Смерть супермодели (ЛП) - ДеМайо-Райс Кристин (е книги TXT) 📗
Вместо того, чтобы заметить и исправить ее предположение о том, что он уезжал в Китай, он сказал.
— Если вы производите больше, то переезд будет стоить дороже.
Она должна была помнить, что он работал в хедж−фондах, в мире цифр, не в производстве.
— Самая большая стоимость производства чего−либо — это установка оборудования. Таким образом, чем больше вы делаете, тем больше распределяется стоимость. Тысяча пар штанов будет стоить меньше, чем пять пар.
— Но твоя востребованность терпит крах.
Она сглотнула. Он был прав, и говорил как раз о том, о чем она спорила с Руби с самого начала, когда та хотела звонить на все китайские, турецкие и пакистанские фабрики, с которыми она когда−либо работала в «T&C».
— Я бы хотела присмотреться к этому варианту. У тебя остались там хорошие контакты?
Он сел и обнял свою жену, она в ответ положила ему руку на колено.
— Я был в Северной Европе. Делать там перчатки тебе не по карману.
— Бобби ездил по делам фонда помощи, который я организовала для девушек, оказавшихся в ужасных ситуациях у меня на родине. — Сказала Иванна.
— О… — Лора не знала, что спросить в первую очередь. Не сболтнуть об фонде «Белой Розы» Томасины её удалось. Не хотелось слишком торопить события. — В Чехословакии?
— Это место для меня мертво, — ответила Иванна. — Он был в моем настоящем доме.
Лора кивнула.
— Да, ты говорила…
Боб прыснул от смеха.
— Ивана не рассказывала о прогулке с матерью до Восточной Германии? Хорошие времена, детка. Хорошие времена.
Иванна хлопнула себя по колену.
Лаура подумала, что за двадцать пять лет в одном из самых интернациональных городов мира она никогда не встречала более двух человек, живших в Восточной Германии.
Она чуть не уснула в поезде.
Вообще−то, это было бы неплохо, ведь дома в лучшем случае было бы неприятно, а в худшем — драматично. Даже если все ушли и дом был пуст. Возможно, Руби все еще была в Южном Мидтауне, а мама сидела в комнате ожидания, комкая ткань в узлы. Тогда было бы тихо, и Лора могла, лежать и смотреть в потолок не беспокоясь, и никто бы не превратил бессонную ночь в трагикомедию.
Вокруг вилось слишком много нитей, но они никак не сплетались в одну паутину. Немецкий фонд, к которому приложили руки и Томасина, и Иванна. Модели «Пандора». Рольф, брат умершей, появляется с девушкой с глазами−фрикадельками из каталога. И, конечно, Руби, с ядом на всей раковине, совершенно не похожая на себя. Если бы Руби собиралась кого−то убить, она бы заставила какого−нибудь парня это сделать. Она никогда сама не соображала в химии, и Кангеми, должно быть, знал об этом, потому что ничего не предвещало арест, больше было похоже на то, что сестру специально для чего−то удерживают.
Глава 13
Лора проскочила мимо фургона со СМИ, припаркованного через улицу. Полицейская лента все еще была натянута на двери, ведущей в садик. Она поднялась в мамину квартиру, они сидели за обеденным столом, грустные, уставшие, с опухшими глазами и очень обиженным видом.
Руби кинулась к ней с объятиями, а мама пошла на кухню за еще одной чашкой.
Ни Лора, ни Руби чай не любили, за исключением странного красного африканского сорта, который подают в клубах с оборотом по тридцать тысяч долларов в год, они грели руки чашками с горячим чаем и сахаром, положенным по маминому усмотрению.
— Они взяли у меня мазок, — пожаловалась Руби. — Знаешь, как это было унизительно? Они надели перчатки и стали царапать мне щеку, и дядя Грэм позволил им.
Она заплакала.
Лора подняла руку.
— Если собираешься устраивать драму в стиле CBS, я иду спать.
Поразительно, но ни мама, ни Руби с ней не стали спорить — она поняла, что это потому, что они были совершенно растеряны. Она стала главной. Это было все равно, что посадить за руль слепого.
— Руби, я хочу просто тебя спросить, — сказала Лора, стараясь подобрать правильные слова, — ты руководила модельным агентством с несовершеннолетними девушками с Томасиной?
— Когда бы у меня было время этим заниматься? Я все время работала над «Портняжным сэндвичем».
Лора так не думала. Руби, легко могла выкроить пару часов и управлять одним или двумя агентствами на стороне: несколько телефонных звонков, несколько воздушных поцелуев на вечеринке, чтобы адвокат составил один или два контракта.
