Сыщица начала века - Арсеньева Елена (книга бесплатный формат .txt) 📗
Навьюченная едой и питьем компания прошла метров двести от дома Тюлениных, свернула с тропки – и немедленно очутилась в настоящей глуши, среди нескольких берез, множества осин и прочей поросли, идентифицировать которую было уже нелегко, ибо почти вся эта поросль стряхнула листву. Впрочем, листьев все-таки еще дрожало на ветках вполне достаточно, чтобы повосхищаться их бледной, зыбкой, увядающей красотой. Инна и Алена усиленно восторгались, а Леонид, навьюченный огромным рюкзаком, в это время рыскал туда-сюда в поисках подходящей полянки.
Наконец полянка нашлась, да не простая, а снабженная маленьким деревянным столиком и лавками. Имелось даже кострище, а рядом валялись словно нарочно приготовленные колышки для того, чтобы укрепить в них шашлычные шампуры. Шампуров-то, кстати сказать, не было: Алена свои не привезла, уверенная, что они имеются у Тюлениных, а те отчего-то вытаращили глаза: какие у нас шампуры? Откуда?! Пришлось брать с собой из дому ножи и теперь обстругивать веточки, причем для замены нужны были не какие попало ветки, а желательно ивовые. Искали иву, нашли вербу, что, по сути, одно и то же. Впрочем, все это были приятные хлопоты, так же как и выяснение отношений с Леонидом насчет того, кто будет разжигать костер.
Если честно, Алена только и мечтала, чтобы эта участь выпала ей. Она обожала разводить костры! Но не станешь же в присутствии мужчины заявлять о некоторых своих неженских пристрастиях! Неловко. Еще обидится, что ему не доверяют. Ну а коли он сам нравственно попятился, тут-то женщина быстренько коня на скаку остановила!
Сначала Алена положила на тщательно очищенное от старого пепла и отсыревших угольев кострище несколько скомканных комочков бумаги (нарочно прихватила из дома газету). Потом осторожно присыпала их тоненькими и сухонькими веточками, которых насобирала довольно много, хотя на этой сыроватой поляне (предыдущие дни выдались дождливыми) они были на вес золота. Поверх кучки были шалашиком установлены прутики потолще, тоже максимально сухие, сверху – еще толще, тут уже и сыроватые допускались; потом дошел черед до откровенных дровец. Леонид приволок огромное бревно и начал было его пристраивать на самом верху, но Алена остановила его, погрозив пальцем.
– Сейчас, одну минуточку, – таинственным шепотом сказала она. – Пускай сначала разгорится.
Она достала из кармана коробок, присела, чиркнула спичкой и несколько секунд подержала ее в сложенных ковшиком ладонях, давая огоньку разгореться. И легким, радостным движением сунула в самую глубину одного из бумажных комочков. Сероватая газетная бумага вмиг стала живой, огненной. Ярко высветилось заглавие какой-то статьи: «Чупа-чупс шагает по Покровке», и Алена досадливо сморщилась. Ну просто продыху нет от этого Чупа-чупса! Жизнь испортил целому государству, а теперь норовит испортить такое волшебное занятие, как разведение костра!
Впрочем, тут Чупа-чупса ждала суровая неудача. Заглавие и сама статья мгновенно сгорели, и Алена забыла о нем, потому что вмиг занялись тоненькие веточки, словно бы покрылись огненной, живой, шевелящейся бахромой, и тотчас искры пробежали по дровам, а вслед за ними поползли языки пламени, и теперь уже этот великолепный костер, зажженный, заметьте себе, с одной спички, уже ничем, кроме Всемирного потопа, невозможно было погасить, и Алена великодушно разрешила Леониду водрузить на огонь его огромную дровину.
Фирменная «Хванчкара» в мрачной, тяжелой глиняной бутылке закрепила ощущение духовного и телесного блаженства. А довершили дело жареные «поросята» на ивовых прутиках…
Для тех, кто не знает: «поросята» делаются просто. Берется шпикачка, надрезается на обеих попках крест-накрест, насаживается на шампур или прутик – и держится две минуты над костром. Полное ощущение, что с концов расходятся в стороны толстенькие поросячьи ножки! Бока у шпикачки теперь румяные, корочка хрустит… этакий скороспелый шашлычок, который ничем не хуже настоящего, долгоиграющего! Отлично, если есть в наличии помидоры, огурцы, зелень, кетчуп. Нет – можно обойтись. Главное, чтобы было вволю вина или водочки, которой наша компания и шлифанула слишком быстро закончившуюся «Хванчкару».
