Туман и гроза (СИ) - "Lacysky" (полная версия книги txt) 📗
У него ощущение, что теперь все ждут чего-то именно от Службы и стражей, которых сами же многие кляли от всего сердца, плевали в спины и старались держаться как можно дальше. А теперь оказывается, что худшие подозрения магов подтвердились — вся угроза от самого мира теней и их злой и тёмной природы.
Вот только и справиться с этим могут сами стражи.
Ко всему прочему он видит, что притихший Кирилл с посеревшим лицом сам не свой после гибели Сары, а рукава косоворотки натянуты до середины ладони, явно скрывая что-то. Нет времени ни на скорбь, ни на оплакивание потерь, но ещё он знает, что сейчас Кирилл может быть опасен — и в том числе для самого себя.
Ослабленный после двух схваток и выплеснутого огня, он сейчас податлив для влияния внутреннего монстра.
И если Кирилл был тем, кто готов вытащить из дымчатого и тусклого мира теней, то Николай ни за что не даст ему провалиться в чёрную бездну отчаяния и горькой пепельной вины.
Они якорь друг для друга, и неважно, что вокруг — угроза из черно-белого мира или боль от смерти близкого человека.
Николай будет рядом, стоит Кириллу просто дать любой знак.
Впрочем, иногда помощь больше всего нужна, когда её не просят.
Шорохов в чёрной форме, с прямой спиной и тростью вышагивает по зданию, как хозяин по псарне, едва удостаивая вниманием хоть кого-то вокруг. Мимо курящих в коридоре печатников, шумных закутков кухни с запахом кофе и трав и распахнутых сейчас дверей офисов.
Его провожают настороженными взглядами и тут же возвращаются к своим разговорам.
Николай, следуя за ним чуть за спиной и бок о бок с Кириллом, ощущает себя тайным смотрителем брошенных владений в пропыленной форме и с обтрепанным сердцем, который теперь знает больше вернувшегося из забытья начальника.
Чувствуя на плечах давящую груду ответственности, а внутри — царапание коготков тревоги и даже страха, он на ходу коротко и быстро отвечает Варе, которая ни капли не смущается восхищенных взглядов себе вслед.
— Общий сбор через полчаса в конференц-зале. Печатникам быть настороже. Яков, если хочет что-то обсудить, пусть приезжает лично, у меня тоже есть несколько вопросов. С Амандой свяжусь позже. По Академии присылай материалы на почту, как есть, разберёмся. И, Варя…
— Да, Николай Андреевич?
— Кофе, пожалуйста.
— О, конечно, сейчас всё будет.
Шорохов уже устроился в своём кабинете в удобном и потертом кожаном кресле, а вслед ему бесшумно просочился чёрный пёс, чьи глаза влажно блестят в полумраке и огне ламп. Николай рукой перегораживает проход Кириллу, аккуратно прикрывает дверь и ловит удивленный взгляд друга, пока закуривает десятую по счету сигарету, и дым плывёт во тьме между ними.
— Прекрати делать вид, что всё в порядке. Не справляйся с этим один.
— Думаю, сейчас нам надо сосредоточиться на некоем гениальном плане.
Николай отлично знает, что временами из Кирилла не вытянуть ни слова, если ему взбрело в голову играть в молчанку. А ещё он отлично помнит до одури и каленых жгутов внутри первые дни после пропажи Киры.
Тогда всё казалось дурным сном и плохо разыгранным кем-то кошмаром в чёрно-белом обрамлении немого кино. Он сам тогда на часы выпадал из реальности и не мог потом вспомнить, как дошёл от пустой спортивной площадки после занятий до мужской раздевалки и душа.
Он справлялся один, и это казалось необходимостью — хотя мама с бессонницей и слабым сердцем ещё была рядом и старалась изо всех сил быть сильной ради сына. Жаль, что её сердце всё-таки медленно угасало и слабело с каждым днём, а спасительный трудоголизм и непростая работа фармацевта обернулись пошатнувшимся здоровьем.
Но сейчас их двое.
Пусть Николай едва знал Сару, а последние события прямо указывали на её немалое и неприятное участие, но она была близка Кириллу. Наверное, как сестра, за которой тот недосмотрел. Как сам Николай когда-то.
— Что с твоими руками? Показывай.
— Ничего существенного.
— Кирилл, хватит. Думаешь, мне легче видеть, как ты уходишь от ответов, чем знать саму проблему? Чешуя, да? Она стала хуже?
