Проклятье Ифленской звезды (СИ) - Караванова Наталья Михайловна (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Шеддерик так ничего больше и не сказал. Вышел, оставив её обессиленно сидеть в кресле и смотреть, как медленно разгорается за окнами рассвет.
Темершана выскользнула за дверь почти сразу за ним. Она не желала оставаться без ответа. Пусть теперь ещё долго не сможет спокойно разговаривать с чеором та Хенвилом.
Ведь он прав. Ненавидеть всех ифленцев было намного проще, чем одного.
Но в тот момент она думала только о том, что благородные чеоры скажут друг другу, и как их разговор отразится на Алистери та Дирвил и других домочадцах благородного чеора. И ещё — не сочтет ли Ланнерик та Дирвил, что она не сдержала обещание.
Правда, врываться в кабинет наместника она не сочла возможным. Пришлось ждать в большом каминном зале, в том самом, где вчера — с ума сойти, только вчера! — она встретила Кинрика и предложила ему ускорить свадьбу.
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Тот, кто спокоен, тот защиЩён. Вот со спокойствием у Шеддерика в последние дни происходил серьёзный непорядок. Нет, ему-то самому буквально до вчерашней полуночи казалось, что всё он делает правильно, вовремя и так, как надо, а с ума сходит и рушится исключительно окружающий мир.
Когда вчера покойный та Нурен назвал имя Ланне среди прочих участников штурма цитадели, Шеддерик не поверил и помчался к старому другу больше чтоб убедиться, что полусумасшедший, пьяный бывший адмирал или ошибся, или соврал нарочно. И когда та Дирвил ни словом не возразил на всё — надо сказать, довольно жёсткие и необдуманные — обвинения, это оказалось куда большим ударом, чем если бы Ланне возмутился, оскорбился или даже вызвал Шеддерика на поединок. Хоть поединки морским уставом и запрещены, а тайной управе и всем её офицерам должно неукоснительно следить, чтобы это положение безоговорочно выполнялось, Шеддерик бы обрадовался такому повороту. Ланне ему всегда нравился. И хотя после возвращения из Коанеррета виделись они крайне редко, Шедде продолжал считать та Дирвила другом.
И вот — такой поворот. И глухая злость, появившаяся вчера, после короткого, но эмоционального разговора на крыльце дома та Дирвила, никуда не исчезла. А после встречи с Темершаной, кажется, ещё и разрослась, правда, помножившись на досаду.
Он смутно собирался дать Ланне возможность покинуть Тоненг во время праздника.
Официального разбирательства всё равно он устраивать не стал бы, но уж оградить мальканку от такого знакомства чеор та Хенвил был в состоянии.
И уж к чему он точно не был готов, так это к тому, что Темершана вдруг вступится за Ланне. Да ещё так искренне, словно успела забыть, за что именно Шедде собрался с него спросить.
Это было неприятно и походило на фарс, и прежняя горячая злость утихла, сменившись горечью и ощущением провала.
И зачем Ланнерика вообще принесло в Цитадель? Решил всё-таки оправдаться?
Из скупого рассказа рэты стало ясно, что особо винить его даже и не в чем. Сколько ему было лет тогда? Семнадцать? Восемнадцать?
Впрочем, сам-то себя Шедде и в восемнадцать считал человеком, отвечающим за свои поступки и дела.
Находясь в этом странном, словно раздвоенном настроении, та Хенвил и вошёл в кабинет наместника. Ланнерик встал навстречу.
Он был собран, строго одет в старый офицерский мундир без нашивок и знаков отличия — может быть, потратил целый вечер, чтобы их спороть.
Он, видимо, что-то решил для себя важное. И пришёл не за советом, помощью или чем-то подобным, нет, он пришёл именно за подтверждением. Смотрел отчуждённо, даже словно бы слепо. Приветственный кивок Шеддерика и вовсе проигнорировал.
Шеддерик прикрыл за собой дверь и, чуть склонив к плечу голову, стал ждать, что будет дальше. Помогать Ланнерику он не собирался.
Он всё-таки склонялся к тому, что Ланне, весь день предоставленный самому себе и своим мыслям, мог додуматься до хоть и запоздалого, но вызова. Который — дело чести офицера! — придётся принять и потом позориться, отметившись или «благородным» промахом, или не менее благородным, но ещё более унизительным «попаданием».