Потом они пели.
Потом поочередно читали стихи, передавая их по кругу, словно трубку мира. Начинали медленно, неспешно, но вскоре «трубку мира» уже рвали друг у друга из рук, перебивали, торопясь прочесть, сказать, выразить любимое, наболевшее, накипевшее, затаенное…
Наконец горло у всех пересохло. «Хванчкары» давно не стало, закончилась и «Красноармейская».
Инна притащила огромный термос, чай в котором оставался огненным все эти два с половиной часа непрерывного кайфа. Разлили его в пластмассовые стаканчики и пили с чудом нижегородской кулинарии – «юмбриками».
«Раз в неделю надо поесть нормально, – сказала себе Алена, беря третий «юмбрик» и пытаясь припомнить, скольких порешила «поросят», но так и не вспомнила. – Может, даже и завтра немножко расслаблюсь. А в понедельник начнем худеть снова. Тыква и шейпинг, шейпинг и тыква…»
Вспомнив о тыкве, она с горя съела четвертый «юмбрик».
Наконец подчистили все, что брали с собой. Посидели рядышком, опираясь локтями на стол, словно трое удавов, которые объелись так, что с места тронуться не могут. А впрочем, у удавов нет локтей…
– Пошли, робяты, – с трудом поднялась Алена, чувствуя, что еще минута – и она уснет и свалится под деревянный столик. – Давайте подберем, что намусорили, – и по домам.
Шел уже пятый час, вот-вот должно начать смеркаться, однако на прощанье на небе сквозь разомкнувшиеся облака проглянула столь яркая золотистая полоса, что всем показалось, будто время решило повернуть вспять. И при этом заманчивом, обманчивом, переливчатом свечении угасающего для Алена совершила самую страшную находку в своей жизни.
Она собрала в большой пакет все недоеденное, а также пластиковую посуду и бутылки и пошла искать подходящую яму, чтобы захоронить там остатки пиршества. Следом Инна волокла кипу газет, ранее служивших скатертью. Проще всего их, наверное, было сжечь, однако Леонид уже рьяно тушил костер и никого к нему не подпускал. Отчего-то этот горожанин пуще черта боялся лесных – именно лесных! – пожаров, а потому гонялся с бутылкой воды наперевес за самой малой искоркой и заливал ее так старательно, словно именно из нее должно было разгореться пламя Октябрьской революции.
Подходящая яма нашлась метрах в двадцати от места пиршества. Она была почти до краев завалена палой осиновой листвой.
– Очень странно, – пробормотала детективщица, которая даром что была пьяна, а все же странности бытия не переставала фиксировать. С другой стороны, профессионализм и впрямь не пропьешь!
– Что именно? – с трудом фокусируя взгляд, спросила Инна.
– Да вот эти листья. Почему они все в яме? Почему их нет на земле?
Инна осмотрелась, медленно поворачиваясь и с помощью газет удерживая подобие равновесия. Отчего-то при взгляде на нее Алене вспомнилась сказка Юрия Олеши «Три толстяка», но почему именно, установить ей было уже не под силу.
– Я знаю! – пробормотала Инна. – Я догадалась, почему они в яме!
– Почему? – подняла брови детективщица, нежно прижимая к груди пакет с мусором.
– Их туда кто-то сбросил, – тщательно выговорила Инна. – Сгреб с земли и сбросил в эту яму-у…
– А зачем?
Инна осторожно сложила газеты на землю, села на них в позе роденовского мыслителя и стала думать. Думала она как-то очень долго. Алена ждала, ждала, потом заглянула подруге в лицо.
Инна спала.
Вот те на! Кто же даст ответ на вопрос, зачем сгребли все осиновые листья с земли в радиусе десяти метров и сбросили в яму?!
Пришлось поднапрячься самой. Спустя некоторое время возникло два варианта ответов. Первый: ни за чем. В том смысле, что людям делать было нечего, ну вот, они просто так собрали листья с земли и просто так сбросили их в эту яму. Потом им надоела сия пустая забава, и они ушли. Вариант второй: в яме что-то лежало, что надо было укрыть. То есть люди собирали листья и сбрасывали их туда не просто так.