— А Томасина?
Руби покачала головой.
— Нет.
— А как насчет фонда «Белой Розы»? Для сирот в Восточной Европе? Это было в деле Томасины, и я только что узнал, что Шмиллеры тоже в этом замешаны.
Мама суетилась с чайными ложками и сахаром.
— Я не хочу, чтобы ты расстраивала свою сестру, дорогая. У нее был плохой день.
Лора никогда не была из тех, кого сдерживала мама.
— Она занималась им одна или с кем−нибудь? Или этим кем−то была ты?
Руби ответила кратко, как человек, у которого нет другого выбора, как только подчиняться, для своего же блага.
— Я не знаю, не знаю, и нет.
— Разве вы не жертвовали в этот фонд?
Руби фыркнула и кивнула, шумно цедя по каплям чай.
— Мы вообще−то обе сделали пожертвования.
Она почти забыла — обед и речь до того, как Руби и Томасина поцеловались и помирились, в то время как Лора сидела и давилась от обиды. Модель, пережившая всеобщее недовольство публики и едва не потерявшая Рокель в качестве агента после того, как скинула Руби с подиума, пригласила их на обед и рассказала свою историю. Томасина не была злой. У нее было много мыслей, особенно о ситуации в Восточной Европе с красивыми молодыми женщинами. Ужасные страдания. Изнасилования. Убийства. Последствия войн и худшее, конечно, экономические бедствия, которое западный мир игнорировал, потому что жертвы были белыми и красивыми. Страдания молодых девушек в странах третьего мира, в Венгрии и Словакии, были жестокими, даже, по−видимому, в сравнении с тем, что происходило в Африке и арабском мире. Лора пришла в плохом настроении, и полная решимости оставаться в таком состоянии, молча, терзала еду на тарелке. Руби, благослови ее Господь, прослезилась над её историей как дождевое облако. Несмотря на свое хладнокровие и репутацию, Лора не выдержала слез сестры и подписала чек.
— Была еще брошюра, да?
— Да, у меня лежит. — Руби махнула рукой вниз. — В коробке в моей квартире.
— Ну, это может подождать, — сказала мама, забирая все три чашки одной рукой. — Полиция все там опечатала. Дядя Грэм может помочь вам пробраться туда. Мы позвоним ему завтра.
Лора посмотрела на Руби, дядя Грэм может спать допоздна, несмотря на все заботы.
Мама протестовала на каждом шагу. Во имя хорошего ночного сна. Во имя собственной защиты. Во имя их гарантийного депозита. Во имя закона.
В квартиру Руби был только один путь, по которому можно было пройти, не нарушив полицейских печатей, и он шел через чулан для метелок. Дом строился по вертикальному принципу. В подвале располагалась кухня, этаж выше, выходящий на крыльцо, был отдан под жилые помещения, а на верхних этажах располагались спальни. Он был предназначен для одной семьи с кухонным лифтом, чтобы передавать еду. Но во время Великой депрессии нижний этаж был переоборудован в отдельную квартиру, лестница была закрыта. Пространство под ступеньками на верхнем этаже было переделано, добавили пол, двери и стены. В квартире Руби внизу было два шкафа: исконный, который был под лестницей, идущей с верхнего этажа, и один над лестницей. Если открыть двери старого шкафа, можно было найти ступеньки, которые сестра переоборудовала под полки. Если бы Джимми их разобрал, то получился бы один большой длинный шкаф, но он, на их удачу, этого не сделал.
Лора как ураган ворвалась в шкаф для метел и вытащила десятки чистящих средств, неописуемое количество обувных коробок, набор старинных чемоданов «Samsonite», с которыми уже никто никогда не поедет путешествовать, и рулоны стеллажной бумаги. Как только пол стал чистым, она осмотрела его края. Абстрактный линолеум из пятидесятых свернулся в углах, где клей отклеился от палки, и она была уверена, что грязь, которую она только что стерла, была здесь пятьдесят лет. Она ухватилась за самый многообещающий угол и дернула его как можно дальше и Лора сделала так же на других углах, производя треск, треск, хрюканье, что заставило ее радоваться, что стены между зданиями были каменными. Последний кусок оказался самым крепким, и её пришлось использовать плоскогубцы, чтобы оторвать линолеум от его места. В конце, в проеме шкафа не осталось ничего, кроме двухметрового куска линолеума, прикрепленного к центру шкафа, и сморщенного старого пола. Попасть вниз было невозможно.