Ланне молча снял с пояса ножны и положил на пол, к ногам Шеддерика.
Спрямлённая абордажная сабля звякнула, выпав из ножен на два пальца.
Н-да. А в старых моряцких байках эта чудесная традиция казалась куда более значимой и торжественной. Так проштрафившийся матрос признаёт вину и отдаёт решение о своей судьбе в руки командира или старшего офицера. Или просто старшего в роду, если семья не имеет своего корабля и своего морского дела.
— Рэта сказала, это ты вывел её из замка. — Нарушил тишину Шеддерик, не торопясь поднимать саблю. Поднять — значит тоже признать, что вина существует, что она стоит жизни, и любое наказание будет справедливым. Но, во-первых Шеддерик не во всём ещё разобрался, а во-вторых, мстить за человека, который этой мести больше не хочет… это опять-таки сродни тому самому фарсу.
— Она не может помнить. Каких демонов, Шедде? Ты сказал своё слово, я признал свою вину. Чего ты ещё от меня хочешь?
— Я хочу? Это ты ко мне пришёл. И это ты сказал слугам, что будешь драться, если тебя попробуют выставить отсюда. Ну вот, я здесь. Я тебя слушаю.
Ланнерик покачал головой:
— Мальканка пообещала, что не скажет тебе. Не знаю уж, чем я это заслужил, но она сама так решила. А теперь, выходит, передумала.
— Ерунда. Я узнал о тебе от адмирала. От Кленнерика та Нурена. Он назвал имена всех, кто там был. А рэта… она не хочет вспоминать те дни. И я её понимаю. Ну, так, что ты сделал такое, что через десять лет вдруг решил покаяться?
Ланне запрокинул голову и несколько мгновений смотрел в потолок, словно набираясь мужества для ответа. А может, счёл, что ответ очевиден. Шеддерик теперь только начал догадываться, что тот штурм поломал та Дирвила не меньше, чем рэту Итвену. Но если Темершане было, кого ненавидеть и кого винить, то несчастный Ланне винил и ненавидел только и исключительно самого себя. И, кажется, продолжает это делать…
Фарс? Ну да. Только теперь уже совсем не смешной.
— Я не вмешался. — Подтвердил Ланнерик эту догадку. — Там же была не только рэта Итвена. Мы же тогда не сразу и поняли, что она — дочь рэтшара. Там был мальчик лет восьми и женщины, служанки. Они просили пощады, просили их не убивать. Плакали… и… это не помогло.
— И ты считаешь, что смог бы остановить хмельных от победы, только что занявших крепость солдат?
— Я мог попытаться. Думаю, ты бы попытался.
— Никто не знает, — дёрнул щекой Шеддерик. — Меня там не было.
По лицу та Дирвила несложно было прочитать упрямое: «Зато я знаю!». Но Шедде, кажется, понял, почему Темершана передумала мстить. Может, просто почувствовала женским чутьём, а может и догадалась: он уже себя сам наказал, да так, что не сравнится никакая тюрьма.
— Дурак ты. — Шедде сам не понял, что сказал это вслух. Просто вдруг увидел вытянувшееся в удивлении лицо собеседника. И мгновенно вспыхнувший гнев. Гнев — это хорошо. Это куда лучше той собранной обречённости, с которой та Дирвил вошёл в кабинет. Шедде слишком хорошо был с ней знаком, чтобы не понимать, какое это опасное знакомство.
Покачал головой. Объяснять было бесполезно. «Прощать» — смешно.
Фарс продолжался.
— И, тем не менее, ты вывел её из замка.
— Да, вывел… вывез, на телеге с трупами. Вообще-то мне приказали её добить — а я не смог.
Шедде хотел приказать — «Заткнись!». Но передумал. Ланне же кажется, что его нужно презирать и ненавидеть. Он же вроде как «трус».
— Добивать нужно было, — вздохнул он, — сразу, как ты понял, к чему идёт дело. Избавил бы женщин от издевательств, а своих… товарищей… от необходимости скрывать подробности героического штурма даже от наместника.
Ланнерик потрясенно замолчал: такой вариант ему даже в голову не пришёл — ни тогда, ни сейчас.
— Ну что, — усмехнулся Шеддерик, — Теперь я — бездушное чудовище?
Но та Дирвил продолжал смотреть на него странно. Как будто только что увидел — впервые за много лет.
