На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия (список книг .TXT) 📗
Юлиану расталкивали, хлопали по щекам, плеснули в лицо ледяной водой (взбрело же кому-то в голову снег растопить!).
— Вставай! Просыпайся! Время вышло!
Вышло и не попрощалось. Вот ведь свинство!
Отфыркиваясь от воды, Юлиана пришла к выводу, что ее дружбе со временем настал конец. А еще чётко осознала: если она сейчас же не поднимется, то примерзнет к траве, превратится в ледышку и потом будет долго и мучительно оттаивать под издёвки верноподданных псов.
Киприан помог ей встать, обхватив за пояс. Набросил на хрупкие плечи пальто, неумело натянул шапку ей на уши и потребовал показать руку.
Юлиана до последнего не верила. Чтобы какая-то баня, пусть и самопарка, была способна принести исцеление? Да не смешите вы Кекса с Пирогом!
Однако ее скептицизм засох на корню, едва отвернули рукав сорочки. От язвы не осталось и следа. Кожа — гладкая, как у младенца, с едва заметной сетью жилок на запястье — как будто светилась.
Киприан не сдержал облегченного вздоха. Значит, скрытые резервы пробуждать не нужно. Ему не придется принимать третью ипостась — облик Незримого — чтобы вытравить метку. Преображения на грани невероятного чреваты самыми непредвиденными последствиями. Это знает любой, кто родом из Энеммана.
Он не стал противиться мгновенному желанию, поднёс запястье Юлианы к губам и поцеловал там, где ветвилось тонкое древо сосудов.
— З-з-зелень сушеная! — нарушила их идиллию Пелагея. Метель сделала из нее вылитую снежную бабу. — Домой не пора?
Помимо отменного ночного зрения и способности растапливать снег в лютую стужу, Киприан обладал еще одним замечательным даром. А именно, возводить щиты, заслоны и купола. Один такой заслон он возвел вокруг себя и Юлианы, чтобы их окончательно не замело. Пелагее повезло меньше.
Она прищурилась и задрала голову. Ни зги не видать. Вьюга проглотила луну (приятно подавиться!) и, подвывая, грызла белыми зубами лес. О щит Киприана она, ясное дело, зубы обломала.
— Извините, что вклиниваюсь в столь неподходящий момент, — сказала Пелагея. — Но не могли бы вы подвинуться?
Она влезла под защиту прикрытия между Юлианой и человеком-клёном, произвела рокировку, чтобы Киприан оказался впереди, и дала последние указания:
— Веди нас!
Увязая в сугробах, они прорывались сквозь бурю и мрак. Пелагея вслух мечтала об уютном иглу, которое бы возникало во время пурги само собой. Юлиана жаловалась, что в ее сапоги набивается снег, и возлагала надежды на то, что однажды к сверхспособностям Киприана прибавится левитация. А Киприан набрал в рот воды и был чересчур уж скуп на слова. В диком завывании метели ему отдалённо слышался чужой голос.
Они добрались до дома спустя невесть сколько времени, потому как хронометр Пелагеи резво выпрыгнул их кармана и приказал долго жить, едва она споткнулась о занесенную снегом ступеньку.
Бледная, как моль, Марта в светло-серой рубашке до пят брела из кухни, непревзойденно справляясь с ролью призрака в доме ужасов. Разве что цепью не гремела. На диване, крестообразно сложив руки на груди, спала Теора с бдящим на посту преданным Эремиором. Из кладовой доносился непонятный шум. В банке на столе бились неправильные светлячки (кто бы им втолковал, что зимой положено впадать в спячку?). Кот, малость осоловелый после метели, сверкал в полутьме глазищами, ища, кого бы отправить в иное измерение.
Юлиана поставила сапоги на обувную полку, обвела взглядом эту немую сцену и усмехнулась. Во всём теле она ощущала небывалую лёгкость. Словно заново родилась.
Пелагея на цыпочках прокралась к своему излюбленному уголку с одной-единственной целью: окуклиться в одеяло и хорошенько вздремнуть.
Только Киприана никак не оставляло беспокойство. Он застыл в сенях и прислушался: сквозь стенания бури всё отчетливее звучал звериный, леденящий душу вой. Что за окном — не разглядеть. Чахлый, водянистый свет подвесного фонаря над калиткой терялся в беснующейся стихии. Ни земли, ни неба — сплошь снежное месиво. Кого в такую погоду нелегкая принесла?