— Я бы назвал это по-другому.
Кирилл закатывает один рукав, и кожа под ним похожа на обгоревшую головёшку с тлеющими угольками где-то под кожей. Словно чёрная шершавая кора покрывает её от запястья до плеча, и пальцы даже выглядят искусственно приставленными. Живая и тёплая плоть, ставшая продолжением омертвевшей, сейчас явно тяжело сгибающейся в локте.
По крайней мере, Кирилл ещё удерживает тлеющую сигарету и случайно — или от досады и горечи — сыпет на пол крохотными искорками.
— Я не хочу становиться таким как этот маг-тень, но, возможно, он прав. Возможно, меня ждёт та же участь монстра, который скрывается между миром людей и теней без права на нормальную жизнь. Чем дальше, тем быстрее она подчиняет меня себе. Два года с монстром между рёбер даже слишком много, не находишь? А я-то глупо надеялся, что смогу удержать всё под контролем.
— Просто помни, что я рядом. И, кажется, пора узнать историю этого ублюдка.
Кирилл едва дёргает уголками губ в подобие кривой усмешки, на которую нет сил, и подныривает под руку Николая в кабинет к Шорохову, который всё это время наблюдал за прикрытой дверью с холодным любопытством естествоиспытателя. Трость вращается в его пальцах, а свет отражается на металле дорогого портсигара с эмблемой Службы.
— Вы закончили шептаться? Тогда давайте к делу.
— Давайте, — Кирилл усаживается прямо на стол, опираясь одной ногой на пушистый ковёр. — Что это за хрен со сворой теней? Что у него за старые счёты то ли к вам, то ли к нам?
Пёс, ощутив какое-то недовольство на своего хозяина, поднимается лоснящейся чёрной громадиной и низко рычит. Кирилл равнодушно выпускает вниз в него струйку дыма, а Шорохов только цокает языком.
Николай спокойно листает документы на почте, но откладывает телефон в сторону, когда вместо дыма и рыка начинается нормальный разговор, и за долгое время Игорь Евгеньевич говорит спокойно. На равных с двумя стражами, которых сам же воспитал потом и кровью.
Он кидает на стол тонкую коричневую папку из Архива, Кирилл быстро листает материалы в ней под короткий рассказ.
— Знакомьтесь. Олег Григорьев, бывший страж-милин. Я не знаю, что он сейчас затеял, но всё сводится к одному — к миру теней и противостоянию милинов и сухри в нём.
— В Службе есть и те, и те, — резонно замечает Кирилл. — В чём проблема?
— Крайне мало — и это сейчас. А двадцать лет назад и вовсе были единицы, потому что считается, что мир теней отзывается только сухри. Вам ли этого не знать.
— Григорьев хотел стать стражем? — уточняет Николай. — В чём проблема?
Шорохов тяжело встаёт и подходит к широкому шкафу-картотеке у стены и вставляет маленький ключик в один из ящичков между каталогом трав мира теней и рецептов с вытяжками яда. Лёгкий щелчок и облачко дыма — и ящичек-иллюзия испаряется, открывая потайной кармашек с ровной стопкой деревянных табличек. Такие Кристина и Саша изучали долгими вечерами в Архиве, а потом бурно обсуждали, что на них написано.
Николай быстро отправляет Саше сообщение, пока на столе Шорохов выкладывает пасьянс из выжженных по дереву записей кого-то из стражей. Под заклинанием дощечки нагреваются, и пахнет можжевельником и хвоей, а ещё — сладковато маслом, которым пропитана и форма стражей.
— Вот проблема. Это записи одного стража девятнадцатого века, который открыл, что мир теней не просто многослоен — он скрывает что-то ещё. Здесь, — Шорохов поочередно указывает на дощечки, — его записи. Я смог расшифровать не все. Именно их когда-то нашёл Олег и стал одержим идеей, что в мире теней…
— Скрыт ещё мир духов воды и воздуха? — Николай озвучивает то, что рассказал в клубе Саша после их исследований с Кристиной.
— Да. И если до него дотянуться, то и милины получат большую власть над миром теней, смогут узнать его тайны и могущество. Как некоторые в это верят.
Николай смотрит на Шорохова с некоторым ужасом и безумной, совершенно безумной догадкой, от которой стынет кровь. Он всегда считал его если не эталоном наставника, то тем, кто вёл их к знаниям, кто давал тяжёлые уроки выживания с целью воспитать хороших стражей.
