящим потрясением. Я подумала: господи, скоро я стану такой же бочкой, какой была, когда впервые приехала в Швейцарию. Но тогда это была детская упитанность, которую нетрудно сбросить. А сейчас, после двух детей, врач предупредил меня, что похудеть мне будет очень трудно. — Кошка вытянула передние лапы, выпустила когти и вонзила их Максине в коленку. Та легонько шлепнула ее и продолжала: — Поэтому, чтобы не думать постоянно о диете, которую он мне прописал, я вернулась на работу в «Парадиз». Я проработала там целый месяц, изо дня в день, и к концу этого месяца, к своему удивлению, почувствовала себя снова счастливой! Мне некогда было есть, скучать, жалеть себя. — Она зевнула. — Поэтому, как только я перестану кормить Оливера, я опять вернусь на работу. Я уже обо всем подумала, посоветовалась с доктором. И мы решили, что детям лучше, если вокруг них не суетится круглосуточно толстая и озабоченная мать, которая постоянно не в духе. Шестнадцать часов в день дома — это больше чем достаточно.