Ответом был удар и громкий возглас Юлианы. Она упала на колени посреди гостиной. Плечи разогнуты, корпус отклонен назад, суставы рук вывернуты под неестественным углом. Сознание раскраивают десятки визжащих электропил, и начинается агония.
Крик — животный, пронзительный — рвётся из груди, терзая внутренности, раздирая сведенное спазмом горло. Перед глазами разбрызганы кровавые пятна. И нет на свете иной правды, кроме этих пятен, кроме адской, разъедающей боли. Боль мечется по обрывкам нервов. Льётся наружу громкими стонами, нестерпимо пульсирует в висках.
Юлиана не слышит себя. Она уже ничего не слышит. Всю радость, которая наполняла до краёв, кто-то жадно высосал. Выпил, как воду из звёздного колодца. Смысл жизни растоптан, перечеркнут грубым росчерком.
Она знает, чей это росчерк.
Мерда зовёт ее из мрака. Нужно покориться. Нужно завершить то, ради чего она явилась сюда.
Призрачная Марта, Теора-покойница, ожившая черная статуя в лице Эремиора, кот-потрошитель. А вдобавок еще и душераздирающий вопль в ночи. Теперь дом Пелагеи мог по праву считаться домом ужасов. Никто бы даже спорить не стал.
Когда стены сотряслись от крика, когда эхо размножило этот крик под потолком, Марта приросла к месту. Покойница восстала из мёртвых, статуя-охранник пришла в движение, а Пелагея свалилась с койки и тотчас побежала зажигать лампу.
В углах шевелились текучие кляксы теней. Шевелились и вставали дыбом волосы на головах. Кекс с Пирогом, против обыкновения, не сорвались на лай, а тихо-тихо залегли за бадьёй с пшеничными проростками.
Охваченный холодной дрожью, Киприан метнулся к Юлиане. Но та уже вскочила на ноги и устремилась к дверям. Еле удалось перехватить ее у порога и оттащить назад — такую прыть она развила! Сейчас ею правило лишь одно желание: покончить с этой треклятой жизнью, положить конец страданиям, избавиться от невыносимой муки. Мерда легко исполняет подобные просьбы.
— Остановись! Не смей! — крикнул Киприан и дёрнул Юлиану за отворот сорочки. Ткань затрещала, порвалась, обнажив плечо.
В сенях клубилась темнота — хоть ложками черпай. Однако это не помешало ему увидеть, что язва появилась вновь. Прожгла кожу на предплечье, расползлась нарывами выше по локтю до самых ключиц. Сплела кроваво-бурые выросты в жуткое ожерелье на груди и неумолимо подбиралась к сердцу.
Вскипая, лилась по телу жгучая боль, и с нею наравне росла неподвластная контролю, нечеловеческая сила. Влекомая зовом Мерды, Юлиана вырвалась и бросилась к двери. С лицом, искаженным дикой гримасой. C искусанными в кровь губами, без доли разумения в глазах.
Киприан одним прыжком очутился перед выходом, заступил ей дорогу. Схватил и не отпускал, невзирая на ярые протесты.
— Никуда ты не пойдешь, — сказал он с решимостью. Юлиана шипела от боли, выгибаясь в крепком кольце рук. Времени на раздумья было в обрез.
— Пелагея! — распорядился Киприан. — Уведи их в тайную комнату! И сама уходи. Вам лучше этого не видеть. И не слышать…
Пелагее надо отдать должное. Хоть ее и клонило в сон, она не растерялась — моментально всех организовала. Можно сказать, в шеренгу построила и дружной колонной направила на второй этаж. Включая Кекса с Пирогом.
Мерда в эпицентре бури испустила яростный, оглушительный вой. Стены дома отозвались перекатным эхом. На столике близ окна раскололась ваза с сухой полынью.
— Пусти-и-и! — скорее прохрипела, нежели крикнула Юлиана. Попытка высвободиться успеха не возымела.
Ее тело горело огнём. По венам вместо крови струилась жидкая лава. Казалось, еще немного — и прожженная насквозь кожа вспыхнет, как брошенная в костёр картонка.
Странно и страшно было для Киприана смотреть, как мучается рядом любимый человек. Ее жар словно перетекал к нему, причиняя почти физические страдания.
— Я готов принять твоё проклятие в себя, если ты позволишь, — прошептал он. — Просто не сопротивляйся.
